Половинки космоса (сборник) - Владимир Венгловский

– Я, конечно, понимаю, у каждого может быть неотложное дело именно в это время и в этом месте, – произнес плешивый ростун, и Вася почувствовал, что тот знает, о чем говорит. – И все же в некотором смысле я оказался здесь первым. Улавливаете суть?

– Ты чего встал? – услышал Хвостиков над ухом шепот Ардены.

– На меня ползала таращится, – прошептал он в ответ.

– Иди, – подтолкнула девушка.

– Покорнейше вас благодарю! – воскликнул интеллигентный дикарь, когда Вася все-таки сошел с его руки. И уныло добавил: – Ну вот, теперь пусть девушка постоит…

Ардена окинула зал цепким взглядом и, схватив Васю за шиворот, потащила его обратно в коридор.

– Дрянь дело, – сказала она, сомкнув створки. – Вся орава пьяней пьяного, но бдят, сволочи.

– Нас стерегут? – поинтересовался Хвостиков, проникшись ощущением важности собственной персоны.

– Скорее, ждут, справится вождь или нет.

– С кем справится?

– С двумя бабами, – разъяснила Ардена.

Вася почесал макушку.

– Ну, одна ба… женщина – это ты. А вторая?

– Ты, конечно, – сказала девушка, удивляясь тупости собеседника.

– Я?! – вскричал поэт. – Эти обезьяны приняли меня за бабу… ох, прости… за глупую женщину?!

– Именно за глупую, – подтвердила Ардена. – Ты на себя в зеркало-то смотрел, патлатый? Вылитая девица с пушком над верхней губой.

Хвостиков фыркнул и заявил, что его артистический образ не обсуждается.

– Ну ладно – я, – сказал он немного погодя, чтобы сменить тему разговора. – Я – поэт, существо безобидное. Смятенье муз – оружие мое. Но как они решились оставить вождя наедине с тобой? Ты же амазонка, воительница, богиня войны.

Тут Ардену не уберегла даже общеизвестная толстокожесть жителей Амазона-4. Девушка залилась краской и наградила Хвостикова шутливым тычком под ребра, от которого он позеленел и полминуты восстанавливал дыхание.

– У него работа такая, – сказала богиня войны, справившись со смущением. – Какой же он вождь, если не сладит с двумя бабами!

– Так они его отправили на верную гибель без всякой подстраховки?

– Вождь должен быть сильным. А если не справится, выберут нового, – пояснила Ардена. – Те оглоеды у выхода этого только и ждут. Так что в открытую мы там не пройдем – сцапают.

– А нас-то за что?

– Из рабства нас пока никто не отпускал.

– Мы еще и в рабстве! – простонал Вася. – Что же делать?

Ардена уселась на пол, по-восточному скрестив ноги, и пригласила Хвостикова проделать то же самое.

– Давай рассуждать логически, – сказала она, провожая взглядом Васю, который отказался садиться и расхаживал от стены к стене.

– Давай, – буркнул поэт.

– Пройти внахаловку у нас не получилось и вряд ли получится.

– Угу, – кивнул Вася.

– Одеться в рванье по-туземному, чтобы не узнали, тоже не выйдет. Им известно, что за этой переборкой только мы да вождь.

Хвостиков снова выразил согласие кивком.

– Значит, – продолжала рассуждать Ардена, – надо задействовать вождя.

– И как ты предлагаешь с ним договориться? – горько рассмеялся Вася. – Простите, мол, уважаемый, за то, что звезданули по башке, и проведите нас, пожалуйста, к капсулам? Может, еще попросить постоять на стреме, чтобы никто не мешал смыться с этого корыта?

Ардена пропустила Васин выпад мимо ушей. Она молча подошла к завернутому в мешковину вождю и встряхнула с такой легкостью, словно он был малым ребенком. Со стороны она походила на муравья, управляющегося с огромной куколкой.

Как ни странно, демонстрация силы произвела на представителя туземной власти самое благоприятное впечатление: глаза восхищенно округлились, а из-под тряпицы, закрывавшей рот, донеслось довольное урчанье. Вася готов был поклясться, что бородач пребывает в полном восторге оттого, что скоро его гарем пополнится столь бойким экземпляром.

– Ну вот что, обезьяна, – прошипела Ардена самым смертоносным тоном, на какой была способна, – сейчас я тебя развяжу, но попробуй хоть раз вякнуть – придушу к чертовой матери. Понял?

Вождь кивнул. Восторга на его лице поубавилось, но бородатому все равно было интересно.

Девушка осторожно распутала мешковину, и вождь, постанывая, сполз с ложа.

– Огонь-баба! – были первые его слова. Потом бородач бросил неприязненный взгляд на Хвостикова. – А вот эта – психованная какая-то.

– Не все мужики любят целоваться с другими мужиками, – сообщила Ардена.

Вождь пристально оглядел Васю, по-новому открывая для себя и бледную кожу, и длинные волосы, и пушок над верхней губой, и досадливо плюнул.

– Ты бы еще юбку нацепил, недоумок!

– Он, знаешь ли, поэт, – вступилась за Хвостикова Ардена. – Ему положено так выглядеть.

– Поэт? – вождь поднял к потолку глаза и зашевелил губами. – Это который сказки рассказывает? А ну, давай соври что-нибудь.

Вася вздохнул. Порой ему предлагали показать свое искусство и в менее изысканных выражениях. Далеко не всегда он снисходил до метания бисера, но в данном случае отказываться не следовало. Набрав в грудь побольше воздуха, он выдал экспромтом:

Гроза галактик – вождь брадатый,Ватаги славной атаман…

Прежде чем произнести следующие строфы, Вася призадумался. Их нельзя было отнести к славословиям, которых, несомненно, от него ждали, но другой вариант совершенно не желал придумываться. Поэтому завершал четверостишие Хвостиков, крепко зажмурившись:

Всегда немытый и поддатый,Несносный бабник и буян.

Не открывая глаз, поэт ждал оплеухи, но ничего не происходило. Наконец, спустя несколько мучительно долгих секунд, Хвостиков решился узнать, что же творится за пределами его век.

Вождь стоял, открыв рот, с совершенно потерянным видом. В глазах пылал восторг обитателя джунглей, впервые в жизни примерившего ожерелье из бутылочных крышек.

– Волосатый, – заговорил он наконец, – ты лучшее брехло из всех, кто мне встречался. Всего пара слов, а я как живой получился.

– А что, вам знакомы и другие поэты? – осведомился Вася, раскрасневшись от похвалы.

– А то! – живо откликнулся бородач. – Тоже малохольные вроде тебя. Куда ни отправь работать – везде подохнуть норовят. Мне говорят, ты их на рудник писарями ставь. А на черта мне столько писарей? Даже на пластмассу не годятся – труха одна выходит, знахарям головная боль. Приходится за борт выкидывать. Раньше велел своим молодцам и вовсе этих субчиков на корабль не брать, сразу на берегу резать, но уж больно любят ребята глядеть в иллюминатор, как они кувыркаются.

От этих слов у поэта потемнело в глазах. Размахнувшись, он влепил вождю звонкую оплеуху, вложив в нее всю свою ненависть. Бородач изумленно ойкнул и осел на пол.