Кинжал и яд - Жюльетта Бенцони

— Госпожа герцогиня, вы не можете появиться в этом городе, ибо ваше присутствие вызвало бы самые дурные толки. Нормандия никогда не поднимет оружия против короля, и я буду вам чрезвычайно признателен, если вы немедленно покинете Руан.

— Сударь! — вскричал смертельно побледневший Марсийак. — Вы, кажется, забыли, что герцогиня находится у себя и ее муж герцог де Лонгвиль…

— Заточен в Венсенский замок! Сейчас я замещаю его, принц, и исполню свой долг до конца.

Спорить было бесполезно. Не удостоив нового губернатора даже кивком, раздосадованная Анна-Женевьева уселась в карету.

— Мы едем в Гавр! — крикнула она кучеру.

К несчастью, ворота Гавра также были заперты, и никто не соизволил открыть их. Между тем быстро темнело; пришлось остановиться на ночлег прямо в поле, устроив из карет походные спальни. В тот вечер любовники не обменялись и десятью словами. Лоб Франсуа прорезали глубокие морщины, и Анна-Женевьева, протянув ему руку для поцелуя, сказала только:

— Завтра нам повезет больше.

Однако на следующий день все повторилось. Понде-л'Арш и Лувьер не приняли мятежную герцогиню, а ведь она думала, что стоит ей только показаться, как вся провинция окажется у ее ног.

— Больше так метаться невозможно, — заявил Марсийак после пятидневных странствий. — Нам нужно принять решение. Полагаю, что здесь мы лишь теряем время, а между тем в другом месте могли бы достичь большего. Отправимся ко мне в Пуату! Только там мы преуспеем.

— Я так не считаю. У нас есть еще один шанс: город Дьеп, который принадлежит мне и не отречется от меня. Поедем туда, и я вам обещаю…

— Уверяю вас, Анна, вы заблуждаетесь! Даже если Дьеп сохранил вам верность, ваш первоначальный план все равно не удался. Доверьтесь мне! Лишь Пуату…

— С чего вы взяли, что ваша провинция поддержит вас больше, чем моя — меня? — раздраженно ответила она. — Я убеждена, что Нормандия опомнится и вернется ко мне!

— У нас остался всего один шанс, а времени терять нельзя. Кроме того, здоровье моего отца сильно пошатнулось. Я в любом случае должен отправиться к нему… и как раз собирался сказать вам об этом.

Анна-Женевьева с невыразимой печалью посмотрела на своего любовника, и в глазах ее блеснули слезы.

— Вы хотите бросить меня?..

— Никоим образом, и вы это прекрасно знаете. Прошу вас, поедемте в Пуату!

— Нет, это невозможно. Я хочу остаться у себя.

— Тогда вы останетесь одна. Я обязан ехать туда, куда меня призывает долг. Надеюсь, что вы еще раз все хорошенько обдумаете и примете разумное решение сопровождать меня.

— Не рассчитывайте на это!

В разговоре наступила пауза. На какое-то мгновение каждому из них захотелось переломить свою гордость и согласиться с предложением другого. Невозможно было расстаться вот так, почти в ссоре: ведь сердца их по-прежнему пылали страстью. Франсуа сделал шаг навстречу возлюбленной, протянул руку, чтобы привлечь ее к себе, но герцогиня уже повернулась, собираясь уйти.

— Надеюсь, ваше путешествие окажется удачным! — бросила она на прощанье.

— Анна! — воскликнул он с мольбой. — Не будьте такой упрямой!

— Я вовсе не упряма. Я просто остаюсь такой, как есть, и не желаю меняться. Отправляйтесь в Пуату и не думайте обо мне. Мы увидимся позднее — если богу будет угодно!

Вот так все и закончилось. Анна приняла решение, и Франсуа знал, что переубедить ее невозможно. Со своей стороны, он также не хотел уступать. Гордость, когда-то породившая их любовь, теперь убивала ее. Через несколько минут карета мадам де Лонгвиль, расшвыривая комья грязи, удалялась в направлении Дьепа, тогда как Франсуа де Марсийак, вскочив на лошадь, мчался на юг.

Быть может, причиной тому была досада, но он твердо намеревался довести свое опасное предприятие до конца. И отчасти это ему удалось. После смерти отца Марсийяку суждено было стать герцогом де Ларошфуко. Он поднял мятеж против короля не только в Пуату, но также в Ангумуа, Сентонже и Гиени. Однако прошли долгие месяцы, прежде чем он увидел вновь свою белокурую герцогиню…

Тем временем Анна-Женевьева обрела наконец надежное убежище в замке Дьепа. Это была мощная средневековая крепость, возвышавшаяся над морем; герцогиня лишилась привычного комфорта и роскоши, но суровость этой жизни ей нравилась. В таком замке на скале можно было выдержать долгую осаду, и здешняя обстановка вполне подходила для женщины, взбунтовавшейся против всего мира.

Не теряя ни секунды, она назначила нового губернатора и собрала магистратов, которым ясно объяснила свои намерения: подготовить город к обороне, собрать войска и выступить в поход при первом же подходящем случае. Подданные слушали прекрасную мятежницу с восхищением и с нескрываемой тревогой: ее красота ослепляла их, однако реальное положение дел требовало крайней осторожности.

— У нас совсем маленький город, — робко заметил один из магистратов, — и мы не сможем противостоять воле короля, нашего законного государя…

— Я не призываю вас к восстанию против короля! Речь идет о проходимце, который узурпировал королевскую власть. Вступив с ним в борьбу, вы окажете юному королю большую услугу.

Они попросили разрешения подумать, но предоставленный им для размышлений срок не успел завершиться, поскольку уже на следующий день у городских ворот появилось несколько всадников. Добрые жители Дьепа, узнав плащи королевских мушкетеров, не посмели сопротивляться и впустили солдат, охранявших посланца регентши. Тот сразу же объявил мадам де Лонгвиль:

— Госпожа герцогиня, королева приказывает вам покинуть Дьеп и отправиться в Куломье, где вы будете ожидать дальнейших распоряжений. Отныне вам придется исполнять все приказы ее величества!

Это был тяжелый удар для женщины, принадлежавшей к семейству Конде. Она не знала, что Анна Австрийская, последовав ее примеру, устремилась в Руан, где вступила во владение Нормандией от имени своего сына. Борьба становилась бессмысленной, но герцогине претила даже мысль о том, чтобы сдаться. Однако следовало выиграть время и, чтобы подготовить бегство, пойти на хитрость.

— У ее величества королевы нет более верной подданной, чем я, — любезно ответила герцогиня королевскому посланцу. — Соблаговолите передать ей это, сударь. Но прошу вас дать мне один-два дня, чтобы я могла немного передохнуть. Мне пришлось долго скитаться, и я ужасно устала! Позвольте мне провести это время в покое, вдали от звона оружия. Затем я последую за вами…

Мог ли королевский офицер проявить неслыханную черствость и отказать в столь невинной просьбе, высказанной необыкновенно кротким тоном? Вдобавок с мольбой обратилась к нему красивая и, очевидно, крайне измученная женщина…