Тропою волка - Михаил Голденков

— Ян! — Михал вдруг резко встал, слегка пошатываясь.

Собесский и Катажина вздрогнули, так громко и неожиданно выкрикнул Михал.

— Ты что, собрался уезжать? — покрасневшие глаза Собесского удивленно уставились на Михала. — Братко, нет! Оставайся! Ведь ночь на дворе!

— Ян! — громко повторил Михал, слегка пошатываясь и церемониально положив руку на резную спинку высокого стула, чувствуя, как все плывет в голове, а ноги немеют от волнения, вина и страха получить отказ. — Что ты скажешь, если я… Если я попрошу… попрошу руки твоей сестры! Катажина! — Михал бросил взгляд на удивленное лицо женщины, которое в его глазах двоилось, и бедный Михал не был уверен, на правильную ли половинку лица он смотрит. — Катажина… Любая моя Катажина! Вы… выходите за меня! Вы просто очаровательны! Я… пленен!

Ошарашенную паузу прервал Ян:

— Ось! Это надо же! Михал! Я и не мечтал об этом! — и он почему-то расплакался. Высокий и огромный, как медведь, русский князь Галиции плакал, словно ребенок. Не то от счастья, не то от накопившихся переживания, не то просто от алкоголя…

— А я согласна! — часто заморгала Катажина, вставая и приближаясь к Михалу, чтобы взять его за руку.

— Согласны? — все поплыло перед глазами несвижского князя. Он почему-то думал, что ему обязательно должны отказать.

— Так, пан Михал! Согласна!

Михал без чувств рухнул на пол, опрокинув и стул, схватившись в последний момент за белую скатерть, увлекая ее за собой вместе с серебряными блюдами, глиняной квартой и кубком недопитого вина…

Утром Михал проснулся лежащим в кровати, на белых простынях… голым. Голова болела. Он со стоном приподнялся на локтях, убрал с лица спутанные волосы, осмотрелся…

— Дьявол… Где же я? Это не мои апартаменты, явно.

Большая просторная комната с камином, часами в углу и… разбросанная его собственная одежда: сорочка — на полу, батфорты тоже, причем в разных концах…

— Может, это дом Замойского?

Дверь скрипнула, и в комнату проскользнула молодая женщина высокого роста, с распущенными темными волосами. Ее синеглазое слегка смуглое лицо Михалу показалось знакомым. Он смущенно натянул на живот и бедра простыни, прикрывая наготу, натянул простынь до шеи, вспомнив, что и она голая. В руках у женщины была большая глиняная кварта, а она сама облачена в легкий халат. Явно только что из постели или собралась спать…

— Вот, — женщина протянула Михалу кварту, — это эль. Наш домашний. Он здорово помогает с похмелья.

Михал понял, что спрашивать, кто эта женщина — сверх меры неприлично. Он взял кружку и осушил ее, ибо в самом деле жутко хотел пить… Вернул кружку.

— Дзякуй, пани.

«А может, это служанка? Не похожа. Служанки в таких халатиках не разгуливают».

Михал почувствовал, как ему стало значительно лучше. Добрый эль! Он еще раз взглянул на женщину. Та, улыбаясь, не стесняясь, словно его сестра, стояла около кровати, умиленно взирая на несвижского князя своими глазищами. Правда, красавицей женщину трудно было назвать. Лет ей было двадцать пять — двадцать шесть, не меньше. Она поставила пустую кварту на столик у кровати, скинула свой газовый халат… На Михала смотрели два карих соска ее больших грудей. Голые покатые бедра, черный треугольник ее лона — прямо напротив глаз молодого князя. Дыхание Михала замерло. Парень ничего не успел сказать, как женщина оказалась рядом с ним, в кровати, поглаживая его грудь своей теплой ладонью. Михал понял, что начинает заводиться и… вспоминать… Да, кажется, вчера вечером он познакомился с этой паненкой, но… как же ее зовут? Неужели они успели переспать, если эта ужасно соблазнительная особа ведет себя столь фривольно с ним?!

— Может, не надо, — пролепетал Михал, чувствуя, что ужасно хочет эту незнакомку, но по всем правилам должен хотя бы узнать, как ее зовут.

— Пани… а вдруг, пани, кто зайдет?

— А кто может зайти? — она улыбнулась, целуя ему грудь. — Разве что Ян. Но он ничего не будет иметь против. Он тоже счастлив за нас.

«Ян… — размышлял Михал. — Какой, к чертям, Ян? Замойский или Собесский? Ага! От Замойского мы вчера уехали! Так, значит… значит, это сестра Яна Собесского Катажина? Боже! Только не она!»

— А… а почему он будет не против? — спросил Михал, лишь бы что-нибудь спросить.

— Ну, — улыбнулась таинственная незнакомка, — мы же жених и невеста, так?

«Невеста?! Неужели я сделал ей предложение? Или она просто шутит? Матка Боска! Какой бред! Я, верно, сплю…»

Ласковые и ловкие руки ласкали Михала, женщина возбудилась не на шутку.

— Я так долго этого ждала! — простонала она, и Михал ничего более не мог сделать. Все… Катажина быстро перебралась на него, и вот уже ее синие глазищи, подернутые легким туманом, мелькают вверх-вниз перед его глазами. Михал даже не сразу понял, что занимается любовью с ней! «Что же я ей сказал? — лихорадочно соображал молодой князь, пока из уст Катажины с нарастанием вырывались стоны. — Неужели сделал предложение? Но как такое можно забыть? А! Плевать! Боже, хорошо-то как!» Страсть и стоны Катажины полностью заглушили его мысли…

Глава 25

РАСПЛАТА НИКОНА

Поляки продолжали водить за нос царя, обещая ему невозможное — трон в Польше. 25-го июля 1658 года хитрые ляхи подтвердили элекцию Алексея Михайловича на польский престол, но уже на следующий день против выступило католическое духовенство Польши, чего и следовало ожидать. Тринадцать епископов и папский легат вновь вроде бы дали согласие на коронацию Алексея Михайловича, но так, что тот уж никак бы не согласился на польские условия: «Только после принятия римской веры!» Комедийный мир закончился, фарс по воцарению московского государя на польском троне тоже. Царь вернулся к войне с Речью Посполитой.

Разношерстное воинство короля Ракоши хозяйничало в Бресте. Казаки уже не помышляли о битвах, но собирали богатую добычу. В Русь из Бреста отправился обоз с награбленным. Венгры, немцы, казаки и румыны в армии Ракоши постоянно ссорились и дрались. Дисциплина падала, а Сапега с восемью тысячами солдат бездействовал. Он ждал помощи от «союзного» московского царя, «будущего польского короля» без короны и надежд.

— Только бы царь прислал ратных людей, и тогда я отобью Брест! — говорил всем своим офицерам Сапега. Но царь и не думал помогать какому-то гетману, с которым не договорился в 1654 году. А вскоре и перестал быть союзником. От короля же Сапега получил приказ ударить по основным силам Ракоши с тыла. Тем временем в Бресте оставался гарнизон всего лишь из шести сотен солдат трансильванского войска. Сапега велел Михалу собрать добровольцев из местного населения и отбить город.