Игра теней - Тэд Уильямс

Поэт понял, что настало время удалиться. Он был так благодарен Элан за беседу, что не хотел злоупотреблять ее снисходительностью.

— Разговор с вами доставил мне неизъяснимое удовольствие, миледи, — изрек он на прощание. — Могу я льстить себя надеждой, что это удовольствие будет даровано мне и в будущем?

Элан не торопилась с ответом. Тишину нарушали только звонкие голоса девушек, игравших в мяч на лужайке. Элан смотрела на поэта, но ее взгляд казался таким отстраненным, словно она взирала на него с высокой крепостной стены.

— Надежда всегда остается с человеком, — медленно произнесла Элан. — Но я не советовала бы вам слишком упиваться надеждами. К тому же несколько минут в моем обществе — не слишком радужная перспектива, чтобы на это надеяться.

— На этот раз вы погрешили против правды, миледи, — незамедлительно ответил стихотворец.

Элан сдвинула брови — скорее задумчиво, чем сердито.

— Что ж, вполне вероятно, что в какой-нибудь погожий денек вы найдете меня здесь, в саду, — сказала она.

Тинрайт поднялся со скамьи и отвесил низкий поклон.

— Отныне я буду жить ожиданием новой встречи с вами.

— О, не отказывайтесь и от других радостей жизни, — ответила она, и губы ее вновь тронула печальная улыбка. — Идите, Мэтт Тинрайт. Возможно, ваши надежды не будут обмануты.

Вновь поклонившись, поэт пошел прочь. Он собрал в кулак всю свою волю, чтобы не оглядываться или хотя бы не делать этого слишком быстро. Когда он все-таки разрешил себе обернуться туда, где только что сидела Элан, скамья уже была пуста.

Как только дверь со скрипом захлопнулась за их спинами, герцогиня Мероланна в нерешительности замерла на ступенях башни.

— Я окончательно лишилась рассудка, — пробормотала она.

Налетевший неведомо откуда легкий ветер заставил мигать факелы, укрепленные на стенах.

— О чем вы, ваша светлость?

— Нам не следовало идти без охраны. Что, если в башне нас поджидают убийцы?

— Но вы хотели сохранить тайну, герцогиня. Уверяю вас, вам не стоит беспокоиться. Я достаточно сильна и в случае опасности сумею защитить вас с помощью одного из этих факелов. — Сестра Утта протянула руку и вытащила факел из консоли. — Думаю, самый жестокий убийца отступит, если хорошенько подпалить ему физиономию.

Мероланна невольно рассмеялась.

— О себе я ничуть не беспокоюсь, — ответила она. — Если я о ком и тревожусь, милая сестра Утта, так это о вас. Мне вовсе не хочется, чтобы вы пострадали из-за того, что я втянула вас в какие-то таинственные игры. Что до собственной участи, она мало меня заботит. Я слишком стара, и все, кого я любила, умерли или пропали без вести…

Стоило герцогине произнести это, как губы ее задрожали, а глаза увлажнились слезами.

— Но хватит о грустном.

Герцогиня несколько раз вздохнула и выпрямилась, решительно выставив вперед внушительных размеров бюст. Она напоминала небольшой, но грозный военный корабль.

— Нам не пристало стоять здесь и шептаться, как испуганные девчонки, — заявила она. — Идем, сестра Утта. Освещайте нам путь своим факелом.

Они осторожно поднялись по винтовой лестнице. Второй этаж башни был нежилым. Здесь находилась одна-единственная большая комната, уставленная столами, где красовались гипсовые модели замка. Некоторые из них в точности повторяли оригинал, другие отражали различные усовершенствования, которые намеревался произвести король Олин. Ныне эти модели пылились, забытые и никому не нужные, как высохшая дохлая мышь у порога.

Мероланна с отвращением взглянула на крошечный серый комок.

— Каждый должен выполнять свои обязанности, — пробормотала она. — Что толку от кошек, если они не желают поедать мышей и оставляют их гнить на полу?

— Кошки редко поедают свою добычу, ваша светлость, — заметила сестра Утта. — Как правило, они предпочитают играть с мышами и убивают их ради забавы.

— Отвратительные создания. Терпеть не могу кошек. Собаки куда приятнее. В большинстве своем они безнадежно глупы, зато не отличаются ни подлостью, ни вероломством.

Мероланна огляделась по сторонам, словно проверяла, не коснулись ли ее слова чужих ушей. В необитаемой комнате такая предосторожность была совершенно излишней. И все же герцогиня понизила голос почти до шепота.

— По моему разумению, глупость — более простительный порок, чем подлость. Именно поэтому я предпочитала Гейлона Толли всем его братьям. Он напоминал мне собаку. А вот его брат Хендон — настоящая кошка. Он упивается собственной жестокостью и демонстрирует ее с гордостью, как драгоценное украшение.

Сестра Утта в ответ лишь молча кивнула. Женщины вновь вышли на лестницу и двинулись выше.

«Даже благословенная Зория, при всем ее милосердии, вряд ли прониклась бы добрыми чувствами к Хендону Толли», — вздохнула жрица.

Низкие двери, ведущие в помещения третьего и четвертого этажей, оказались заперты. Сестра Утта догадалась, что знаменитая библиотека короля Олина находится на самом верху. Здесь, в башне, король долгие часы проводил в уединении. Никто не смел входить сюда без королевского разрешения, и даже теперь, когда король Олин давным-давно томился в плену, сестра Утта чувствовала себя преступницей, самовольно переступившей порог святилища.

«Но ведь я пришла сюда с герцогиней Мероланной, родной тетушкой короля, — успокоила она себя. — Герцогиня имеет полное право находиться здесь, а значит, я тоже».

Дверь в комнату, занимавшую весь верхний этаж башни, была широко распахнута. Однако сестра Утта не сомневалась, что эту дверь всегда закрывали так же плотно, как и двери нижних этажей. В комнате стояла кромешная тьма Женщины замерли на лестничной площадке. Свет факела в руке сестры Утты разгонял сумрак лишь у самого порога. Жрица Зории сделала несколько шагов вперед, и по комнате заметались причудливые длинные тени. У сестры Ухты перехватило дыхание.

«Всемилостивая Зория, убереги меня от всех опасностей, ведомых мне и неведомых, — взмолилась она. — Прошу, сохрани в неприкосновенности мое тело и мою душу».

— Ваша светлость? — прошептала она одними губами.

Мероланна, по-прежнему стоявшая на лестничной площадке, нахмурилась, словно сердилась на себя за нерешительность.

— Иду, — откликнулась она, переступила порог и подошла к сестре Утте, почти касаясь ее рукавом.

Обе женщины сдерживали дыхание, стараясь не производить ни малейшего шума. Сестра Утта подняла факел.

В комнате царило такое же пыльное запустение, как и в той, где хранились гипсовые модели. Повсюду здесь были книги — они стояли на бесчисленных полках, громоздились кособокими башнями на полу, кипами лежали на двух длинных столах. Многие были открыты, и страницы покрывал густой слой пыли — вне всякого сомнения, никто не прикасался к ним со времени отъезда короля. Некоторые страницы выпали, и обрывки пергамента покрывали пол, как опавшие листья. Утта в сестринской общине привыкла к строгой бережливости и считала книги величайшей ценностью; читать их можно было только с разрешения адельфы, верховной жрицы общины. Такое небрежное отношение к книгам поразило сестру Утту и одновременно пробудило в ее душе чувство, похожее на восхищение.