Аку-аку - Тур Хейердал

— Тур Хейердал Кон-Тики Эль Сальвадор де Ниньос Атан. Патер Себастиан в отчаянии подергал себя за бороду и жалобно попросил придумать имя покороче.

Когда малыша подняли над купелью, довольный дед толкнул меня в бок.

— Погляди на волосы, — сказал он.

Волосы на голове крохи были огненно-рыжие.

Мальчугана окрестили Сальвадор Атан. Младшая ветвь на генеалогическом дереве «длинноухих», тринадцатое поколение после Оророины, уцелевшего в битве у рва Ико…

Когда наступила ночь и деревню окутал глухой мрак, в доме бургомистра задули свечу и в дверь незаметно выскользнули две фигуры. Наши люди, кто верхом, кто на джипе, давно отправились в Анакену. Лагерь спит, деревня спит, скоро полночь…

Джип вернулся из Анакены в деревню и стоял с выключенными фарами у калитки бургомистра. Рыжий отец моего крестника и дядя Атан сидели в джипе. Они потеснились и впустили в машину выскользнувшую из дома двойку. Тихо, не включая света, джип покатил мимо церкви к морю, затем вдоль побережья к лепрозорию.

Было условлено, что Эд (это мы с ним прятались до полуночи от непосвященных у бургомистра) вместе с рыжеволосым папашей останутся ждать в джипе, а я и Атан пройдем пешком последнюю часть пути до жилища аку-аку.

У стены с прогнившим перелазом, за которой среди блестящих банановых листьев стоял дом с привидениями, Атан остановился.

— Ты сперва входи один, — прошептал он. — Ты ведь главный брат. Постучись и скажи: «Хуан Колдун, вставай на счастье!»

Я одолел скрипучий перелаз и подошел к дому. Царила могильная тишина. Я поднял руку и осторожно постучал в старую дверь.

— Хуан Колдун, вставай на счастье! — отчетливо произнес я. Никакого ответа. Никаких признаков жизни в доме. Только огромные блестящие листья шелестели на ветру и тянулись к луне, будто пальцы. Вдали глухо шумел океан.

— Попробуй еще раз, — прошептал из-за ограды Атан. Я снова постучал и машинально повторил условную фразу. Мне ответил лишь ветер.

В чем дело? Новая ловушка? Очередное испытание? Видя мое колебание, Атан шепотом велел мне постучать опять — должно быть, они легли спать «на счастье». Неужели они и впрямь так крепко спят, хотя знали, что мы придем? Как бы не попасть впросак… Может быть, они стоят за дверью и ждут, чтобы мой аку-аку их увидел? Кстати, подозрительно громко что-то шуршит вон там, слева, где сгустилась тень от больших колышущихся листьев, которые не пропускают лунное серебро… Уж не спрятались ли они там за кустами, чтобы проверить зоркость моего аку-аку? Раз-другой мне послышалось, будто в доме кто-то ходит, однако никто не открывал. После шестой попытки я сдался и уже хотел отступить, но вдруг услышал за дверью шум и постучал в последний раз:

— Хуан Колдун, вставай на счастье!

Дверь медленно отворилась, вышла молодая женщина с коптилкой в руке. Я глянул через ее плечо: в комнате никого, пустые скамейки окружали столик, за которым мне вручали книгу ронго-ронго и «ключ» от пещеры.

Хозяйка объяснила, что мужчины ушли. Кажется, в пещеру. Вот оно что! И теперь, очевидно, ждут, что мой аку-аку приведет меня к пещере по их следам…

Меня выручил Атан, вызвавшись сходить в деревню и поискать Андреса. Хозяйка задула коптилку и села на освещенную луной скамью перед домом. Мне она предложила сесть рядом. Я встречал ее раньше, это была жена Хуана Хаоа, младшая сестра бургомистра. Невольно я отметил, что она очень хороша собой, лицо совсем не полинезийское, типичная арабско-семитская красавица. Тонкий нос с горбинкой, тонкие губы… Просто не верилось, что она дочь чистокровных пасхальцев, из настоящих длинноухих. Мы брали у нее кровь для исследования.

Жена Хуана была далеко не глупа, и мы разговорились. Времени для беседы оказалось достаточно: прошел и час, и два, а Атан все не возвращался. Сидя при луне, мы болтали о том, о сем, и мало-помалу я сумел кое-что выведать.

В частности, я узнал, что три приятеля решили поднести мне аку-аку из перьев — ведь в ту знаменательную ночь о них шла речь. А чтобы придать этому аку-аку надлежащую силу, они ходили к Таху-таху, и она, зарезав курицу, связала венец из перьев. Несколько часов назад, перед тем как лечь спать, моя собеседница сама видела этот венец на столе. Теперь он исчез, и она полагала, что они сидят с ним в пещере и ждут меня. Она не могла мне сказать, где находится пещера. Знала только, что муж, отправляясь ночью в тайник, обычно шел на север. Ей немало довелось слышать о пещерах и связанных с ними ритуалах, но сама она ни разу не видела подземного тайника.

Рассказ о венце из перьев был очень кстати: теперь, если три друга захотят подвергнуть меня новому испытанию, они не застигнут меня врасплох, скорее, я их удивлю.

Наконец, в три часа ночи Атан прибежал из деревни. Ему удалось найти Андреса и Хуана, вместе с Туму они сидели в доме сестры. Она совладелица тайника, и Туму потребовал, чтобы они получили ее согласие на передачу мне пещеры. А сестра пришла в ярость: почему-де не спросили до того, как отдали мне «ключ». Они се и так, и эдак успокаивали, сулили богатые подарки от меня, но она нив какую, грозит поднять шум, если они отдадут пещеру. Атана и слушать не захотела. Так что трое друзей сейчас в полном отчаянии, особенно Туму — он так старался найти приемлемое для всех решение. Они просят меня извинить их и подождать еще.

В четыре часа я пошел успокоить тех, кто ждал в машине. Мы решили, что пора уезжать, но только двинулись к деревне, как услышали стук копыт. В лунном свете за нами мчался во весь опор сам Хуан Колдун. Он скакал откуда-то с севера, и вид у него был возбужденный и усталый. Догнав нас, Хуан крикнул, чтобы мы поворачивали и следовали за ним.

Мы развернули джип и, не включая фар, поехали за Хуаном вдоль побережья, в сторону лепрозория. Только я подумал, что там могут услышать гул мотора, как наш проводник знаками показал нам, чтобы мы остановились и сошли возле огромных глыб застывшей лавы. Кругом простиралась чуть всхолмленная каменистая равнина.

Не успел я, сонный, продрогший, окоченевший, выбраться из джипа, вдруг из-за камней выскочили двое, одним прыжком очутились около меня и мгновенно надели мне на голову убор из развевающихся перьев. Хуан Колдун спешился, привязал коня к камню и в свою очередь живо надел себе наискось через плечо гирлянду из перьев, чтобы, как он объяснил, было видно, что я главный брат, а он рангом ниже. Потом он попросил меня идти за ним, и мы, сопровождаемые Эдом, Туму, Андресом и Атаном, предельно быстро зашагали по каменистой равнине. Рыжеволосый остался сторожить машину.

Сделанный Таху-таху венец был точной копией xa'y теке-теке; этот головной убор был широко распространен среди исконных обитателей Пасхи, и образцы его можно увидеть в некоторых музеях. Я чувствовал себя как-то нелепо с венцом, как будто впал в детство, когда мы ночью при луне играли в индейцев. Чувство нереальности происходящего ничуть не ослабло, когда я немного спустя сел на корточки и принялся уплетать гузки двух жареных кур. Потом мы отодвинули несколько камней посреди застывшего лавового потока, и вот уже я с венцом на голове ползу вниз по тесному ходу. Ход привел нас в обширный подземный тайник с низким волнистым сводом. Пол был застлан старым сеном. Направо от входа стоял маленький алтарь под камышовой скатертью, на котором покоилась мощная голова из камня с двумя черепами по бокам. Один череп — настоящий, человеческий; второй — каменный, с вытянутыми воронкой губами, которые загибались вверх и заканчивались круглым блюдечком. На это блюдечко — масляный светильник — смотрели сверху огромные глаза в глубоких глазницах. Напротив жуткого трио лежал еще один белый череп и изящный каменный пест с лицом в верхней части. Посередине пола под сеном и камышовой циновкой тоже было небольшое каменное возвышение. Хуан Колдун предложил мне сесть на циновку так, как некогда сидел его дед. Вдоль стен тянулся карниз с множеством затейливых фигур из мира реальности и мира фантазии. По обе стороны платформы, на которой я восседал, лежало что-то завернутое в желтую камышовую плетенку.