"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Острогин Макс

Семья за столом, папа, мама, детки, обедают. А со стены сползает жирное красное пятно, живое, с длинными отростками щупалец, и эти щупальца уже текут по полу к обедающим.

Девушка. Красивая, очень, с золотыми волосами, и девушку эту разрывал изнутри волк Черный. С безумным глазом, с красным раздвоенным языком, из раны выставлялась пасть и лапы. И лицо этой девушки показалось мне знакомым, весьма и весьма. Даже руки задрожали, немного, но все равно неприятно. Я очень пожалел, что я все это увидел. Есть вещи, которые не надо видеть человеку, душа не железная, ржавеет, а потом и вообще рассыпается в прах.

Нет, на такие картинки нельзя смотреть. И уж тем более рисовать.

Стена была расписана уже давно, сейчас художник всего лишь подкрашивал морду волку.

Ничего банда, свой художник есть, рисует на привале, пока добытчики девок у психов отбирают. Этот рисовал, банда отдыхала. Жгли костры, что-то жарили – мясом пахло, кто-то играл на губной гармошке, большинство отдыхало на синих железных скамейках, которые вокруг горами валялись.

Теперь внутрь. Через вход, осторожно, я бы поставил растяжечку… Ага, так и есть. И даже две, гранаты облезлые, ничего, нам и облезлые пригодятся, снял обе…

И контрольку поставили, какие проказы, однако. И контролька пригодится.

Короткий коридорчик, в стене дыра, выглянул.

Старший, я его сразу узнал. Сидел в углу, отдельно от остальных, и как бы дремал с папироской. Отдельно только вожаки сидят. Атаманы. Предводители. Чтобы за ситуацией следить.

Вот это отдельное сидение лишний раз доказывало, что банда не ожидает нападения. Потому что по всем правилам атаман не должен выделяться, должен быть как все.

И вдруг я увидел. Этого, Пучика. Он вбежал в зал. Ноги, надо было ноги ему завязывать лучше, а может, он освобождаться просто хорошо умел, есть талантливые люди. Пучик размахивал руками, объяснял что-то, подпрыгивал. Старший положил ему руку на плечо, приобнял и сказал что-то на ухо. Пучик вздрогнул. А атаман его еще похлопал и оттолкнул.

Пучик сделал шаг назад.

В руках у атамана штык. Такой же, как у Пучика. Только красный.

Кровь.

Пучик упал и стал дрыгаться на полу. Дрыг, дрыг, дрыг, это долго все продолжалось, видимо, штык попал в печень. Потом атаман расхохотался.

Далеко. Нет, можно было бы попробовать, но…

Далеко.

И атаман знал, что далеко. То есть…

Я не разглядел. Он сделал руками движение, короткое, от пояса, только через полсекунды я понял, что это.

Подумать ничего не успел, просто оказался возле стены.

Рядом обрушилась люстра. Остатки подвесок брызнули, в воздухе возникла радуга, и тут же ударили автоматы. Но не глупо и щедро, а короткими очередями. Оказался зажат, с одной стороны стена, с другой – скамейки, дернуться некуда – по флангам стреляют.

Гранаты. Я понял, что сейчас они кинут еще, и не две, а побольше, и тогда все. У меня четыре своих, и пластик Обычно я гранатами не пользуюсь – нужды нет, разве что какое-нибудь поганское логово разворошить. Или вот как здесь…

Выдрал кольца, швырнул две.

Рвануло. Кто-то заорал, стрельба стихла.

– Ловите еще, – крикнул я и запустил подвернувшуюся железку.

Кто-то ойкнул.

Достал банку с пластилином.

Вообще, это Петр придумал, такую штуку. Граната, только пластилиновая. Обычной раза в три мощнее, а устройство похожее, тоже кольцо выдергивать и рычаг отпускать. Выдернул, отпустил.

– А вот еще…

Швырнул банку, открыл рот пошире.

Они снова стали стрелять, но тут рвануло по-серьезному. Стены покачнулись, последние люстры обвалились, даже потолок частично обвалился, затянуло все дымом и пылью, видимость пропала, я швырнул еще одну, вдогонку.

Пластилин должен был их оглушить. Он меня-то оглушил, в башке звон и грохот, зубы клацнули, язык прикусился. Противник же, как я надеялся, пребывал в состоянии полнейшей тяжелой контузии.

Еще взрыв. Еще что-то обвалилось.

Я выбежал из зала, по коридорчику, уронил покосившуюся дверь, на воздух. Внутри стреляли и ругались, пыль расползалась из окон, надо подождать, пока осядет.

Вокзал врос в землю, или земля разбухла, не знаю, окна были низкие совсем, легко зайти, я прислонился к простенку, стал ждать и вдруг понял, что так нельзя.

Атаман. Атаман у них умный. И быстрый, сразу все понял, сразу гранаты швырнул. Значит, скорее всего, он эти мои действия просчитал. И просчитал, что я буду бить по ним снаружи, значит, у стены нельзя.

Слева, метрах в двадцати, догнивала техника. Не легковые автомобили, а что-то посерьезнее, не знаю, как называется, пусть экскаваторы. Много, большие. Туда и спрятался, в переплетение железа, обрывков резины и мелкого, высохшего кустарника.

Стал ждать.

В голове продолжало шуметь, но постепенно я успокаи-вался. Ничего необычного не случилось. Очередные негожи, с которыми предстоит разобраться герою. И я с ними Разберусь. Потому что я прав. Прав – это от слова праведник. Или, наоборот, праведник – это от слова прав. А прав – это тот, кто по правую руку Его. А значит, тот, кто прав, тот и непобедим, тот и настоящий герой.

Почему же тогда праведники гибнут? Как и все остальные.

Гомер и на этот вопрос отвечал. Во-первых, не так, как все остальные, а совсем по-другому. Во-вторых, праведники не только здесь нужны, на небе в них тоже постоянная нехватка. У Облачного Полка полно работы, во Вселенной так много зла, что даже они не успевают. В-третьих, случается, что праведник оступается. Ну, какой-нибудь нехороший поступок совершает или начинает сомневаться – вот его и забирают, чтобы он дальше не испортился.

А если он тверд в убеждениях, молод и беззаветен, то от него пули просто отскакивать будут, как горох от пустого лба, и дикие звери повиноваться станут, и – кто его знает, может, даже погань. Тому есть масса примеров в прошлом. Или вот еще – праведник велит горе перейти в другое место – и – бац – гора переходит.

Ну, про гору я пробовал уже, нет, не получилось. И ведь не горе приказывал, небольшому холмику – не получилось. А вот пули…

Пули, конечно, попадали.

Но не насмерть.

И к определению Гомера я вполне подходил – молод, тверд в убеждениях. Что такое беззаветность, я не очень хорошо понимал, поэтому в сем пункте несколько сомневался. Даже не сомневался: сомнение – это слабость, просто… Ладно, узнаю, что такое беззаветность – буду в ней тренироваться.

С другой стороны, герой он только тогда герой, когда у него есть в чем геройствовать. С чем бороться, где доблесть проявлять. Герою нужен враг, а еще лучше враги, да побольше, трудность, к которой нужно карабкаться.

А бывают герои без врагов?

Не бывают, говорил Гомер. Всегда найдутся те, кто преклонится ко злу. Как всегда, будут и те, кто встанет на сторону добра. И всегда между ними будет смерть.

Правда в этом есть, едва я устроился, как показался атаман. Враг, он выставился из щели и замер возле стены. Я прицелился.

Атаман дернул в сторону техники, в проржавевшие подъемники, видимо, размышлял примерно как я. А следующей моей мыслью была мысль о гранате. И тут же я понял, что атаман, скорее всего, подумает точно так же.

Выхватил гранату из сумки, вырвал кольцо, размахнулся, уже размахнувшись, понял, что не туда. Не туда кидать надо, и запустил гранату не в ржавую рухлядь, а рядом. И сам выскочил.

Опередил. Секунды, наверное, на полторы. Атаман действительно думал так, как я – он вылетел на дорогу, увидел гранату, кинулся на асфальт, плашмя, прикрывая одной рукой бок, другой голову.

И я тоже.

Взрыв.

По асфальту взрыв разошелся сильно. Сильно ударило в живот, надо было на печенку валиться, не догадался. Ничего И еще. Еще один взрыв, там, где я только что прятался. Усиленная граната, встречал. Над головой прошла плотная воздушная волна, вверх подбросило железо, пыль всколыхнулась и закрутилась в причудливую фигуру, я шарахнулся в сторону, передо мной упал покореженный ржавый ковш, наткнулся на него, спрятался.