Невыносимая шестерка Тристы - Пенелопа Дуглас

ее к себе. Сомневаюсь, что она не поддалась желанию во время Ночного прилива.

Чувствую себя в большей безопасности за закрытой дверью. Надеюсь, там не висит еще одна люстра, иначе я не смогу забыть, что нахожусь в доме одной из самых влиятельных семей Сент-Кармена.

Подняв голову, наблюдаю за ней. Но потом… Мне даже начинает нравиться, что я здесь. В доме одной из самых влиятельных семей Сент-Кармена.

Собираюсь трахнуть их дочь.

Я сдерживаю улыбку, мне нравится, что она внезапно начала нервничать, словно это наш первый раз.

Повернувшись, Клэй огибает стол и направляется к лестнице, я стараюсь запомнить ее тело, пока иду за ней. Когда мы поднимаемся на второй этаж, она поворачивает налево, и мы направляемся по коридору, по деревянным полам, украшенным белыми персидскими коврами и фотографиями на стенах в серебряных рамах. Два светловолосых ребенка строят замок из песка на пляже. Маленький мальчик сидит на плечах папы, а рядом Клэй с мамой болеют за команду на игре штата Флорида. Двое детей корчат рожи перед камерой под водой, в бассейне.

Клэй останавливается у первой двери справа, но я уже смотрю вперед, на первую дверь слева в нескольких футах дальше по коридору. Темно-синие деревянные буквы, образующие надпись «ГЕНРИ», висят на двери над жестяной табличкой, предупреждающей: «Геймер играет — не мешать, девчонкам вход запрещен (кроме мамы)».

Она открывает дверь, но я поворачиваю голову в сторону комнаты ее брата.

— Покажи мне.

Клэй смущенно переминается с ноги на ногу, но не двигается с места.

Я изучаю ее.

— Когда ты в последний раз заходила туда?

— Я не захожу туда.

Я знаю, что мне не следует давить на нее. То, что произошло с Клэй, является разрушительным и личным, но что-то подталкивает меня к комнате ее брата, потому что я хочу большего между нами.

— Нет, просто… — продолжает она, подходя, чтобы взять меня за руку. — В другой раз, хорошо? Не порти это. Не порти сегодняшний вечер.

— Ты была в комнате моего брата, — напоминаю я.

Я видела видео. Все его видели. Мэйкон был не так зол, как остальные мои братья, хотя бы потому, что Мэйкон не ищет драк с заносчивыми девочками-подростками, которые просто пытаются стать популярными.

— Открой дверь, Клэй.

То, что случилось с ее братом, очень сильно повлияло на нее. И, как оказалось, на меня тоже. Мне нужна эта часть Клэй.

Она открывает дверь, вероятно, потому что понимает, что я уйду, если она этого не сделает.

Я захожу внутрь, в комнате царит полумрак, но шторы раздвинуты, и лунный свет падает на пол. Я вхожу в комнату, не включая лампы и осторожно ступая, как будто слишком резкий шаг будет проявлением неуважения.

Его односпальная кровать застелена без единой морщинки на синем пододеяльнике, ковер бежевый, но все остальное соответствует покрывалу. Восемь синих стен с белой отделкой. Синие шторы. Книжные полки, плакаты, письменный стол с художественными принадлежностями, а также модели автомобилей и самолетов на полках. PS4 лежит на столе под плоским экраном на стене, а автомат с жвачкой стоит на его комоде, все еще наполовину заполненный. Рядом с ним расположена фотография его с друзьями или, может быть, двоюродными братьями, все они держат планету из папье-маше, которую они сделали в классе или в летнем лагере. Я наклоняюсь ближе, видя на нем ту же улыбку, которую иногда вижу на лице Клэй.

— Он выглядел так, словно когда-нибудь станет Дженсеном Эклзом, — с грустью в голосе произносит она.

Я оборачиваюсь и вижу, что Клэй все еще стоит в дверях, облокотившись о косяк.

— Он был милым ребенком, — отмечаю я.

— И со взрывным характером, — вздыхает она, но на ее лице играет улыбка, она убирает руки за спину. — Он рисовал пауков на туалетной бумаге и подменял мой йогурт на майонез.

Подхожу к окну, чтобы взглянуть на улицу.

— И чем ты такое заслужила? — дразнящим тоном спрашиваю я.

Словно он был зачинщиком. Хотя, если я правда знаю Клэй, он просто мстил ей.

— Возможно, я меняла помадку из «Орео» на зубную пасту, — говорит она.

Я ухмыляюсь.

В комнате безупречно чисто. Опрятно, стерильно, ни пылинки. Кто-то регулярно здесь убирается, и я предполагаю, что это единственная комната, к которой мама Клэй не позволяет прикасаться никому, кроме себя.

— Ты сильно любила его.

— Даже не осознавала насколько, — кивает она. — Он раздражал меня, и мы часто ссорились, но, когда он заболел, я едва могла вздохнуть, — я слышу слезы в ее голосе. — Несправедливо, что он должен был пройти через это. Я просто хотела, чтобы все закончилось.

В комнате нет и намека на его болезнь. Ни медицинского оборудования. Ни рецептов на лекарства. Я не знаю, умер он дома или в больнице, но готова поклясться, что все это время с ним была его семья.

Дыхание Клэй прерывается, и я вижу, как она пытается сдержать слезы. Я подхожу, беру ее лицо в свои руки.

— Почему ты так терпелива со мной? — шепчет она. — Так терпима? Я не заслужила такого отношения.

Я наклоняюсь, ее шелковистые волосы касаются тыльной стороны моих рук.

— Счастливые люди не зацикливаются на вещах, которые они ненавидят, — объясняю я. — Они двигаются дальше. Я знала, что есть какая-то причина, Клэй. — Я скольжу руками вниз по ее телу, обнимаю ее за талию и заглядываю ей в глаза. — Не имеет значения, сколько у нас денег или насколько стабильна наша семья. У любого могут быть проблемы.

Я никогда не думала, что у Клэй прекрасная жизнь только потому, что она богатая и красивая. Счастливые люди не ведут себя так, как она.

Она долгое время скрывала настоящую себя. Противилась мне.

— Почему ты наконец позволила этому произойти? — спрашиваю я, почти касаясь ее носа и пристально смотря на ее губы, к которым я так сильно хочу прикоснуться.

Она нежно целует меня.

— Потому что все эти четыре года, пока я не спала, я думала о тебе, — бормочет она. — Но даже во снах ты приходила ко мне.

Ее губы задерживаются на моей щеке, и теперь я знаю, что означает татуировка. Та, что на внутренней стороне ее пальца, и что она имела в виду в театре раньше, когда думала, что я ее не слышала. В пределах этого дюйма я свободна.

Это не просто дюйм, а частица, о которой говорила Валери из фильма «V» значит Вендетта. Есть часть нас, которую мы никогда не продадим, — частица, которую мы храним при себе, жаждем и крепко держим изо всех сил, потому что это единственное место внутри нас, где мы действительно живем.

Просто частица. Но она наша.

— Я хотела остаться с тобой наедине, касаться и вдыхать тебя, разговаривать с тобой каждой клеточкой своего тела, но не голосом, — говорит она.

Мои веки закрываются, и я понимаю. После стольких лет ее ужасного отношения ко мне, моя гордость ущемлена, потому что я должна послать ее к черту, но… Всегда было что-то еще. Как будто я знала, что рано или поздно мы окажемся здесь.

Она мягко прикусывает меня за челюсть, тепло и влага ее рта посылают покалывание вниз к моему животу по спирали.

— Ты слышишь это? — спрашивает Клэй. А затем целует то место, которое укусила. — А это?

Я киваю. Я слышу тебя.