Кризис доверия - Светлана Кузнецова

А вот металлическая дубина с заостренным концом, целящаяся ему куда-то в район солнечного сплетения и пережавшая запястья проволока не вдохновляли от слова вообще. Сделать с ними ничего не вышло бы, зато не пришлось долго раздумывать на тему, кто решил от него избавиться.

«А стрелок, как оказалось, не маньяк, а некто гораздо опаснее, — решил он. — Маньяки, помешанные лишь на зверских убийствах, как правило, одиночки».

Этот же нанял в помощь двоих «клоунов»: судя по внешности потрепанной, но сохранившей остатки некогда кричащего лоска, или беженцев, или сынков некогда богатых родителей, но не отпрысков нынешних бизнесменов. И дело не в том, что Кир верил в патриотичность нынешних владельцев заводов-газет-пароходов и их родственников. Дума как была тем еще серпентарием до конфликта, так и продолжила. Политиканы есть политиканы; их ничто не исправит. Вот только будь притащившие его сюда малолетки при деньгах, свалили бы грязную работу на кого-нибудь другого.

«А так ли верно, что им чуть за двадцать? — тотчас пришла в голову своевременная мысль. — Ведь если с ними расплачивались сангри, точный возраст не рассмотреть».

Следы омертвения лицевых мышц Кир отметил лишь у одного. Второй или не получал сангри за услуги, или подкармливающий фанг был в нем заинтересован.

— Оть… смотри, ка-ка игрушка! — обращаясь к Киру, заявил один из «клоунов», покивав на самострел.

— Кака — не то слово, — рассматривая самострел, проговорил Кир, не столько действительно отвечая бандиту, сколько проверяя, насколько плохо звучит собственный голос. Звучал ничего так, приемлемо: не сипел, не хрипел, не заикался. Приступ слабости откатился столь же быстро, как и накатил.

«Клоун» носил узкие квадратные очки в черной оправе и вообще имел вид вполне интеллигентный. Некогда дорогой джинсовый костюм, протертый в районе бедер и локтей, фиолетовый в желтых пятнах шейный платок, штопанный синей шелковой ниткой. Видно, предпочитал фирменное рванье новенькому ширпотребу. Такие, как этот парень, обычно не промышляли грабежом и разбоем. Да и руки явно нерабочие: слишком ухоженные, с аккуратным маникюром, мозоли, характерные для тех, кто привычен к оружию, отсутствовали. Часы стильные, явно дорогие и в очень неплохом состоянии с виду, стояли: замерла секундная стрелка. Другой тоже не выглядел типичным гопником или нациком, но смотрел со злостью.

— Шо? Страшно? — акцент неприятно ездил по ушам, но Кир постарался не обращать внимания. Он просто нервничал вот и раздражался по совершенно незначительному поводу. А нервничать в его положении нормально, ведь не каждый же день собираются убить.

— Много же у вас этой дряни…

— Ты ж, моя радость! Зассал, да?

«А вот хрена тебе лысого», — подумал Кир.

Самострел, казалось, выглядел точной копией того, который он видел недавно. Впрочем, Кир мог и ошибаться: не эксперт, в конце-то концов.

«И как? Где? На каком заводе могли такое изготовить? — Кир больше не верил, будто подобные механизмы мастерил сам безумный маньяк. Тот бы не разбрасывался этими игрушками. В конце концов, людям свойственно упрощать себе жизнь, а никак не наоборот. Если, конечно, ими не руководит нечто психическое.

«А если это не человек, а фанг? — снова пришло на ум уже было отринутое подозрение. И припомнились слова Ки-И-аса, будь он неладен: о том, что договор вполне удастся обойти при большом желании. — Могло ли не наступить расплаты за убийство фангом человека, если первый использовал самострел?»

Пожалуй, это могло бы объяснить столь вопиющее разгильдяйство. Ведь и фанги бывают суеверны. Допустим, первое такое убийство стрелок совершил почти случайно, убедился, что оно сошло с рук, но решил не рисковать: бросил уже использованный арбалет, заказал новый…

У кого?

Стайры сами собой лезли в голову. Только они обладали ресурсами, сравнимыми с теми, какие имелись у государства: своя армия, подпольные заводы и клиники, агенты влияния во власти. Именно потому их еще не повывели с лица планеты, более того, откровенно побаивались, даже вне человечества объявили, и с энтузиазмом, достойным лучшего применения, отдавали фангам при первом же подозрении.

Люди с удовольствием избавлялись от зверей в своих рядах руками тех, кого считали хищниками и монстрами. Себя они при этом чудовищами не считали. Ну разве лишь экзальтированные и истеричные дамочки в социальных сетях постоянно ужасались несправедливости бытия и ставили на аватарки рамочки с голубями и надписями, призывающими ко всему хорошему против всего плохого. Но они постоянно вопили и в отношении соседних стран, призывая им помочь, а то ж в Америке и Африке дети голодают. Европейские дети, сбежавшие от ужаса войны, которую затеяли их родители, страдали, по их словам, гораздо больше привычного к голоду местного населения, которое вполне могло и само прокормиться, ему помогать было необязательно. При этом поехать с гуманитарной миссией в эту самую Африку пока ни одна из горлопанок не собралась.

«Стайры не стали бы работать с фангом. Или я кое-чего не понимаю в стремительно изменившемся мире», — напомнил самому себе Кир. С другой стороны, работал же с фангами он сам.

Вспомнились слова Виктора Викентьевича про объединение полиций. О том, что это необходимо сделать до того, как объединится преступный мир.

— Для тебя хватит и тохо, чаго у нас есть.

А Кир уже и забыл, о чем спросил «клоуна» и спрашивал ли вообще.

Тот, что был в джинсовом костюме, подошел ближе:

— Ну шо, мент, поховорим сериосли?

— Вроде, уже.

— Ты ж понимаешь, шо не жилец.

Кир фыркнул.

— А ведь вам, силовикам, платят хорошо, — продолжил тот. — Так, может, поделишься? Облехчишь, так сказать, душеньку?

— А мы за тя свечку поставим, ей боху, — согласился другой.

— Ну так шо?!

— Наглость — второе счастье, — усмехнулся Кир. — А у вас, я гляжу, первое.

— Ты ж посмотри, братка, на этохо атеиста! Только, мент, перед смертью все в боха уверовавши. И посильнее тебя ломались и бохородицу поминали.

— Бессовестная ложь, — сказал Кир. Сколько он пробыл в клинике у Дока, о многом передумал, а мысли о богах его не посещали. — Да и богов в умах людских много. Во всех верить веровалка сломается.

— Это потому шо души у тебя нет.

— Это уж точно не судить такой, как ты, падали.