Пир стервятников - Мартин Джордж Р.Р.

О чем бы он ни спрашивал, они все равно не отвечали, хотя Овсянка иногда смотрел так, что Давосу казалось, будто он вот-вот заговорит. С Угрем даже и этого не случалось. «Я для него не человек, – думал Давос, – я камень, который ест, гадит и разговаривает». Со временем он решил, что Овсянка ему куда больше по душе. Тот по крайней мере признавал, что Давос живой, и в этом проявлял своего рода доброту. Давос подозревал, что он и крыс подкармливает, потому их и расплодилось так много. Однажды ему послышалось, что тюремщик разговаривает с ними, как с детьми, – или, может быть, просто приснилось.

Одно было ясно: уморить его здесь не собираются. Им зачем-то нужно сохранить ему жизнь. Давосу не хотелось думать о том, что это может означать. Лорда Сангласса и сыновей сира Губарда Рамбтона тоже некоторое время держали в темнице, чтобы потом сжечь их на костре. Надо было уступить морю, думал Давос, глядя на факел за прутьями решетки. Или дать парусу пройти мимо и умереть на своей скале. Лучше бы меня пожрали крабы, чем огонь.

Однажды ночью, доедая свой ужин, он вдруг ощутил, как на него пахнуло жаром. Он посмотрел через решетку и увидел ее – в алом платье, с большим рубином на шее, с красными глазами, горящими столь же ярко, как освещающий ее факел.

– Мелисандра, – произнес он со спокойствием, которого не чувствовал.

– Луковый Рыцарь, – ответила она столь же спокойно, как будто они повстречались на лестнице или во дворе. – Как ваше здоровье?

– Лучше, чем прежде.

– Вы в чем-то нуждаетесь?

– Да. Мне нужны мой король и мой сын. – Он отставил миску и встал. – Вы пришли, чтобы сжечь меня?

Ее странные красные глаза разглядывали его сквозь прутья.

– Это плохое место, правда? Темное и скверное. Благое солнце и яркая луна не заглядывают сюда. Между вами и тьмой стоит только это, Луковый Рыцарь. – Она указала на факел. – Этот маленький огонь, этот дар Рглора. Может быть, мне его погасить?

– Нет. – Он подался к решетке. – Не надо. – Он просто не выдержит, если останется в полном мраке, в обществе одних только крыс.

Красная женщина искривила губы в улыбке.

– Я вижу, вы начинаете любить огонь.

– Мне нужен этот факел. – Давос сжал кулаки. Не станет он ее умолять. Не станет.

– Я тоже как этот факел, сир Давос. Мы оба с ним орудия Рглора и создана с единственной целью – разгонять тьму. Вы мне верите?

– Нет. – Пожалуй, надо было солгать и сказать ей то, что она хотела услышать, но Давос слишком привык говорить правду. – Вы сама порождаете тьму. Я видел это в подземелье Штормового Предела, когда вы разродились у меня на глазах.

– Неужто храбрый Луковый Рыцарь так испугался мимолетной тени? Позвольте приободрить вас. Тени рождаются только от света, а королевский огонь стал так слаб, что я не смею больше черпать из него, чтобы зачать еще одного сына. Это могло бы убить отца. – Мелисандра подошла поближе. – Возможно, с другим мужчиной… чье пламя пылает высоко и ярко… если вы взаправду хотите послужить делу своего короля, приходите ночью ко мне в спальню. Я доставила бы вам удовольствие, которого вы еще не знали, и зачала бы от вашего жизненного огня…

– …исчадие тьмы. – Давос попятился. – Я не желаю иметь никакого дела ни с вами, миледи, ни с вашим богом. Да сохранят меня Семеро.

– Гансера Сангласса они не сохранили, – вздохнула Мелисандра. – Он молился трижды на дню и носил на щите семь семиконечных звезд, но когда Рглор простер к нему руку, его молитвы превратились в вопли, и он сгорел. К чему цепляться за этих ложных богов?

– Я поклонялся им всю свою жизнь.

– Всю жизнь, Давос Сиворт? Почему бы не добавить «прошлую жизнь»? – Мелисандра с грустью покачала головой. – Вы не боялись говорить правду королям, отчего же вы лжете себе? Раскройте глаза, сир рыцарь.

– И что же я должен увидеть, когда их раскрою?

– То, как устроен мир. Истина повсюду, стоит только посмотреть. Ночь темна и полна ужасов, день ярок, прекрасен и полон надежд. Одна черна, другой бел. Есть лед и есть огонь, любовь и ненависть, горькое и сладкое, мужчина и женщина, боль и удовольствие, зима и лето, добро и зло. – Она сделала еще шаг в его сторону. – Жизнь и смерть. Повсюду противоположности, повсюду война.

– Война?

– Да. Сторон две, Луковый Рыцарь. Не семь, не одна, не сто и не тысяча. Две. Думаете, я проехала полмира для того, чтобы посадить какого-то тщеславного короля на пустой трон? Война идет от начала времен, и прежде чем она закончится, каждый человек должен выбрать одну из сторон. На одной стоит Рглор, Владыка Света, Огненное Сердце, Бог Пламени и Тени. Ему противостоит Великий Иной, чье имя запретно, Владыка Тьмы, Ледяная Душа, Бог Ночи и Ужаса. Мы должны выбирать не между Баратеоном и Ланнистером, Старком и Грейджоем, но между жизнью и смертью. Между тьмой и светом. – Она стиснула прутья его решетки тонкими белыми пальцами, и казалось, что рубин у нее на горле пульсирует собственным светом. – Скажите же правду, сир Давос Сиворт: горит ваше сердце огнем Рглора или в нем властвуют мрак, холод и черви? – Она протянула руку сквозь решетку и приложила к его груди, как бы нащупывая истину через слои плоти, кожи и шерстяной ткани.

– Мое сердце полно сомнений, – медленно ответил Давос.

– Ах, Давос, – вздохнула Мелисадра. – Хороший рыцарь честен во всем, даже и в свой черный день. Хорошо, что вы не стали мне лгать – я бы все равно узнала. Слуги Иного часто скрывают черные сердца за веселыми огнями, и поэтому Рглор дает своим жрецам силу видеть правду сквозь обман. – Мелисандра немного отошла от решетки. – Зачем вы хотели убить меня?

– Я вам скажу, если и вы скажете, кто меня выдал. – Это мог быть только Салладор Саан, но Давос и теперь молился, чтобы это оказалось неправдой.

Красная женщина рассмеялась.

– Никто вас не выдавал, Луковый Рыцарь. Я прочла ваши намерения в пламени. В пламени…

– Если вы способны видеть в пламени будущее, как получилось, что нас сожгли на Черноводной? Вы отдали огню моих сыновей… мои сыновья, мои люди, мой корабль, все сгорело…

– Вы несправедливы ко мне, Луковый Рыцарь. К тому огню я не имею отношения. Будь я с вами, битва завершилась бы по-другому. Но его величество был окружен неверующими, и гордость в нем пересилила веру. Он понес суровое наказание, однако извлек урок из своей ошибки.

«Выходит, мои сыновья послужили уроком для короля?» Рот Давоса сжался.

– Теперь в Ваших Семи Королевствах царит ночь, – продолжала красная женщина, – но вскоре солнце взойдет снова. Война продолжается, Давос Сиворт, и скоро кое-кто узнает, что даже тлеющий под пеплом уголь способен разжечь большой пожар. Старый мейстер видел в Станнисе только человека. Вы видите в нем короля, но оба вы не правы. Он избранник Владыки, воин огня. Я видела в пламени, что он возглавит битву с тьмой. Пламя не лжет, иначе вас бы не было здесь. В пророчестве сказано: когда воссияет красная звезда и опустится тьма, Азор Ахаи возродится вновь среди дыма и соли и пробудит драконов из камня. Красная звезда пришла и ушла, а место дыма и соли – это Драконий Камень. Станнис Баратеон – вот возрожденный Азор Ахаи! – Ее красные глаза пылали как два костра и смотрели в самую душу. – Вы мне не верите. Вы сомневаетесь в истине Рглора даже теперь… однако ж уже послужили ему и послужите снова. Я оставлю вас, чтобы вы обдумали все, что я сказала. А поскольку Рглор – источник добра, я оставлю вам и факел.

Она улыбнулась, взметнула алыми юбками и ушла, оставив за собой только свой запах – и факел. Давос уселся на пол, обхватив руками колени, омываемый дрожащим светом. Шаги Мелисандры затихли, и слышно было только, как скребутся крысы. Лед и огонь. Черное и белое. Тьма и свет. Давос не мог отрицать власти ее бога. Он видел тень, вылезшую из чрева Мелисанды, притом жрица знала то, что знать никак не могла. Она прочла его намерения в пламени… Утешительно узнать, что Салла его не продавал, но то, что красная женщина способна читать его секреты в пламени, тревожило Давоса сверх всякой меры. И что она подразумевала, сказав, что он уже послужил ее богу и послужит еще? Это Давосу тоже очень не нравилось.