Дживс и Вустер (сборник) - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

сказать, что луна сейчас почти полная, и уж если она оказывает такое влияние на ленточные водоросли, можно ли обвинять человека – например, меня, – что он тоже не устоял?

– Боюсь…

– Неужели у кого-то повернется язык? – решительно наступал я и для убедительности добавил: – Ответьте по совести.

Но в его глазах не зажегся ответный блеск понимания. Он смотрел на меня все тем же тупым взглядом – будто он баран, а я новые ворота.

– Боюсь, мистер Вустер, вы сочтете мой ум недостаточно острым, но я не могу взять в толк, о чем вы ведете речь, хоть убей.

Вот теперь настало время нанести ему сокрушительный удар, и я вдруг с радостью обнаружил, что той трусливой дрожи, которая начала бить меня еще в спальне Стиффи, нет и в помине. Не скажу, чтоб я обрел прежнюю галантную развязность в обхождении и сумел в случае необходимости с должным высокомерием сбить щелчком пылинку с драгоценного кружева брабантской манжеты, однако чувствовал себя вполне спокойно и уверенно.

Мое волнение улеглось, потому что я знал: через минуту-другую я подложу под старого хрыча динамитную шашку, и он усвоит урок, что жизнь состоит не из одних только сплошных удовольствий. Если мировой судья содрал с вас пять фунтов в наказание за безобидную мальчишескую шалость, хотя по справедливости было бы вполне довольно погрозить вам пальцем и укоризненно покачать головой, приятно думать, что сейчас он начнет извиваться, как угорь на горячей сковородке.

– Я веду речь о себе и о Стиффи.

– О Стиффи?

– Да, о Стефани.

– О Стефани? Вы имеете в виду мою племянницу?

– Совершенно верно, вашу племянницу. Сэр Уоткин, – произнес я подобающим в столь торжественных обстоятельствах тоном, – сэр Уоткин, я имею честь просить руки вашей племянницы.

– Вы… как вы сказали?!

– Я имею честь просить у вас руки вашей племянницы.

– Ничего не понимаю.

– Что ж тут понимать? Я хочу жениться на Стиффи. Она хочет выйти замуж за меня. Теперь уразумели? Вспомните о ленточных водорослях.

Никому бы и в голову не пришло, что я охочусь за ее деньгами, – у нее их просто не было. После слов «прошу руки вашей племянницы» он вылетел из кресла, как фазан из кустов. Сейчас он снова в него опустился и начал обмахиваться ручкой. Казалось, он постарел лет на десять.

– Она хочет выйти за вас замуж?

– В общем, да.

– Но я даже не знал, что вы знакомы.

– О, знакомы мы давно. Сколько раз мы, если можно так выразиться, прогуливались под сенью струй. Еще бы мне не знать Стиффи. Ну как же, если бы я не был с ней знаком, разве я захотел бы на ней жениться, посудите сами.

Он, видимо, согласился, что это резонно. Умолк, сидел не шевелясь и тихо постанывал. Я снова вспомнил о правилах хорошего тона.

– Вы не потеряете племянницу, сэр Уоткин. Напротив, у вас появится племянник.

– На кой он мне черт, этот племянник?

Чего и следовало ожидать.

Он встал и, беспрестанно повторяя: «О Боже мой, Боже мой!», подошел к камину и неверной рукой нажал кнопку звонка. Потом вернулся к столу, сел и сжал голову руками. Появился дворецкий.

– Баттерфилд, – обратился к нему сэр Уоткин хриплым шепотом, – найдите мисс Стефани и скажите, что я хочу поговорить с ней.

Наступила сценическая пауза, но не такая длинная, как можно было ожидать. Стиффи появилась минуту спустя, не больше. Думаю, она пряталась где-то поблизости, с нетерпением ожидая приглашения. Впорхнула к нам веселая, счастливая.

– Вы хотели видеть меня, дядя Уоткин? Ах, Берти, добрый вечер.

– Добрый вечер.

– Я не знала, что вы здесь. Обсуждали с дядей Уоткином что-нибудь интересное?

Старик Бассет очнулся от столбняка, в котором пребывал, и издал звук, напоминающий предсмертное кряканье утки.

– «Интересное» – не то слово. – Он провел языком по бледным до синевы губам. – Мистер Вустер только что объявил мне, что хочет на тебе жениться.

Должен признать, эта барышня превосходно сыграла свою роль. Она с изумлением посмотрела на дядюшку. Потом с таким же изумлением посмотрела на меня. Стиснула руки. По-моему, даже покраснела.

– Берти, неужели!

Старик Бассет сломал ручку пополам. Я все ждал, когда это произойдет.

– Ах, Берти, я так польщена.

– Польщена? – Я уловил в ее голосе нотку недоверия. – Вы сказали – «польщена»?

– Ну конечно, ведь это величайший комплимент, который мужчина может сказать женщине. Все великие умы так считают. Я бесконечно горда и благодарна… Но, Берти, дорогой, прошу вас, не сердитесь на меня. Увы, это невозможно.

Я всегда считал, что лишь чудодейственные эликсиры Дживса способны так лихо извлекать нас из глубин небытия, но слова Стиффи возвратили Бассета к жизни еще быстрее. Только что перед нами был сломленный жизнью дряхлый старик, он весь сник, съежился, скукожился в кресле, казалось, никакая сила его не поднимет. И вдруг вскочил, глаза засверкали, на губах появилась улыбка. В сердце ожила надежда.

– Невозможно? Ты что, не хочешь за него замуж?

– Нет.

– Но он сказал, что хочешь.

– Наверное, он говорил о ком-то другом. Нет, Берти, дорогой. Это невозможно. Понимаете, я люблю другого.

Старик Бассет так и дернулся.

– Другого? Кого же?

– Самого необыкновенного человека в мире.

– У него, надо полагать, есть имя?

– Его зовут Гарольд Линкер.

– Гарольд Линкер?.. Линкер… Я знаю только одного Линкера, это…

– Священник. Правильно, это он.

– Ты любишь священника?

– Ах! – воскликнула Стиффи и закатила глаза с восторженным видом, напомнив мне тетю Далию, когда та произносила похвальное слово шантажу. – Мы уже несколько недель как тайно обручены.