Ленинград действует. Книга 2 - Павел Лукницкий

В трех километрах от пирса No 8 землечерпальный снаряд, углубив и расширив фарватер, сделал пролив от озера к деревне Кобона. Получился канал глубиною в шесть метров, шириной до семидесяти и длиною более полукилометра. По каналу пароходы подходили теперь к десятку коротких пирсов, по которым поезда подавали грузы вплотную к трюмам барж.

К середине навигации причальный фронт линий погрузки и выгрузки занимал в Кареджи около семи километров. Столько же километров занимал и причальный фронт порта Осиновец, только здесь интервалы между бухтами были большими, а в Кареджи дистанции между пирсами – маленькими.

Так рыбачьи деревушки на песчаном западном и на каменистом восточном берегах Ладоги – Кареджи, Кобона, Лаврово, Морье, Борисова Грива, пустынный, с маяком на мысу, Осиновец, безлюдная бухта Гольсман и другие, – прежде почти никому не ведомые пункты озерного побережья, превратились за несколько месяцев в крупнейшие порты, способные справиться с перевозками сотен тысяч людей и сотен тысяч тонн груза![36]

К концу августа эвакуация жителей из Ленинграда в основном закончилась (всего за навигацию 1942 года было вывезено больше полумиллиона ленинградцев). По решению высшего командования в Ленинграде осталась только та часть населения, которая была необходима для обслуживания фронта и для обеспечения насущных нужд превращенного в неприступную крепость города. Оставались самые сильные духом, испытанные в мужестве своем, в способности обороняться, в случае немецкого штурма, люди. Приближалась осень, которая требовала ото всех серьезнейшей подготовки города и фронта к зиме, со всеми ее трудностями и невзгодами, – ко второй блокадной зиме, которую далеко не все могли бы выдержать. Ослабленных голодным истощением людей, всех слабых здоровьем, стариков, женщин, детей надо было вывели, спасая им жизнь и способствуя обороноспособности Ленинграда. Сколько ни было привезено в Ленинград запасов, их могло хватить оставшейся в городе части населения ненадолго, и то лишь при сохранении жестких, полуголодных продовольственных норм. Необходимо было создать резервы продовольствия, топлива, боеприпасов. Исподволь, постепенно, скрытно Ленинградский фронт неизменно готовился в отражению возможного штурма и прорыву изнурительной, опасной, опостылевшей всем блокады. Это значило: темп перевозок по Ладожской трассе необходимо было, пока не закроется навигация, все усиливать!

В конце августа, когда немцы изготовились к штурму Ленинграда и когда разгорелись начатые наступлением наших войск синявинские бои (о которых речь впереди), немцы решили прервать единственную коммуникацию Ленинграда со страной, не допустить подкрепления Ленинградского фронта пополнениями и всяким снабжением. И крупные силы своей, вновь стянутой под Ленинград авиации они бросили на бомбежку портов и кораблей Ладожской трассы.

30 августа, в день полного окончания строительства портов на западном и восточном берегах Ладоги, немецкие самолеты совершили первый за лето массированный налет на Кареджи. Никто налета не ожидал. Привыкнув к летней сравнительной безопасности, люди здесь успокоились, ослабили бдительность.

В этот день работа шла, как и всегда. Десятки пароходов, тендеров, мотоботов и барж стояли у пирсов. Пассажирский пароход «Совет» выгружал на носилках раненых бойцов-инвалидов. Вдруг послышался гул самолетов. Никто не обратил на него внимания, думали, что это летят, как в это время дня ежедневно летали, наши транспортные самолеты, сопровождаемые истребителями. Их воздушная трасса проходила чад Осиновцом и Кареджи.

Но вот со свистом низринулись бомбы. Раздались оглушительные взрывы, столбы земли, дыма, огня взвихрились на берегу. Взорвался груженный боеприпасами железнодорожный состав. Одна из бомб упала на пирс, высадив часть правого борта парохода «Совет», где происходила выгрузка раненых. Другая упала на вагонетки, везущие к санитарному поезду отправляемых в тыл бойцов. На пятом пирсе бомба попала в гущу людей.

Все суда, стоявшие у пирсов, рассыпались по рейду веером. Береговые батареи открыли по вражеским самолетам огонь. Орудийный и пулеметный огонь открыли и тральщики, катера, морские охотники. На каждой барже к этому времени также был пулемет, обеспеченный расчетом из краснофлотцев. Они тоже открыли огонь…

Но было поздно. Совершив свое дело, вражеские бомбардировщики улетели… В тот же день немцы совершили и второй налет. Но люди уже были начеку: они дали такой мощный отпор, что, сбросив наудачу несколько бомб, вражеские самолеты поспешили убраться восвояси.

С того дня немецкие самолеты стали почти ежедневно появляться над пирсами Кареджи, других портов Ладоги и над вереницами судов, пересекавших озеро. Наше командование подтянуло сюда авиацию, немецких бомбардировщиков везде встречали советские летчики, навязывали им воздушные бои, отвлекали их от бомбежек, сбивали, гнали от трассы. Небеса наполнялись гулом моторов, трескотней пулеметных очередей. Команды пароходов, задрав головы, смотрели, как самолеты, делая удивительные фигуры, то кидались один на другого, то расходились, взлетая выше, снижаясь, чтобы вновь ринуться в схватку. Снизу казалось, что голуби или стая расшалившихся чаек, греясь в солнечных лучах, купается в воздухе. Изредка какой-нибудь самолет низвергался и камнем падал в озеро, а из воды поднимался большой столб oгня; или же, выйдя из строя, улетал по крутой, наклонной линии, обрывавшейся где-то вдали, а водная поверхность доносила издалека еле слышный звук удара… Сбит еще один самолет! Но чей? Этого никто не мог сказать – многие капитаны и матросы еще не могли распознавать своих самолетов в прозрачных глубинах воздушного океана. Часто какой-нибудь самолет стремительно пикировал на пирс, стремясь его разбомбить, но, встречая огонь зениток с кораблей и береговых батарей, показывал брюхо и, едва успев лечь на другой курс, улетал из поля зрения.

Во время воздушного боя команды судов ни на минуты не останавливали хода машин, непрерывно меняли курс, чтоб не попасть под бомбежку. Безбоязненно глядя вверх, люди знали, что в момент воздушною боя немцам не до маленьких пароходов. Но случайная бомба все же может попасть в пароход, – лучше дальше держаться от пирсов!

После нескольких безуспешных бомбежек береговых объектов немцы направили свои удары на пароходы и баржи, пересекающие озеро. Началась борьба невооруженных водников с вооруженными немецкими самолетами. Начались и осенние штормы, с туманами или с пронзительными ветрами, требовавшими от моряков тяжелой, еще более напряженной работы…

Время от времени немцы, однако, не оставляли в покое и пирсы портов. Один из сильнейших налетов на восточный берег немцы совершили, например, 8 сентября Вновь был взорван железнодорожный состав с боеприпасами, сгорело много вагонов с зимним обмундированием, нанесен был ущерб портовым сооружениям и грузившимся там баржам.

Но остановить поток грузов и воинских пополнений немцы были не в силах.

Что же в эти дни среди десятков других делал маленький пароход «Батурин»?

Когда на пароходах начинался и когда кончался рабочий день, никто не мог бы оказать. Жизнь на пароходе можно было сравнить с работою часового механизма, чтобы часы не останавливались, их надо заводить, когда завод кончается Чтобы пароходы не останавливались, им нужно было только одно: вовремя снабдить машины горючим и смазкой. Так было и на «Батурине».

Во время бункеровки угля команда выходила на берег, часов по шести грузила вагонетки, толкала их, загружала углем пароход. На борту «Батурина» неотлучно находились три человека: капитан – в рубке, механик – в машине, на палубе – кок. Все трое находились в ежеминутной готовности – отвести пароход от пирса, если случится налет немецких бомбардировщиков.

Едва издалека доносились выстрелы, это значило: враг приближается. Бархударов командовал:

– Дуся, отдай концы.

Кок Дуся отдавала концы, механик давал машине сразу полный ход, и пароход, с места набирая максимальную скорость, покидал пирс и уходил на рейд, подальше от берега. Рядом с «Батуриным», впереди, позади него таким же ходом резала волны целая флотилия – десяток, а то и два десятка судов, зорко следя за соседями, чтобы избежать столкновения. Выйдя на рейд, пароходы, рассредоточиваясь, раскидывались по озеру веером. Если бы не ожесточенная стрельба из береговых и судовых орудий и пулеметов, если бы не взрывы бомб, сброшенных наспех самолетами, то можно было бы залюбоваться армадой разнотипных пароходов, полным ходом снующих по неспокойной водной поверхности, – каждый пароход, тральщик, тендер, катер и мотобот своими немыслимо быстрыми циркуляциями, казалось, стремился взять приз в каком-то необыкновенном соревновании… А в небесах советские самолеты сражались с вражескими, крылья истребителей поблескивали на солнце, и водники со своих кораблей жадно следили за их удивительными, понятными только летчикам фигурами высшего пилотажа.