На руинах Мальрока - Артем Каменистый

Зачем в Мальроке использовались керамические трубы, я понятия не имел, и в данный момент не горел желанием устраивать расспросы – не исключено, что это всем известно, и я выкажу свою полную некомпетентность, серьезно подпортив биографию. Труба была надколота с одной стороны, но меня это устраивало. Подобрав в куче металлических предметов слегка погнутую оловянную чашу подходящего диаметра, я приступил к сборке своего варианта клепсидры.

Заткнул поврежденный конец трубы древесной пробкой, замазал края смолой – теперь герметичность соблюдена. Затем пришлось обращаться к кузнецу. Грат, возможно, удивился странной просьбе, но без вопросов просверлил в основании отверстие малого диаметра.

Дальше я залил в чашу немного воска, и, прежде чем он застыл, укрепил на нем вертикально стебель тростника, предварительно разрисовав его чернилами разных цветов – их развел Тук из запасов сэра Флориса и епископа. В итоге получилась какая-то худосочная пародия на милицейский жезл – тонкая, длинная и пестрая как радуга.

Поставил трубу вертикально, залил водой почти доверху, осторожно опустил чашу. Та закачалась, но уплывать ей было некуда – со всех сторон керамическая преграда. Выдернул пробку – из отверстия брызнула струйка. Уровень начал понижаться, чаша, естественно, пошла вниз, и стебель тростника вместе с ней. Глядя, с какой скоростью исчезают в недрах трубы полоски разных цветов, я нахмурился – недостаточно быстро: не получится работать с точностью до нескольких секунд. Пришлось возвращаться к Грату для расширения стока – лишь после этого признал клепсидру пригодной для задумки.

Итак: у меня теперь было устройство, с помощью которого я мог определять, с какой скоростью выполняю какие-либо действия. Не секундомер, конечно, и все относительно, но и не "на глазок" буду ориентироваться.

Пришло время эксперимента.

Как человек скромный и стеснительный, я не хотел, чтобы на меня любовалось все население замка, и выбрал самое уединенное место – полоску суши между каналом и западной стеной. От взглядов пары наблюдателей укрыться будет трудно – дозорные и днем службу несли. Надеюсь, они все же будут таращиться на подступы к Мальроку, а не на мои чудачества.

Клепсидру установил у берега канала, на плоском выходе дикого камня, выпирающим у края обрыва. Сходил к спуску, набрал в деревянное ведро озерной воды, вернулся, залил трубу до верхней внутренней отметки, опустил чашу-поплавок. Наскоро размялся, восстановил дыхание, выдернул пробку, побежал в сторону поворота канала, вдоль замковой стены. Мчался быстро, но не забывал о безопасности – один неловкий шаг в сторону, и можно налететь на кол рогатки, повторив печальную судьбу сэра Флориса.

Домчавшись до поворота, притормозил, развернулся, бросился назад. Вернувшись к исходной точке, ухватил тростинку, зафиксировав ее в застигнутом положении. Затем воткнул пробку на место, долил воды, запомнил, на какой цветовой полоске финишировал.

Отдышавшись, повторил забег, а затем еще раз. В итоге получил некоторый разброс по отметкам, но небольшой – я прибегал к финишу приблизительно за одно время, плюс-минус секунд пять-шесть.

Пришло время начать эксперименты с разгоном. Присев, попытался вызвать в ногах ту самую теплоту, ускоряющую заживление. Ничего не получилось, но я не удивился – подозревал уже, что лишь в критических ситуациях способен это использовать. А сейчас все прекрасно, и организм вредничает, не желая со мной сотрудничать. Я это пресек простым способом: начал вспоминать острую мордочку Цавуса, сырые стены инквизиторского застенка, треск ломаемых костей. Своих костей. Если механизм черного сердца работает на подсознательном уровне, то должно сработать.

И я оказался прав – резко потеплело, причем ощутимо, и сразу везде. Организм не чувствовал повреждений, и в панике реагировал сразу на все что только можно. Отлично – это как раз то, что мне необходимо.

Стараясь не выйти из "теплого состояния", медленно поднялся, вытащил пробку, бросился вперед. И тут же прекратил забег, кубарем покатившись по земле. А как не покатиться, если на полном ходу задеваешь ногой основание добротного, наклоненного в сторону вероятного противника, кола. Все внимание я уделял лишь удержанию "жара", вот и пострадал.

Поднявшись, стряхнул мусор с одежды, исследовал полученные ушибы, признал их незначительными, вернулся к клепсидре, залил ее заново.

На этот раз был умнее: и "жар" не растерял; и за кол не зацепился. Так и бежал, стараясь не напортачить, и одновременно не выйти из состояния "разгона". Добравшись до финиша, увидел, что от тростинки лишь хвост торчит – вода из клепсидры вытекла полностью. Такого разгромного результата у меня еще не было – вместо того, чтобы поставить новый рекорд мира, я пробежал в три раза медленнее чем безногая черепаха.

Но упрямства мне не занимать: пошел на новую попытку; потом опять, и уже на следующей вплотную приблизился к стандартным показателям. При этом чувствовал, что резерв остается – я действительно двигался быстрее, хотя и не так, как это проделывала Йена. Но она, возможно, тоже с мелочей начинала, или у перерожденных тело слушается лучше.

До вечера еще полно времени – я твердо вознамерился побить все свои рекорды раза в полтора. Но, увы – недолго длилась тренировка: на очередном финише увидел, что мои водяные часы лежат на боку, и донышко у них расколото.

Никто их не ломал – я своей глупостью это сделал. Пробка из дерева, закупорившее днище, вещь эффективная, но не лишенная недостатков. Древесина в воде разбухает, увеличиваясь в объеме. Мощь процесса велика – каменщики древности с помощью этого явления гранитные блоки отделяли от скалы. Технология простейшая: бурится отверстие, заливается водой, забивается кол.

Я такой умный, аж сам собой восхищаюсь, но почему-то ум этот просыпается только после того, как напортачу…

Возиться с изготовлением новой клепсидры не стал – и без нее теперь понимал, с чем надо работать. Придется тренироваться в удержании "режима жара": поддерживать его на автоматизме – не задумываясь. Для этого не обязательно устраивать спринтерские забеги: можно заниматься хоть круглые сутки, незаметно для других. За едой, в седле, на военном совете, перед сном – научиться делать это, не уходя в "нирвану". Надо добиться, чтобы со стороны при этом ничего не замечали: обычный Дан, ничуть не рассеянный, и совсем не напряженный. Пока что у меня, наверное, вид при этом, как после передозировки пургена…

Возвращаясь в замок, увидел, что по дороге тянется вереница повозок, загруженных досками, плахами, брусом, бревнами и связками толстых жердей – народ активно разбирал уцелевшие деревенские строения. В башне стучали молотки и топоры, работали пилы, попахивало здесь теперь не мертвечиной, а тем неповторимым ароматом, что бывает в столярных цехах.