Нож сновидений - Роберт Джордан

Так рано они снялись с лагеря впервые, но надежды Мэта на то, что Шончан вынудили Люка двигаться быстрее, очень скоро улетучились. Пока солнце карабкалось в зенит, они оставили позади группки каменных фермерских домишек, разбросанных по склонам холмов, и несколько деревенек, с крышами крытыми, черепицей, а иногда и соломой. Деревеньки обычно ютились у дороги, а за ними простирались огороженные каменными заборами поля, выхваченные из лесного массива. Мужчины и женщины прекращали работать и смотрели на тянущийся мимо караван, а детишки бежали следом, до тех пор пока родители не принимались окликать их. Но ко второй половине дня вереница фургонов достигла более крупного населенного пункта. Рунниенская Переправа расположилась на берегу так называемой реки – пересечь ее можно шагов за двадцать, причем вода едва ли будет доходить до пояса. Но тем не менее через нее был перекинут каменный мост. Деревня не шла ни в какое сравнение с Джурадором, но тут обнаружились четыре постоялых двора, а каждое третье здание было выстроено из камня и синей или зеленой черепицы. Помимо этого, между берегом реки и деревней протянулась миля утоптанной земли, где торговцы могли оставить свои фургоны на ночь. Фермы, окруженные полями, садами и пастбищами, создавали лоскутное одеяло, раскинувшееся вдоль дороги на добрую лигу, а может, и дальше, за холмы. По крайней мере, Мэт видел дома на этой стороне холмов. Для Люка этого было вполне достаточно.

Приказав установить на пустыре холщовую стену, – поближе к реке, чтобы было удобно поить животных, – Люка направился в деревню, надев предварительно алый до рези в глазах камзол и не менее алый плащ, так обильно расшитый золотыми звездами, что любой Лудильщик разрыдался бы от зависти. Когда над входом уже растянули огромную сине-красную вывеску, фургоны расставили по местам, собрали подмостки и почти закрепили стену, он вернулся в сопровождении трех мужчин и трех женщин. Деревня находилась не так уж далеко от Эбу Дара, но, судя по всему, наряды прибывших едва ли имели отношение к тамошней моде. На мужчинах были короткие разноцветные шерстяные камзолы с угловатой вышивкой вдоль плеч и рукавов и темные мешковатые штаны, заправленные в высокие сапоги. Что же касается женщин, то их волосы оказались собраны в искусные узлы и завиты, а платья практически не уступали по яркости одеянию Люка – цветы щедро расцвечивали подолы узких юбок. Все пришедшие носили на поясе ножи, причем у большинства лезвия были прямыми. И каждый принимался любовно поглаживать рукоять, чуть кто-то осмеливался задержать на них взгляд. Это как раз не изменилось. Алтарская вспыльчивость осталась алтарской вспыльчивостью. Среди гостей были мэр городка, четыре владельца постоялых дворов и худая, сухощавая седовласая женщина, которую все уважительно именовали не иначе как «Мать». Судя по тому, что и у кругленького мэра волосы не менее седые, да еще имеется лысина, и у всех владельцев постоялых дворов тоже можно найти ниточки седины в волосах, Мэт решил, что эта дама – местная Мудрая. Поэтому, когда она проходил мимо, он улыбнулся и коснулся пальцами полей шляпы, за что дама одарила его суровым взглядом и фыркнула, чем очень напомнила Найнив. Точно, все верно, Мудрая.

Широко улыбаясь и активно жестикулируя, Люка показывал им свои владения. Раскланиваясь и сверкая алым плащом, он останавливался тут и там и заставлял то жонглеров, то гимнастов исполнить какой-нибудь трюк для гостей. Но когда последние отправились обратно в деревню и скрылись за поворотом дороги, улыбка Люка сменилась кислой гримасой:

– Подавай им бесплатный вход для мужей и жен, для них самих и для всех их детей, – проворчал он Мэту. – И если какому-нибудь купцу заблагорассудится съехать с дороги, мне наказано немедленно сворачивать лавочку. Они вовсе не простаки, особенно эта Мать Дарвале. Да если бы эта навозная куча привлекала к себе купцов! Воры и пройдохи, вот они кто, Коутон. Все эти деревенщины – воры и пройдохи, и честные парни, вроде меня, отданы им на милость!

Вскоре Люка подсчитал, сколько он здесь заработает даже за вычетом этих бесплатных билетов, однако не прекратил сетовать на судьбу даже тогда, когда очередь на вход растянулась не хуже джурадорской. К своим жалобам он еще прибавил и стенания по поводу того, сколько бы ему перепало, задержись цирк еще на денька три-четыре в соляном городе. Теперь речь уже шла о трех-четырех днях, но вполне вероятно он просидел бы там и дольше, пока людской поток не иссяк бы окончательно. А может, эти трое Шончан – работа та’верен? Вряд ли, но мысль неплохая. Но теперь все уже в прошлом.

Вот так они и передвигались. В лучшем случае по две или по три лиги в день, причем Люка постоянно находил городки или группки деревень, которые ну просто умоляли его остановиться. Или, точнее сказать, городки или группки деревень, чье серебро умоляло его не проезжать мимо. И даже если по пути им попадались лишь деревушки, не достойные усилий по возведению холщовой стены, Люка не давал каравану сделать больше четырех лиг. Он не хотел рисковать и разбивать лагерь прямо у дороги. Если возможности устроить представление не было, Люка предпочитал подыскать пустырь, где спокойно могли разместиться все его фургоны. И пусть ему придется до боли в горле торговаться с местным фермером, чтобы их пустили на заброшенное пастбище. Причем весь следующий день Люка будет бурчать о невероятной цене, даже если стоянка стоила ему не дороже серебряного пенни. Он не любил развязывать тесемки кошелька. Таков уж Люка.

Фургоны торговцев сновали туда-сюда по дороге – за ними клубились облачка пыли. Купцы старались доставить свои товары на рынок как можно скорее. То тут, то там попадались квадратные фургоны Лудильщиков, – по раскраске они уступали разве что обиталищу Люка. Все они направлялись в Эбу Дар, что очень странно, и двигались не быстрее каравана Люка. Поэтому, судя по тому, что все они двигались в противоположном направлении, вряд ли какой-нибудь из них нагонит странствующий цирк. На протяжении всех этих двух или трех лиг игральные кости в голове громыхали так, что Мэт постоянно гадал, что же ждет его за очередным поворотом дороги и не наступает ли судьба ему на пятки. От этого, хочешь не хочешь, станет не по себе.

В первую ночь, проведенную неподалеку от Рунниенской Переправы, Мэт отправился к Алудре. Рядом со своим ярко-голубым фургоном она отгородила тряпичной восьмифутовой стеной небольшой участок для запуска фейерверков. Когда Мэт откинул полог входа и нырнул внутрь, женщина выпрямилась и воззрилась на вошедшего. В свете фонаря, стоящего на земле, Мэт разглядел, что в руках она держит темный шар размером с арбуз. Рунниенская Переправа заслуживала лишь одного ночного цветка. Алудра открыла рот, чтобы выставить непрошеного гостя вон. Даже Люка не было дозволено сюда входить.