Красно Солнышко - Александр Авраменко

Грянули сухо доски сходней о пристани, сбегают с них воины в доспехах сияющих. Все как на подбор, по тридцать три на каждом корабле невиданном. Строятся в ряды. Сошли, дозорных да охрану выставили, кликнули смотрителей, повелели забирать лодьи набойные, что Святовидовы служители три года назад им дали в пользование, да потребовали телегу под казну, дабы злато-серебро в храм отвезти, оплатить службу тех кораблей. Смотрители дивятся – не видали они никогда таких лодий, на которых пришли в град дружинники. Вроде бы и две лодьи, а на деле – одна. И величины незнаемой доселе. Осели неглубоко, но то им нестрашно, поскольку палуба их на двух сразу корпусах раскинута, словно треножник. Куда ни толкни – всюду опора.

Чу, топот конский слышен. На белых конях, в развевающихся плащах, опять же белых, в доспехах начищенных скачут воины дружины Святовидова дома. Сто из трёх сотен. Избоченившись, носы задравши кверху, бахвалясь конями горячими, уперев копья в небо.

– Кто такие, что посмели на пристани храмовые пристать?

Крут вперёд шагнул, извлёк знак тайный. Показал, но старший среди воинов скривился, сплюнул:

– Тьфу на него. Не значит он больше ничего. Убирайтесь! В хлебе и воде вам отказано. Неча место занимать задаром!

Напряглись за спиной воеводы воины, почуял он движение, когда те мгновенно стену боевую выставили, упёрли щиты ростовые, копьями ежа выстроили. Подались от неожиданности храмовые воины – не ожидали они такого. Думали, склонятся перед ними покорно приезжие, поскольку они служат жрецам, да не тут-то было. А позади воинов уже и требучеты скрипят, натягивают противовесы, чтобы смести единым залпом наглецов-охальников, долг свой истинный позабывших. Рассвирепел Крут, уже готов был команду подать, и похоронили бы храмовую сотню тут же. Да вовремя вспомнил, что ему Святовид говорил: не поднимай меч на брата. Обернулся:

– Мы здесь не для боя. Надо своё дело делать. А они – в своём праве. Не хотят, чтобы мы здесь стояли, на торговой пристани остановимся. На лодьи!

И открыли рты от изумления храмовники – не видали подобной выучки здесь уж давно! Чётко, одновременно рассыпался строй боевой. Дружно взбежали воины на лодьи. Не успели до десяти сосчитать, как уже отданы привязи, ползут паруса на мачты дружно, ветерком подгоняемые отходят невиданные лодьи от пристаней храмовых, чётко, умело совершают манёвры положенные, идут быстро, уверенно…

Тут к сотнику старший служитель пристани храмовой подошёл, взглянул на того строго и зло:

– А куда мне теперь телеги гнать, мил человек?

– Какие телеги, тиун? О чём речь ведёшь?

– Так они злато привезли. За лодьи. И треть Святовидову от добычи. Мне показали – на четыре телеги полных будет. Я и пригнал. И храм оповестил о доле великой. А ты их прогнал, не дал мне получить то, что положено. Что делать-то будем? Где искать станем?

И обмер сотник: четырех телег, полных злата, храм лишился по его дурости! Не простят ему такого! Прощай, белый свет…

…На торговые причалы заходили лихо. Не снижая скорости до самого последнего момента. Пристраивались к свободному месту, бросали канаты причальные. Высаживали сразу охрану и воинов, что в град пойдут за товаром заказанным. На той стороне бухты, где были места, принадлежащие храму, между тем началась какая-то суета. Хорошо было видно, как заметались по берегу белые точки всадников. А к Круту уже спешил старший торговых пристаней, кланяясь уже издали. Человек сразу понял, что не простые гости к нему пожаловали. Да и знал он, знак на парусах кому принадлежит, потому и вёл себя с почтением:

– Лёгок ли путь был ваш, гости дорогие?

– Спасибо тебе на добром слове, мил человек. Не окажешь ли приют-ласку на три дня и две ночи?

– Со всем удовольствием нашим! Нужно ли чего гостям дорогим? Чем торг вести думаете?

Крут чуть усмехнулся – почуял наживу человек. Впрочем, душа у него чистая. Радуется прибыли, но дела честно ведёт. Не испортился ещё. Это хорошо!

– А нужно нам, хозяин, многое: вода свежая да пища. Припасы на дорогу обратную, опять же, нам и нашим людям. Здесь же – коней добрых да телеги крепкие. Коней – верховых для дружинников и рабочих, телеги таскать.

– А много ли?

– Сотню найдёшь?

Побледнел чуть смотритель, но ответил твёрдо:

– Найду, воин! А чем платить будешь?

Крут в ответ:

– Чем пожелаешь. Есть шкуры драгоценные, есть и зуб зверя морского. А коли хочешь, златом чистым отсыплю, сколь скажешь.

Стоят друг против друга, улыбаются. Потом рукопожатием договор скрепили. А тут и вновь топот конский, появился давешний сотник, сам ликом цвету коня не уступит, такой белый как мел. Запыхавшийся, ибо гнал своего коня без пощады. Еле молвил:

– Можете вернуться на прежнее место. Храм примет вас…

Крут отвернулся от него. Ни слова не сказал. Зашагал к своему двулоднику. Соскочил тут сотник с жеребца своего, бросился за ним. Забежал вперёд, кланяется, молит:

– Прости вину неразумному! Вернись, богом прошу!

Остановился воевода на мгновение, глянул так, что у храмового служки мороз по спине пробежал:

– Каким богом просишь?

– Святовидовым именем прошу!

Усмехнулся Крут, шагнул мимо, словно пусто перед ним, нет никого.

– Перун наш бог. И сын его, Маниту. А тебе впредь наука будет. Изыди! Не видать храму ни треб, ни платы за пристани. Отдадим мы злато-серебро лучше на то, чтобы людей наших из рабства выкупить. Проваливай, пёс смердячий. – Обошёл храмовника стороной, словно кал он свиной, омерзительный и вонючий.

Взошёл на лодью, велел готовиться к выгрузке. Не стал смотреть, как поплёлся прочь опозоренный сотник, ибо уже мёртв был тот. Ведь и требы невиданной доселе лишился храм из-за его наглости. Думал показать сотник, кто хозяин в граде, да вот…

Ждать пришлось недолго. Не успели ещё сесть за чарку, дабы приход в град отпраздновать, пыль столбом – гонят коней резвых, катят телеги прочные. Бегут артели люда охочего товары помогать выгружать. Крут за себя помощника оставил, сам к коням подошёл, выбрал себе по душе жеребца в яблоках серого, оседлал сбруей крепкой, изукрашенной, из Славгорода прихваченной для такого дела, приказ отдал и дружинникам – те тоже лошадей поразобрали, седлают. Ни суеты лишней, ни споров – ещё дома решено было, кто что делать будет, да на учениях в озере Великом не раз отработано. Так что дивятся со стороны местные и приезжие на выучку невиданную. Раз – и выстроились ратники в боевой порядок, два – тронулись в Аркону по дороге, в гору ведущую. Едут, а люди изумляются – давно не было таких гостей в граде. Чувствуется что-то другое среди них, нездешнее. Далёкое. Сила неведомая, могучая. Есть над чем подумать. Кое-кто знакомцев увидел и глазам своим не поверил поначалу – как же изменились бывшие закупы да холопы! Пропала грусть-тоска из глаз, распрямились плечи согбенные, появилась уверенность, гордо поднялась голова. Развеваются за спинами плащи чёрные у всех с синим знаком Громовника, символа воинов. А в середине строя – четыре телеги, гружённые сундуками коваными. И вес тот, сразу видно, немалый. Ибо кони тяжело идут, а брёвна, коими улица вымощена, трещат под коваными ободьями.