Место под солнцем - Полина Дашкова

— Одну минуту, Жанна Яковлевна, я не понял, какой лифчик?

— Чужой! Эта женщина бывала в доме и ненавидит Катю. Ну ладно, в августе Катя была на гастролях, и Глеб приводил свою бабу. А потом, после убийства? Откуда взялся ее лифчик в кармане его халата, спрашивается?

Кузьменко вспомнил, как Иветта Тихоновна Гуськова жаловалась на рассеянность внучки и сообщила ему интимную подробность про потерянный лифчик. Ольга перерыла весь дом. А предмет ее туалета, оказывается, был в кармане халата Глеба Калашникова. Все эти пикантные подробности вполне объяснимы, однако говорливая Жанна права: каким образом сей предмет попал в чужой дом, в чужой карман уже потом, после убийства?

— Она точно хотела Катиной смерти, и я совершенно не удивлюсь, если окажется, что именно она стреляла, но не в Глеба, а в Катю. — У Жанны был очень высокий голос, она тараторила так быстро, что у Кузьменко звенело в ушах.

— Подождите, а почему Екатерина Филипповна решила, будто бомжиха «театральная»? Она как-то объяснила свою догадку? — спросил он, закуривая.

— Очень правильно объяснила. Она сказала, что настоящая уличная попрошайка не отказалась бы от денег. И еще — от нее не воняло, от той бомжихи. Ну, понимаете, она выглядела так, словно только что вылезла из помойки, совершенно пьяная к тому же. Но при этом не было вони. И перегаром не пахло. Я тоже заметила. Но, знаете, я все не дойду до главного! Теперь ведь точно известно, кто звонил. Ее зовут Светлана Петрова. Катя сначала догадалась, вычислила, но не была уверена. А потом ее мама пришла на поминки… Я, кстати, не знаю, появилась она или нет, эта Светлана. Она пропала в субботу. Катя даже ездила в воскресенье ее искать — она на рынке «Динамо» торгует. И представляете, она стала Катю шантажировать, сказала, что, мол, звонила по чьей-то просьбе, и за три тысячи долларов готова сообщить — кто именно попросил. Назначила встречу и не пришла. Но она. Света Петрова, никогда не была любовницей Глеба, у него был роман с другой женщиной, ее звали Ольга, она училась в одном классе с Маргошей, с Маргаритой Крестовской. А последний разговор, там, где эта хулиганка начала свой шантаж, Катя догадалась записать на пленку. Вы знаете, я так беспокоюсь за нее. Не потому, что мне нравится у нее работать и она мне хорошо платит, хотя и поэтому тоже. Просто у нас с ней уже давно родственные отношения, она мне как сестра… Просидев у Гриневич еще полчаса, выслушав все подробности про спившуюся парикмахершу Эллу Анатольевну Петрову и ее дочь Светлану, выпив чаю с вишневым вареньем, майор отправился в управление. А еще через полчаса он узнал, что Петрова Светлана Геннадьевна 1965 года рождения была найдена убитой на пустыре в Конькове.

* * *

Артем Сиволап явился через пятнадцать минут после того, как разгневанные родственники покинули квартиру.

— Вы привезли оператора Корнеева? — спросила Катя в трубку домофона.

— Да, конечно. Корнеев со мной.

Катя нажала кнопку, они поднялись в квартиру.

— Артем, — обратилась она к Сиволапу, — у меня к вам просьба. Пожалуйста, подождите минут десять. Мне надо поговорить… — Она вопросительно взглянула на оператора.

— Игорь, — представился тот.

— Мне надо поговорить с Игорем наедине. А потом я отвечу на все ваши вопросы.

Сиволап был удивлен, обиженно фыркнул, но согласился подождать в другой комнате.

— Ваш коллега — человек непредсказуемый, он зарабатывает деньги на скандалах и может переврать любые мои слова, — начала Катя, когда они остались вдвоем с оператором, — поэтому я решила поговорить с вами. Когда вы были здесь в воскресенье, вы снимали бомжа Бориску. Я знаю, что он мог видеть убийцу моего мужа, но побеседовать с ним не успела. Он умер, отравился этиловым спиртом. Как-то очень уж вовремя умер… Игорь уже знал о смерти бомжа. Конечно, дело обычное, и все-таки действительно странно… — Нет, — покачал он головой, — бомж не рассказал нам ничего. Он только начал, но слишком долго раскачивался, утопал в ненужных подробностях, требовал деньги вперед. А тут еще кончилась кассета, сел аккумулятор. В общем, не получилось.

— Странное ощущение, — сказала она задумчиво, — все постоянно ускользает из рук. Ничего не получается ни у меня, ни у других.

— Но ведь уже арестовали ту женщину, вроде бы все ясно, — пожал плечами Игорь.

— Я сомневаюсь, что убила она, — быстро произнесла Катя.

— Вы сомневаетесь? — удивился Игорь. — Но все доказано, я, конечно, не настолько в курсе этого дела, но слышал, у следствия никаких сомнений.

— А у меня есть сомнения.

— Это странно, — пожал плечами Корнеев, — знаете, Екатерина Филипповна, я могу рассказать вам кое-что. Думаю, вам это будет интересно. Моя мама работает медсестрой в Институте Ганнушкина. Именно туда попала бабушка Ольги Гуськовой, когда ее арестовали. Вы, вероятно знаете, там главная улика — пистолет. Так вот, старушка вспомнила, что накануне к ним в дом приходил молодой человек, который мог взять пистолет. Я связался со знакомым из пресс-центра МВД, оперативник уже поговорил со старушкой. Не знаю, что это даст, у бабушки старческий маразм, она вовсе не свидетель, и все-таки… — Значит, молодой человек, — задумчиво произнесла Катя, — а можно подробней?

— Попробую, — кивнул Игорь, — только не получился бы у нас испорченный телефон. Моя мама изложила мне то, что ей рассказала старушка, теперь я буду пересказывать вам. Наверняка оперативник получил более точную информацию, он говорил непосредственно с бабушкой.

— Ну, со мной-то он вряд ли станет делиться этой точной информацией, — улыбнулась Катя, — он ведь уверен, это не мое дело. Возможно, он прав. Однако вы все-таки расскажите.

Игорь рассказал все, что помнил, — про пистолет офицера-пограничника, погибшего в Афганистане, про черную кожаную кепку и про гуманитарную помощь. Он еще раз убедился, как все это странно и не похоже на правду. Нет, старушка вряд ли врала, а вот молодой человек был какой-то ненастоящий.

— Однако он должен был заранее знать, что в доме есть пистолет и где именно он лежит, — заметила Катя.

На пороге возник Сиволап, который явно потерял терпение:

— Ну мы работаем или как? — обратился он к Корнееву.

— Какие вопросы вы хотели мне задать, Артем? — мягко улыбнулась Катя.

— Так давайте уж сразу перед камерой! — засуетился Сиволап.

— Хорошо, — со странной легкостью согласилась она, — давайте перед камерой.

Самым светлым местом в квартире была комната для занятий балетом.

— Вот, отлично! На фоне балетного станка! — обрадовался Артем. — Екатерина Филипповна, наша программа выражает вам свое искреннее соболезнование, — затараторил он, когда Игорь включил камеру. — Что вы думаете по поводу убийства вашего мужа?

— Соболезнования вашей программы мне совершенно не нужны, — сказала Катя, глядя в камеру с улыбкой, — я терпеть не могу вашу программу, считаю ее хамской и глубоко безнравственной. А по поводу убийства моего мужа я ничего не думаю. Для меня это большое горе.

— Насколько неожиданной для вас стала новость о том, что вашего мужа убила его любовница? — продолжил Сиволап, ничуть не смутившись.

— А разве у моего мужа была любовница? — Катя удивленно вскинула брови. — Очень интересно. Наверное, вы лучше меня знаете подробности? Это ведь ваша работа — рыться в чужом грязном белье.

Довольно скоро стало ясно, что в эфир это пускать нельзя. Орлова откровенно издевалась над корреспондентом. Такого с Сиволапом еще не было. От него убегали, на него орали, и даже били, и даже подавали в суд. Но чтобы человек согласился дать интервью, а потом перед камерой с любезной улыбкой говорил гадости в адрес программы и Артема лично — такого еще не случалось.

* * *

В районном отделении в Конькове майору с Петровки с чистой душой передали все документы по трупу, обнаруженному на пустыре.

«Вряд ли она сама пошла бы ночью на пустырь. Зачем ей? — думал Кузьменко, просматривая протоколы и заключения экспертов, составленные, мягко говоря, халтурно. — Зачем молодой женщине идти ночью на заброшенный пустырь? Однако ее туда могли привезти на машине. Живую или уже мертвую. Человек на машине вряд ли позарился бы на те дешевые украшения и мелкие деньги, которые были при убитой. Конечно, у нее могли быть и большие деньги. Предположим, доллары. Она попросила у матери десять тысяч на всякий случай, чтобы не менять доллары. Но и тогда вряд ли человек, убивший ее ради большой суммы, прихватил бы дешевые сережки и десять тысяч. Шальной алкаш, наркоман утащил бы все — пачку сигарет „Магна“, в которой осталось четыре штуки, одноразовую зажигалку. Разве что на бумажку от шоколадки не позарился бы. Но, вероятно, он просто взял бы всю сумку. Что-то здесь не то…»

Иван нашел наконец определение тому смутному, неприятному чувству, которое не покидало его все эти дни: инсценировка.