Красный тайфун (СИ) - Влад Савин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мадонна, неужели и здесь ты услышала мои молитвы? Что жизнь без преодоления препятствий становится слишком пресной? Я тогда сказала это, совершенно не подумав, что мне откроется такое!
Но если бой начат, и враг показался — надо сражаться и победить. Иначе ведь и жить незачем?
Вашингтон, Белый Дом. 2 октября 1945.
— У Джо есть доступ к машине времени — сказал Джек Райан — раньше я считал это весьма вероятным, сейчас же уверен.
Русский Вождь выслушал наше предложение абсолютно равнодушно. А затем сказал то, что никак нельзя было ждать от диктатора с абсолютной властью. Что надо спросить самого Лазарева — и пригласил его в кабинет. И сказал, что как Лазарев решит, так и будет. А Лазарев ответил мне коротким русским ругательством, причем сказано это было тоже спокойно — видно было, что Джо и наш фигурант или заранее все отрепетировали, или предвидели без вариантов. Насколько мне известно, Сталин никогда прежде и ни с кем не играл в такую демократию. Могу оставить процентов десять на то, что даже диктатору иногда хочется пошутить. Но девяносто — за то, что ни он, ни Лазарев, не свободны в своих решениях, а обязаны учитывать позицию третьей стороны, которая Лазарева и прислала.
— Набавлять цену до максимума? — спросил Президент — просто чтобы узнать, на каком уровне русские готовы согласиться.
— Бесполезно. Судя по абсолютному отсутствию реакции на изменение цены, у Джо на кону гораздо большее. То, что он никогда не уступит. И надо было видеть взгляд Лазарева: он смотрел на меня, даже без вражды, а как цивилизованный европеец на африканского царька, предлагавшего выкуп в миллион зеркалец и бус. Мне было искренне обидно за Америку, сэр!
— Переход ко второму действию?
— Сначала мне пришлось выслушать Джо. Который поинтересовался, а на каком собственно основании мы требуем отставки «одного из лучших советских адмиралов» — и что СССР все ж не Панама, где американскому послу дозволено распоряжаться как высшей власти. Если же мы настаиваем на формулировке, «ради дружеских отношений между нашими странами», то должны предъявить, указав свидетелей, какие конкретно поступки или публичные высказывания Лазарева носили антиамериканский характер?
— Ясно. Так что со вторым вариантом?
— Я попытался вызвать объект на откровенность. Узнать, что конкретно он имеет против Америки. Заявить, что если он или его семья пострадали от действий властей или вооруженных сил, или просто граждан США, то наше правительство готово выплатить компенсацию. И что я представляю тех американцев, которые искренне заинтересованы в дружбе с Россией. Спросил, неужели вы хотели бы в будущем войны между нашими народами? Я использовал все свое красноречие, все свое умение дипломатии, весь свой психологический опыт, сэр!
— И какой результат? Прости, Джек, но процесс ради процесса нам неинтересен.
— Джо молча усмехался в усы. А Лазарев смотрел на меня, как на назойливую муху. А затем сказал скучающе, что мир, это конечно прекрасно, и «мы в Советском Союзе были бы рады — но для соглашения две стороны должны быть». И аудиенция завершилась — а после ко мне подошел адъютант Лазарева, я помню этого молодого лейтенанта еще на подписании капитуляции. Спросил, читаю ли я фантастику, как Нимиц, и сказал, что адмирал велел передать, что если я буду завтра в два часа дня на Арбатской площади, возле выхода из метро, то узнаю больше. Я рассудил, что если бы НКВД хотело меня похитить или убить, то не стало бы столь изощряться, тем более днем в людном месте. Сэр, вы должэн это прочесть! Умный ход — ни да ни нет, в ответ на прямой вопрос. Всего лишь фантастический роман, «никогда не было стран с такими названиями и людей с такими именами» — о вымышленной войне между некоей «Атлантической Лигой» и «Континентальным Альянсом». Именно так русские видят будущую, Третью Великую войну — прочтите вот здесь и здесь, мистер Президент, избранные места, уже переведено на английский!
Десять тысяч бомбардировщиков летели на восток. Если бы они собрались все вместе в едином строю, то померкло бы солнце. Но они взлетали с разных аэродромов — с острова Авалон, из Галлии, Оттомани, и еще из десятка других стран, связанных военным союзом с Атлантической Лигой. Поднятые одновременно, в «час Икс», приказом Президента Лиги, решившего, что настал удобный случай, наконец определиться, кому должна принадлежать вся планета без остатка — ведь два хозяина, упомянутая Лига, и Континентальный Альянс, это слишком много, когда весь мир поделен на рынки сбыта и сферы влияния — делить не на двоих, а на одного, выйдет ровно вдвое выгоднее.
Такова была истинная причина этой войны. А все прочие высокие слова и возвышенные идеи — не более чем производные. Ну а когда очень хочется подраться, легко найти предлог.
Кто победит — сомнений не было. У Альянса была очень неплохая сухопутная армия, великолепно показавшая себя в прошлую великую войну. Но разве не очевидно, что к войне современной все эти геройства, грязные окопы и танковые прорывы имеют такое же отношение, как рыцарские баталии на копьях и мечах? Новая война — это не подвиги, а конвейер, бесперебойно работающий механизм по доставке бомб на головы врагу — и килотонны падающей с неба смерти, взрывчатки и напалма, были абсолютно равнодушны к храбрости тех, кто внизу. А когда были изобретены атомные бомбы, каждая по силе равна целому эшелоны с тротилом — говорить о воинском искусстве среди генералов Лиги стало неприличным. Достаточно того, что мы имеем подавляющий перевес в воздухе, и удобно расположенные авиабазы.
И мы вовсе не собираемся стирать противника в пыль, по крайней мере, пока есть надежда на его благоразумие. Зачем уничтожать то, что после его капитуляции станет нашим?
Территорию по курсу успела почистить тактическая авиация — задавить тяжелые зенитные батареи, способные забросить снаряд на полтора десятка километров, отогнать истребители Альянса (весьма неплохие, надо сказать — но наших было в небе попросту больше, раза в три). Теперь «молнии» умчались вперед, расчищая бомбардировщикам путь в пределах своего радиуса действия — и напрасно пулеметчики «крепостей» пялились в прицелы и последний раз подглядывали в вызубренную баллистическую таблицу, в пределах досягаемости их оружия не было целей. Все в экипажах были заняты по уши — пилоты выжимали из пропеллеров максимум возможного, штурманы наводили последние штрихи на карту, оружейники проверяли свою драгоценную ношу. А истребителей Альянса становилось все меньше, и наконец они совсем исчезли куда‑то — даже вдали не было видно воздушных боев.
Они уже успели углубиться на добрые двести или триста миль в глубину вражеской территории. Настроение было приподнятое — скоро уже сбросим бомбы, и домой, пить пиво в баре и распускать перья перед девушками из «вспомогательного корпуса». Не обманули политики и командиры — эта война будет делом быстрым, легким и чистым, при гораздо большем результате, чем прошлая! И это будет последняя война на земле — ведь если Лига станет единственным хозяином мира, с кем тогда воевать, с прилетевшими марсианами?
Очень скоро эти бравые пилоты Лиги будут думать иначе. Те из них, кто останется жив.
Откуда‑то снизу потянулись дымные столбы. Их было много — два, три десятка. Зенитные ракеты — они считались эффективным оружием против одиночных разведчиков, в хорошую погоду, но абсолютно непригодными против массированного налета, поддержанного истребителями. Ахиллесовой пятой была система наведения — когда корректировщик с земли должен был, удерживая в визире ракету и цель, пытаться выстроить их в одну линию, даже очень хорошо обученный расчет в полигонных условиях с трудом успевал отработать на рации команды наводчика — «вверх, вниз, влево, вправо», а уж когда сверху валятся «джабы», истребители с бомбами, нормальное прицеливание было даже теоретически невозможно (прим — именно таким, по проекту, должно быть наведение немецких зенитных ракет «вассерфаль» — В. С.). Тем более что расчет как правило, сидит рядом с местом пуска ракеты, вот уже истребители пикируют туда, где еще не успела рассеяться пыль, поднятая выхлопами из сопел стартовавших «летучих рыбок». Может быть кому‑то и не повезет — каждая ракета несла до полутонны взрывчатки, и даже при близком разрыве была гораздо опаснее зенитного снаряда, ну а при прямом попадании даже восьмимоторную «сверхкрепость» разносило в ошметки, и чтобы кто‑то из экипажа выжил, о том нельзя было и мечтать! Но сколько их попадет — хорошо, если одна или две, и это на многосотенную армаду — каждый надеялся, что не повезет совсем не ему.
Странно было, что эти ракеты даже не пытались наводиться, а почти вертикально шли в зенит. Может быть, это истребители поработали так хорошо, перебив все расчеты, и некому корректировать? Или там на земле все разбежались в панике, выпулив свои снаряды куда попало?