Гунны - Томас Костейн

— Церемония бракосочетания состоялась, как обычно, во Дворе королевских жен? — Николан очень не хотелось задавать все эти вопросы, но как иначе мог он получить интересующие его сведения.

— Нет, нет! На самой большой площади города, забитой до отказа. Он хотел насладиться своим триумфом. Хотел, чтобы все его подданные увидели ее красоту. На церемонии она появилась, увешанная драгоценными камнями, он настоял на этом, но она затмила их всех. Вы, христиане, рассказываете истории о божьих слугах, которые летают меж небом и землей. Забыл только, как вы их зовете.

— Ангелы?

— Именно так. Выглядела она, что те ангелы. Вернее, как самый прекрасный из них, когда-либо посещавший Землю. Только без крыльев.

Николан указал на обеденный зал, куда продолжали прибывать гости.

— И сегодня ее тоже все увидят?

Гизо кивнул.

— В последний раз. После этого она исчезнет с людских глаз. Такова воля императора, да и ее собственная. А теперь, друзья мои, вам лучше поспешить. Иначе вам достанутся места в самом дальнем углу.

Николан колебался. Возможно, ему предоставлялся последний шанс взглянуть на Ильдико, прежде чем она исчезнет за непроницаемым занавесом, укрывающем жен восточных владык. С другой стороны, вдруг боль от одного ее вида, сидящей рядом с императором, окажется непереносимой? Он стоял, раздираемый этими противоречивыми мыслями.

— Пойдем, — прервал затянувшееся молчание Ивар. — Ты никогда не простишь себе, если не войдешь в зал.

— И буду до конца своих дней сожалеть о том, что вошел.

— А чего бы захотела она? — спросил Ивар. — Готов спорить, она будет высматривать тебя по всем углам. И ей будет больно, если она не сможет в последний раз увидеть мужчину, которого любит.

Мимо них в зал прошли два воина-гунна, коротконогие, приземистые, ширококостные. По телу Николана пробежала дрожь.

— Я во всем виноват. Я не принял необходимых мер предосторожности!

— Тебе грозила смертная казнь, — напомнил Ивар. — Ты думаешь, она могла не поехать за Рориком?

— Я навлек на нее все это! — воскликнул Николан. — Она сейчас сидит в зале и все пожирают ее глазами. Это невыносимо.

Тем не менее, он вошел в зал. Как и предупреждал Гизо, свободные места остались в дальнем углу у самой стены. Император и его новая, последняя жена сидели на возвышении, так, чтобы их могли видеть все гости. Золотой трон Ильдико украшали огромные драгоценные камни.

Ее белое платье перетягивал пурпурный пояс, волосы были схвачены золотой лентой. Драгоценности не бросались в глаза: вероятно она отказалась надеть большую часть камней, что украшали ее наряд во время свадебной церемонии. Николан, вглядывающийся в ее лицо, отметил отчаяние, стоящее в ее глазах. И все же она улыбалась и старалась не показывать обуревающих ее чувств.

Аттила пил больше, чем обычно. Его чаша за первые минуты поднималась несколько раз и возвращалась на стол пустой. Николан заметил, как дрожит рука императора.

Зал же являл собой зрелище неописуемое. В гостях не осталось ничего человеческого. Они напоминали хищников, сквозь черную шерсть которых сверкали глаза. Они словно сбежались из чащоб и болот. Сметали еду с блюд, приносимых слугами, пили вино кувшинами. И смотрели, смотрели на золотоволосую богиню, что сидела рядом с их императором, представляя себя на его месте.

Бритонец долго вглядывался в Аттилу.

— Его дни сочтены, — прошептал он на ухо Николану. — Он думает, никто не видит, как он добавляет в вино какой-то порошок. Он уже сделал это дважды. Он пользуется стимуляторами? Он ничего не ест. Посмотри, как неестественно блестят его глаза, — Ивар покачал головой. — Что-то должно случиться, и очень скоро. Я оставляю тебя здесь. А сам пойду посмотрю, где ее намереваются поселить. Гизо говорит, что ее дворец совсем рядом, большой, даже с конюшней. Может, удастся разговорить слуг.

Более получаса Николан сидел в углу один. Ильдико уже потеряла всякую надежду заметить его в мельтешеньи сотен лиц. Теперь она сидела, опустив голову, не отрывая глаз от тарелки.

Шум внезапно стих, а затем, как по сигналу, в зале установилась полная тишина. Аттила встал. Оглядел своих пьяных гостей и заговорил.

— Я всегда знаю, о чем думают мои подданные. И мне известно, какие мысли сейчас бродят в ваших головах. Многие уверены, что более я не смогу повести вас на битву. Вы слушаете римлян, которые вернулись в свои мраморные дворцы, и вновь погрязли в обжорстве, распутстве и горячих банях. Им кажется, что грозное облако опасности исчезло с северного горизонта. Они поют и танцуют и говорят, что их великий папа испугал невежественного императора гуннов. За стенами Византии они облегченно шепчутся об избавлении от варваров. Как они ошибаются! Как ошибаетесь вы, поверившие их глупой болтовне, не заметившие, что в их словах нет и малой толики правды!

Я покорю Рим и поставлю ногу на шею Константинополя до того, как жрецы зажгут священные факелы и поднесут их к моему погребельному костру! Не в следующем году. Мои воины слишком долго были в седле. Они нуждаются в отдыхе, им надо повидаться с женами, посидеть с сыновьями у семейных очагов. Я обещаю миру и всем населяющим его людям двенадцать месяцев тишины и покоя. Пусть они в полной мере воспользуются моим даром. А по прошествии года пусть римские трусы дрожат на своих семи холмах и взывают к своему Богу. Аттила вновь пойдет на них войной. Армии его спустятся с гор и усеют трупами их равнины. Он переедет через Тибр вместе со своей последней женой, и тогда все узнают, кто владыка мира.

Говорят так же, что я слишком стар, чтобы жениться вновь, — Аттила отбросил голову и захохотал. — Слушайте меня, жалкие шептуны. Я отвечаю вам всем. У меня будет еще много сыновей и дочерей. И все они будут с волосами цвета солнца!

Аттила помолчал, потом посмотрел на свою новую жену и лицо его перекосилось в улыбке.

— Брачное ложе ожидает меня, и я оставляю вас, мои храбрые воины. Ешьте и пейте.

Он чуть поклонился гостям, а затем вместе с Ильдико спустился с возвышения, чтобы пересечь зал и подняться по ступенькам к той его части, что служила Аттиле спальней. Отдернул занавес, пропускал вперед Ильдико, последовал за ней, и занавес отрезал их от остального мира.

Николан остался на том же месте. Куда еще он мог пойти? Не хотелось ни о чем думать, в голову лезли какие-то жуткие мысли. Он сидел среди пьяного веселья, уставившись в никуда. Мотал головой, если ему предлагали выпивку или еду, не отвечал, если к нему обращались. Его не отпускала фраза Аттилы: «И все они будут с волосами цвета солнца».

Наконец, он услышал знакомый голос. Повернулся и увидел Гизо. Смуглое лицо слуги императора побледнело, глаза переполняла паника.

— Пойдем! — прошептал он. — Случилось ужасное.

За стенами дворца стоял такой же шум, как и внутри. На площадь выкатили бочки вина для тех, кого не пригласили на пир. Солдаты уже крепко набрались.

— На Рим! На Рим! — горлопанили они. — Дай нам еще шанс потоптать копытами тела длинноносых!

Ивар ждал их у стены, огораживающий дворец. Вероятно, Гизо уже поделился с ним новостями, поскольку стоял он очень мрачный.

— Несколько минут тому назад я сидел в маленькой комнатке, примыкающей к спальне императора, — начал Гизо. — Когда император ложится спать, я нахожусь там всегда, на случай, что понадоблюсь ему. Я услышал какой-то звук, словно мяукал котенок. Я прислушался и понял, что плачет женщина. Негромко, но с такой печалью. Я догадался, что плакала новая жена.

А теперь я доверю вам тайну, о которой никто не знает. В полу спальне есть люк. И лесенка, ведущая в мою комнатку. Через него я могу тихонько заглянуть, чтобы убедиться, горят ли свечи. Вам же известно, что он боится темноты. Но мне строго велено под страхом смерти не появляться в спальне, если у Аттилы новая жена. Так что я обычно усаживаюсь под люком и жду, пока он меня не позовет. Так я поступил и на этот раз, но услышал лишь женский плач. Других звуков не было. Ни шагов, ни его шепота. Я решил, что должен рискнуть и посмотреть, не нужен ли я им. Приподнял люк на дюйм, клянусь вам, не больше. Свечи горели, и я увидел новобрачную, забившуюся в угол. Потом Аттилу, лежащего на кровати. Я долго смотрел на него, но он не шевельнулся. Я спросил себя, пьянство ли тому причина? Но понял, что нет. Выпимши, он мечется по кровати, что-то бормочет, стонет, — в глазах верного слуги застыл страх. — Мне думается, Аттила умер!

Николан встрепенулся, вырываясь из омута отчаяния, в который погрузило его бракосочетание императора. Аттила умер! Теперь ситуация менялась решительным образом. Теперь они могли действовать, им развязали руки. У них появился шанс спасти перепуганную новобрачную. Он коротко глянул на Ивара, повернулся к Гизо.

— Кто-то должен тотчас же войти в спальню. Мы обязаны узнать, что с императором.

Гизо мялся. Долгие годы слепого послушания давали себя знать. Он не решался нарушить заведенный порядок.