Тропою волка - Михаил Голденков

— Вот, — женщина протянула Михалу кварту, — это эль. Наш домашний. Он здорово помогает с похмелья.

Михал понял, что спрашивать, кто эта женщина — сверх меры неприлично. Он взял кружку и осушил ее, ибо в самом деле жутко хотел пить… Вернул кружку.

— Дзякуй, пани.

«А может, это служанка? Не похожа. Служанки в таких халатиках не разгуливают».

Михал почувствовал, как ему стало значительно лучше. Добрый эль! Он еще раз взглянул на женщину. Та, улыбаясь, не стесняясь, словно его сестра, стояла около кровати, умиленно взирая на Несвижского князя своими глазищами. Правда, красавицей женщину трудно было назвать. Лет ей было двадцать пять — двадцать шесть, не меньше. Она поставила пустую кварту на столик у кровати, скинула свой газовый халат… На Михала смотрели два карих соска ее больших грудей. Голые покатые бедра, черный треугольник ее лона — прямо напротив глаз молодого князя. Дыхание Михала замерло. Парень ничего не успел сказать, как женщина оказалась рядом с ним, в кровати, поглаживая его грудь своей теплой ладонью. Михал понял, что начинает заводиться и… вспоминать… Да, кажется, вчера вечером он познакомился с этой паненкой, но… как же ее зовут? Неужели они успели переспать, если эта ужасно соблазнительная особа ведет себя столь фривольно с ним?!

— Может, не надо, — пролепетал Михал, чувствуя, что ужасно хочет эту незнакомку, но по всем правилам должен хотя бы узнать, как ее зовут.

— Пани… а вдруг, пани, кто зайдет?

— А кто может зайти? — она улыбнулась, целуя ему грудь. — Разве что Ян. Но он ничего не будет иметь против. Он тоже счастлив за нас.

«Ян… — размышлял Михал. — Какой, к чертям, Ян? Замойский или Собесский? Ага! От Замойского мы вчера уехали! Так, значит… значит, это сестра Яна Собесского Катажина? Боже! Только не она!»

— А… а почему он будет не против? — спросил Михал, лишь бы что-нибудь спросить.

— Ну, — улыбнулась таинственная незнакомка, — мы же жених и невеста, так?

«Невеста?! Неужели я сделал ей предложение? Или она просто шутит? Матка Боска! Какой бред! Я, верно, сплю…»

Ласковые и ловкие руки ласкали Михала, женщина возбудилась не на шутку.

— Я так долго этого ждала! — простонала она, и Михал ничего более не мог сделать. Все… Катажина быстро перебралась на него, и вот уже ее синие глазищи, подернутые легким туманом, мелькают вверх-вниз перед его глазами. Михал даже не сразу понял, что занимается любовью с ней! «Что же я ей сказал? — лихорадочно соображал молодой князь, пока из уст Катажины с нарастанием вырывались стоны. — Неужели сделал предложение? Но как такое можно забыть? А! Плевать! Боже, хорошо-то как!» Страсть и стоны Катажины полностью заглушили его мысли…

Глава 25 Расплата Никона

Поляки продолжали водить за нос царя, обещая ему невозможное — трон в Польше. 25-го июля 1658 года хитрые ляхи подтвердили элекцию Алексея Михайловича на польский престол, но уже на следующий день против выступило католическое духовенство Польши, чего и следовало ожидать. Тринадцать епископов и папский легат вновь вроде бы дали согласие на коронацию Алексея Михайловича, но так, что тот уж никак бы не согласился на польские условия: «Только после принятия римской веры!» Комедийный мир закончился, фарс по воцарению московского государя на польском троне тоже. Царь вернулся к войне с Речью Посполитой.

Разношерстное воинство короля Ракоши хозяйничало в Бресте. Казаки уже не помышляли о битвах, но собирали богатую добычу. В Русь из Бреста отправился обоз с награбленным. Венгры, немцы, казаки и румыны в армии Ракоши постоянно ссорились и дрались. Дисциплина падала, а Сапега с восемью тысячами солдат бездействовал. Он ждал помощи от «союзного» московского царя, «будущего польского короля» без короны и надежд.

— Только бы царь прислал ратных людей, и тогда я отобью Брест! — говорил всем своим офицерам Сапега. Но царь и не думал помогать какому-то гетману, с которым не договорился в 1654 году. А вскоре и перестал быть союзником. От короля же Сапега получил приказ ударить по основным силам Ракоши с тыла. Тем временем в Бресте оставался гарнизон всего лишь из шести сотен солдат трансильванского войска. Сапега велел Михалу собрать добровольцев из местного населения и отбить город.

— Только не торопись и не рискуй, — отечески советовал Сапега Михалу, который из приятных обьятий неожиданной, но уже любимой невесты вновь очутился в холодных обья-тиях войны, — пусть твои люди пешими подберутся как можно тише, чтобы и пера никто не уронил, к стенам и внезапно атакуют.

Михал лишь скрипнул зубами. Опять ему досталось подчищать огрехи Сапеги. Но делать нечего. Настроение князя все равно было хорошим. Он ждал свадьбы с Катажиной: на 7 августа запланировали венчание в Старой Веске, а через неделю после — свадьбу во Львове. Шок от неожиданного знакомства с сестрой Собесского быстро прошел и уступил место влюбленности. Теперь Михал только и мечтал, как бы вновь вернуться к Катажине, ощутить ее поцелуи, упасть в ее жаркйе объятия…

Михал быстро набрал рать из жителей Брестского воеводства и так же быстро захватил город, который, похоже, никто из захватчиков не горел желанием оборонять. Гарнизон сдался по первому же требованию. Брест был свободен! От Сапеги пришло поздравление, как от себя лично, так и от Речи Посполитой. Но уже второе письмо Сапеги резко отличалось от первого. Ян Павел Сапега выражал уже не радость, а… недовольство слишком поспешным приемом от врага Брестской фортеции и позволением уйти из города гарнизону вместе с комендантом.

— Ну, не с ума ли сошел старый пень! — кричал Михал, разрывая в клочки лист. — Похоже, у него совсем мозги перестали работать! И какого черта он не в Литве воюет за свободу своей страны, а черт знает куда поперся! В Трансильванию он идет!

Возмущенный до предела Михал так и ответил гетману: «Я отказываюсь понимать вас, пан гетман! Почему вы сами не штурмовали Брест? Мне надоели ваши идиотские приказы, пан гетман! Идите к чертям собачьим и больше мне ничего не приказывайте. Я вам не подчиняюсь! Я ухожу в коронное войско в подчинение напрямую королю Яну Казимиру, а скоро буду настаивать, чтобы у нас был новый гетман!

Такого, как вы, гетмана Княжеству не надо!» Михал был уверен, что иной человек вызвал бы его за такие грубости на дуэль, но только не Сапега. Ян Павел Сапега, прочитав письмо, испугался не на шутку. Он понял, что переборщил.

— Я пропал! — обхватывал свою седую голову Сапега. — Что я наделал! Поругаться с Радзивилл ом мог только идиот!

Ракоши, терпя один удар за другим от Чарнецкого и Потоцкого, уже 23-го июля, сидя под волынским Межибожем, окруженный польско-литвинскими войсками, писал лист с покаянием. Он сдавался и отказывался от всех своих былых претензий на земли Литвы, обещался выплатить контрибуцию в размере миллиона злотых. Еще двадцать тысяч король Трансильвании выплатил за свою личную свободу. Зубы вампира нарвались-таки на острый осиновый кол!