Слепой. Один в темноте - Андрей Воронин

– Пошарю, – пообещал тот. – Но существует еще один нюанс. Средние данные – они средние и есть. А если он, скажем, с двенадцати лет запоем хлестал денатурат, его сейчас не то что компьютер – мать родная не узнает.

– Если он с двенадцати лет хлестал денатурат, его давно нет в живых, – не удержался от замечания Кривошеин. – Короче, заканчивай с этой фотографией, печатай копии, а потом бросай все и ищи мне эту свою программку. Срочно, Сережа!

Из кабинета системного менеджера он чуть ли не бегом направился к Вронскому. Тут его ждало разочарование: фотографии племянника у Александра Леонидовича не было. Ни одной. Ну, естественно! Он давным-давно спалил в камине на даче, которой владел до того, как построил дворец на Рублевке, все, что хоть как-то напоминало о семье Тороповых. Даже договор купли-продажи их квартиры на Кутузовском, наверное, спалил, не говоря уже о том завещании, которое когда-то состряпал для него покойный Марк Фарино.

Разговаривать на эту тему Вронскому тоже явно не хотелось, но Дмитрий Иванович заставил его напрячь память, указав на то, что от искомой фотографии может напрямую зависеть его, Александра Леонидовича Вронского, драгоценная жизнь. Это, конечно, было преувеличение, но очень большое.

Вронский честно напрягся, но это не помогло. Нельзя вспомнить то, чего никогда не знал, и невозможно найти то, чего не существует в природе – так, примерно, прозвучал его окончательный ответ на настойчивые наводящие вопросы Дмитрия Ивановича.

А потом, когда Кривошеин уже собрался уходить (с трудом сдерживая острое желание перед уходом демонстративно сплюнуть под ноги), господина олигарха вдруг осенило: он вспомнил, что буквально за неделю до побега племянника в классе собирали деньги на коллективное фото по случаю окончания начальной школы, и он честно выдал Валерке требуемую сумму. И вроде бы даже слышал потом рассказ о каком-то смешном казусе, случившемся во время фотографирования – смешном, разумеется, с точки зрения десятилетнего пацана. То ли ширинка там у кого-то расстегнулась, то ли пиджак оказался застегнут не на ту пуговицу, и училка, разумеется, изрекла по этому поводу что-то такое, показавшееся сборищу малолеток просто уморительно остроумным и нуждавшееся в пересказе взрослым, дабы и те смогли насладиться этим перлом… Словом, это было не важно; важно, что сам процесс фотографирования имел место, и Валерка Торопов принимал в нем участие. Это означало, что где-то на планете должно существовать не менее двух десятков экземпляров фотографии, в которой так остро нуждался Дмитрий Иванович.

Подумав с минуту, Кривошеин отыскал самый простой и верный путь к одному из упомянутых экземпляров. Вронский, хоть и с некоторым скрипом, припомнил, в какой именно школе учились его племянники. Он сумел вспомнить даже то, что Валерка ходил в «А» класс, что существенно облегчало Дмитрию Ивановичу задачу, поскольку избавляло от необходимости задавать лишние вопросы, говорить с лишними людьми и поднимать архивные материалы, которых, вероятнее всего, просто не существовало в природе.

По окончании разговора с Вронским он немедленно направился в поименованную школу и уже через сорок минут беседовал с завучем начальных классов. Эта дама, как выяснилось, работала в школе всего пятый год и никакого Валерия Торопова, естественно, не помнила. Кто вел третий «А» в девяносто первом, она тоже не знала, но высказала предположение, что это может знать и, может быть, даже помнить старейшая учительница начальных классов, давно перевалившая рубеж пенсионного возраста, но до сих пор остающаяся в строю Галина Ивановна Волкова. Более того, завуч высказала предположение, что Галина Ивановна может быть искомым классным руководителем того самого третьего «А», ибо, сколько она, завуч, себя помнит, «А» классы, традиционно комплектуемые детьми самых богатых, влиятельных, уважаемых и интеллигентных родителей, неизменно вверялись ей. К сожалению, добавила она, в данный момент Галины Ивановны в школе нет – занятия у нее закончились, и она отправилась домой.

В самое последнее мгновение что-то удержало Дмитрия Ивановича от того, чтобы спросить у завуча домашний адрес пожилой учительницы. Вместо этого он уточнил, когда ее можно застать в школе, пообещал зайти на днях и откланялся.

Адрес он в два счета раздобыл по своим каналам. Зная фамилию, имя, отчество, примерный возраст и место работы человека, сделать это не так уж трудно даже тому, кто никогда не служил во внешней разведке и не возглавлял службу безопасности крупного холдинга. К тому же, было нетрудно догадаться, что за столько лет человеку с безупречным послужным списком было бы нетрудно подыскать другое место работы, если прежнее располагалось далеко от дома. Работающая пенсионерка Волкова должна была проживать где-то неподалеку от школы, каковое предположение блестяще подтвердилось: Галина Ивановна, как выяснилось, обитала в старом, еще сталинской постройки доме неподалеку от Белорусского вокзала – то есть в двадцати минутах неторопливой ходьбы от школы.

Вскоре Кривошеин уже звонил в дверь нужной квартиры. Дверь была добротная, металлическая – не из дорогих, но достаточно надежная, чтобы уберечь жилище одинокой старухи от случайных посягательств какого-нибудь гопника-гастролера. Глазок в этой двери тоже имелся: возможно, Галина Ивановна в него и посмотрела, но дверь открыла без вопросов, как будто стоявший на лестничной площадке абсолютно незнакомый ей Дмитрий Иванович Кривошеин был человеком, которого она нетерпеливо ждала с самого утра, а может быть, и всю жизнь.

Мысли людей, независимо друг от друга ищущих самый короткий и экономичный путь к решению одной и той же не особенно сложной проблемы, частенько движутся по одному руслу. Дмитрий Иванович, сам того не подозревая, блестяще это доказал, представившись сотрудником телевизионной программы «Жди меня». Личность хозяйки просто провоцировала на такое заявление, поскольку эта одинокая пожилая тетка, несомненно, каждый божий понедельник проводила перед телевизором волнующий час, утирая кружевным платочком набегающую слезу.

Вопреки уверенности Дмитрия Ивановича, после этого заявления на покрытом толстенным слоем штукатурки лице Волковой вместо ожидаемого восторга отобразились удивление и настороженность. Будучи недурным психологом и физиономистом, он мгновенно понял, что влип в ситуацию, из которой теперь придется как-то выпутываться, но Галина Ивановна сама пришла ему на выручку, спросив:

– А что случилось? Ведь я уже рассказала вашему человеку все, что знала, и даже отдала фотографию Валеры. Так что при всем своем желании помочь вам чем-то еще я просто не могу…

– Нашему человеку? – переспросил Дмитрий Иванович. В отличие от пожилой хозяйки этой бедно, но аккуратно обставленной и чисто прибранной квартирки, ему было, что скрывать, и поэтому