Этногенез и биосфера Земли - Лев Гумилёв

Так. Но ведь и внутри суперэтноса наличествует разнообразие: 1) социально-экономических структур; 2) рас, первого или второго порядка; 3) языков; 4) обычаев и бытовых обрядов; 5) религий. Разберем все эти частные признаки последовательно, ибо постоянно возникает стремление принять тот или иной внешний признак за глубинную сущность явления.

«Христианский мир» в конце XII в. пользовался многими языками: французским, провансальским, кастильским, галисийским (он же португальский), баскским, бретонским, тосканским, неаполитанским (общеитальянского тогда не было), саксонским в южной Англии и норвежским — в Англии северной, разными диалектами немецкого, датским, шведским, польским, чешским, венгерским и латинским. Даже в одном большом герцогстве или маленьком королевстве жили люди, у которых были разные родные языки, но это не мешало им общаться друг с другом. Они выучивали языки соседей или использовали латынь как язык культуры и религии.

Также в «Мусульманском мире» бытовали арабский, персидский, тюркские диалекты, сирийский, курдский. В Византии в одном лишь Константинополе говорили на греческом, армянском, славянском, исаврийском языках, а писать старались на древнегреческом.[328]

Вывод из этого однозначен: как мы уже видели, язык не является этническим признаком, а, следовательно, различие языков не мешает взаимному общению.

Говорить о единой экономической структуре суперэтноса XII в. нелепо, так как большая часть населения жила натуральным хозяйством, следовательно, в контактах с соседями не нуждалась. Самые оживленные экономические связи имели место на окраинах, именно там, где происходило взаимоуничтожение. Довольно интенсивной была экономическая жизнь в городах, но здесь наблюдался отрицательный прирост населения. В скученности и антигигиенических условиях любые инфекции уносили множество жизней, но города снова наполнялись выходцами из деревень.

Расы, складывающие суперэтносы, были весьма различны, а сочетания их случайны. В крестовый поход шли вместе голубоглазые блондины из Нормандии, Саксонии, зеленоглазые шатены из Бургундии, чернявые сухощавые провансальцы, носатые итальянцы (потомки сирийцев, заселивших Ломбардию еще во времена Римской империи) и испанцы, которых не всегда можно было отличить от арабов.

В рядах мусульманских воинств сражались бок о бок туркмены и суданские негры, хамиты из ущелий Атласа и курды со склонов Арарата. А сами арабы с пышными бедуинскими генеалогиями имели матерей или бабушек-грузинок, гречанок, итальянок, согдиек, индусок, черкешенок и абиссинок. Нет, расовый состав показывал лишь размах завоеваний, а отнюдь не антропологическую монолитность суперэтноса.

Сходства культур или «информационных коммуникаций»[329] тоже не было. Этому мешали отчасти социальные перегородки и характер деятельности, а потом — территориальная разобщенность. Мальчик, готовивший себя в рыцари или латники, должен был с шести лет упражняться в фехтовании и верховой езде, иначе он погиб бы в первой же битве; желавший стать священником зубрил латынь; подмастерье гнул спину над тканью или обстругиванием планок для бочки, крестьянин пас коров и обрезывал виноград. Все были так заняты своими делами, что им некогда было болтать друг с другом. Да и профессиональные интересы их были столь различны, что потребность в «информационных коммуникациях» была ничтожна. И если англичан Нортумберленда занимали набеги шотландцев, то обитатели Кента или тем более Бордо о них и думать не хотели, хотя король у тех и других был один. А Халифат распался на территориальные эмираты с легкостью, удивившей самих арабов, хотя связь между учеными этих суверенных государств не была нарушена. Но разве теология и философия определяют общность этноса?

Кроме того, беседовать стоит лишь тогда, когда встречаются разные мнения. Но тогда возникают прения и раздоры. Таким был спор Бернарда из Клерво и клюнийских монахов против Пьера Абеляра и парижских студентов. Однако это не разорвало целостности «Христианского мира».

Бернард сумел добиться очищения католической церкви от безграмотных священников, распутных епископов и поднял двух королей на крестовый поход: французского — Луи VII и немецкого — Конрада III.

Абеляр подарил католической церкви философскую систему — концептуализм, одного папу (Целестина II), одного ересиарха (Арнольда Брешианского), 19 кардиналов и 50 епископов. Будучи отлучен от церкви, Абеляр удалился в монастырь своих противников — Клюни, где и умер в 1142 г., примирившись со своими гонителями. Так что же считать «сгустком коммуникаций»? Ссору вплоть до костра или молчаливое согласие перед лицом силы? Или, проще, пресловутые информационные связи — не фактор этногенеза, а индикатор принадлежности к одной из противоборствующих сторон?

Еще более грозной была дискуссия, поднятая в Северной Африке в том же XII в. берберским теологом Ибн Турматом против туарегских марабутов (отшельников), о «единстве Божием». Простодушные невежественные люди понимали подобие Бога человеку буквально, в том смысле, что у Бога есть руки, лицо и т. д. Ибн Турмат заявил, что «рука его Аллаха — одно из его свойств, в данном случае — действия, а лик его — одно из его свойств, например слуха, зрения», а что такое эти руки на самом деде — находится за пределами человеческого разумения.[330] Тут-то бы, казалось, и наладить «коммуникативную информацию», так нет: поборники «единства» — Альмохады перерезали «многобожников» — Альморавидов. Вряд ли причиной кровопролития можно считать теологическое несогласие, мало кому понятное. Просто берберы боролись с туарегами, как, впрочем, и принято считать.

Спор о божественных атрибутах не затихал в мусульманской теологии на протяжении тысячелетия, но он не всегда приводил к кровавым последствиям. И наоборот, упорные и истребительные войны возникали и велись под другими лозунгами, например в защиту права потомков Али и Фатьмы на престол халифа. Следовательно, здесь дело не в ученых формулировках, а в чем-то другом, что и надлежит отыскать.

Но если мы отбросили все видимые причины мономорфизма этносов, то чем же можно объяснить единообразность процессов этногенеза при несхожести систем между собою? Очевидно, должен быть инвариантный фактор.

Да, он есть. Назовем его так: констелляция пространственно-временных энергетических соотношений, деформирующая этнические субстраты региона. А затем объясним, что это значит.

Представим себе широкий поднос с негладким дном, на одном краю которого насыпаны грядой шарики разного размера и веса. Толкнем неширокой лопаткой эту гряду шариков. Задетые покатятся с разной скоростью, прочие останутся на месте. Покатившиеся постепенно остановятся и образуют новую причудливую фигуру. Если же мы толкнем снова в другом месте, то фигура будет другая, из-за несходства объема шариков, их инерции и неровностей поверхности, по которой они движутся. Но и новая фигура будет следствием толчка. Это образ или схема, а теперь обратимся к действительности. Пассионарный толчок (микромутация) захватывает определенный регион и придает находящимся там этносам движение, затухающее вследствие потери пассионарности, признак которой удаляется отбором. При начале движения возникают новые системы, по отношению к которым старые этносы играют роль субстратов. Все затронутые толчком этносы данного региона перестраивают свое отношение к кормящему ландшафту и этническому окружению (соседям), что создает видимое разнообразие. Но, поскольку все они получили один и тот же импульс, они обнаруживают черты сходства (катятся в одну сторону). Это и объединяет их в суперэтнос.

Но можно ли сопоставить суперэтнос с «культурным кругом» или идеологической концепцией, возникшей одновременно с пассионарным толчком? Такая мысль напрашивается, но это соблазн. Концепции, философемы, эстетические каноны, нормы этики и т. п. — не явления природы, а дело умов человеческих. Подобно вещам, изготовленным руками людей, эти данности, называемые «духовными», либо сохраняются, либо разрушаются беспощадным временем. И хотя они распространяются путем проповеди куда быстрее, чем мигрируют создавшие их этносы, деформация их на новой почве неизбежна. Достаточно двух примеров.

Христианская доктрина к V в. путем проповеди распространилась от Индии до Ирландии и от Кавказа до Эфиопии включительно. И везде восторжествовала, но… сходство, достигнутое путем героических свершений и жертвенных проповедей, ограничивалось сферой догматики, деятелями богослужения да бродячими литературными сюжетами (например, легендой о Граале). И эта близость была лишь моментом при пассионарном пике, а потом все пошло вразброд. Египет, стремясь к духовной самостоятельности, стал монофизитским, в Месопотамию под защиту иранского шаха ушли несториане, сам собой «отвалился» Рим, возглавивший новый суперэтнос, а в Аравии ислам объединил в себе все ереси, гонимые в Византии, и удачно синтезировал их в исповедание, ставшее символом самоутверждения арабов. Культурная преемственность налицо, но природный процесс пронесся мимо нее, смыв все плотины, созданные людьми.