Вольные повести и рассказы - Юрий Тупикин

– Батя, милый! Мама, милая! Чего же мне говорить, когда счастье просится в руки. Ну, гляньте вы на обоих – один лучше другого. И ещё двое такие же. Всем они нравятся и мне они нравятся. Пойду за любого, ни один не раскается. Но за того, который зовёт… Пойду за тебя, Родимушка, настаивай, правду вижу – не пожалеешь!..

Опять крики и шум. Всем симпатична Ясения, с именем русским, ясным. Тётка Соня сыпнула сольцы для веселья:

– А если ты братьёв-то перепутаешь?…

На это Ясеня сразу ответила, словно готовилась:

– Эка, беда, кровь-то одна и тело, поди, одинаковое…

Гостиная раскололась от смеха.

– Яся! – укоризненно заревновал Родим-брат.

– Князь мой начальный, я пошутила, а то так и будут лезть…

Публика прикусила язык. Так ей и надо. Ну, всё ясно. Слово отца… От раскачки того ни вялости, ни сомнения.

– Ну вот, сваты, сами видите. Ваша рука, дядя Силай, её на вас настропалил и мы раззявились. Вас повидали, вы нам подходите. Но тут другой оборот. Если решать, то совсем. Домой нам её нельзя. За ней табуны. Стоит высунуться, сразу косяк овозля. Нам шукнули: с ночи на ночь её уведут силом. А устеречь мы её не в состоянии. И жалко, дела у неё горят, за малыми ходит, что мать, а придётся оставить. Иначе мы не ручаемся. Девка видная, молошная, словом, солодка. Такую не отдашь – дуром уведут… – Бросалась в глаза литая цельная ясность не только барышни Яси и её мамы, но и самого Ясения Ясеньевича Ясенева. И он крепок, румян и ясен не хуже жены и дочери. Боже наш, да чего же им не быть литыми и ясными с яичной-то скорлупы!.. Мы тоже теперь употреблять начнём помаленьку для ясности!..

Дед Любан уточнил у своего друга:

– Силай, может, уводчики лучше нас? – но это было кокетство. Дед Силай рад был долгожданному слову, это его старания наделали столько приятного шума. Он сказал:

– Знаем мы всех. Обыкновенные. Сорт – севок. Не пара она им. Посулы великие, а всех сложить – ворониный нос… Короче, от ворон ворониные яйца… Берите, пока дают, днём другим будет поздно…

Вот она какая, Ясения! Нарасхват. Отец наш не размышлял.

– Всё. Берём. Поживёт до свадьбы у нас, а там и совсем останется. Сегодня и обручим вместе со всеми… Спасибо, сваты, девка, и вправду, солодка. За нами не постоит. Такую-то прелесть окупим сполна, ерошь нашу роясь!.. – Отец сел на стул, за ним опустились другие. Зато поднялся дед Любан. Что ещё скажет?

– Давайте, гости, во рту пересохло… С двумя справились…

Да уж. Успехи деда у всех на глазах. Всем дед нравится. Что ни скажет – смехом ему поддержка.

Начали пить, галдеть, обсуждать. Стали прикидывать, куда девать остальных невест. Уж больно хорошие, а женихов нету… Ребята переглядывались и сводили глаза на Амина. Ребята чувствовали себя хорошо. С быком счёты свели, невесты при них; солодка на солодке и, надо полагать, давно рученые… Амин был один наподобие красной девки. Он сидел против Роды и ухаживал за ней и за славной мамой, не забывая теперь и тётку Соню. Происходящее действовало на него, как весна на влюбленных и больше того, подзуживало и его к поступку. Но ему не хватало смелости. Однако после успешной перебежки Ясени от одного жениха к другому и завершения дела с Любавой, устранившей возможного для него конкурента, Амин, боевой армейский сапёр, хоть и в прошлом, на что-то решился. Он встал. Что встал, неудивительно. Много вставало для тостов, думали, и этот произнесёт свой особенный тост. Но то, что произнёс Амин, многих повергло в смятение, а многих привело к восхищению. Судите…

– Дядя Родим! Тётя Родима! За лето стали вы мне как родные. Ваши смотрины – удобный случай влюбиться. Прошу вас, поручитесь за меня, я делаю предложение Родалии Даниловне Родовлетовой!.. Родушка, милая, я влюбился в тебя с первого взгляда… Прошу тебя, стань моей невестой. Не беда, что ты не назвала имена своих дальних предков, а наука, урок всем хороший. Мы докопаемся до корней, и детей будем учить… Соглашайся, Рода, я буду тебя любить долго-долго…

О-ой! Это называется шок. Мы были шокированы. Не было исключений, у всех рты были открытыми. Мои родители были смущены и растеряны, не совращают ли они молодёжь своими смотринами? Опять отцу надо было ответить. Он не дал себя умолять, встал.

– Родонька, прости ты меня, хорошая! Сам я тебя уговаривал ехать смотреть нашего сына, а тебя самою здесь высмотрели, а нашему ты не досталась. Ты скажи сама, мне помоги. А от нас тебе поручительство: парень Амин золотой, взял и ростом, и дородством, и красой, и разумом. Как говорится, отборный жених, была бы ещё девка на выданье, мы бы за него отдали… Встань, дочка, ответь парню!..

Рода не ожидала такого экспромта. Красная дева-татарочка уткнулась в плечо славной мамы и лица её не было видно. А когда мать подтолкнула её локотком и она поднялась – лицо её было в зареве, а глаза как угли, от них и зарево.

– Ой, Амин! Я христианка, а ты мусульманин! – грустно сказала Рода. И тут религия! Где бы она перестала в ногах путаться. Вот уж истинно: равна любовь – не равны религии. Амин хватал ртом воздух. Налетела коса на камень, сказать парню нечего. Но всё же сказал:

– Уживёмся мы с верами, Родушка! Сама говорила, что у вас в роду татарославянская вера, у нас будет православно-мусульманская… а если хотим, то языческая – во всех нас течёт кровь язычников… На куполах языческих храмов изображались крест, солнце и полумесяц. Чего же ещё? (Чуть было не ляпнул Амин, что на «тереме» Роды был полумесяц, но не ляпнул, куснул язык…)

– Да как же, я ехала к одному, а меня при нём сватают за другого?…

– Ясеня тоже ехала к одному, а приехала к другому…

– Честно сказать, ты мне приглянулся, и быка приподнял… – Всех распирало загагатать, но стерпели. Но вот когда бык-то сказал своё слово. Не всё то шуточки, когда силу девчонкам показывают!

– Мамочка, как мне быть? – до славной мамочки добрались. Тут их три было славных: мама Светы и мама Роды – конец весны – начало лета, и мама Яси – середина лета; в других обстоятельствах их самих можно сватать. Но ныне привстала Розалия Амиловна, чтобы решить участь молодого человека, Амина, лицо её тоже в зареве. И от вина, и от волнения. Хотели возвращаться не солоно, а тут… Как говорится, не грело и не горело, да вдруг высветило.

– Чего же, доченька! Чему быть, того не миновать. В дороге он нас обольстил… медовый… Решайся, я не против, и отцу расскажем, как было дело. У Дубиней не может быть плохих друзей, возьми это в расчёт… Слюбитесь, он приятный…

Вполне убедительно мама сказала. И ей помогла ещё тётушка Соня, ведь она тоже сваха:

– Родонька, твоё счастье! В этом доме все переженятся. Здесь все друзья обневестились. А наш-то, гляди какой! Не то, что какие чуваши или мордва…

– Га-га-га…

Рода, пока гагатали, невольно шепнула на ухо тётке Соне – окстись, мол, образумься, это вчерашние ребята и невеста из Коноваловки! Тётя Соня взяла в толк промах и стала выходить из конфуза. Она глянула на Мишу, на Славу, на Надю, кое-что вспомнила и, указав на них пальцами, поправила положение:

– Эти-то? Гляди-к ты! Эти, как люди, а то бывает, глянешь на харю – страсть Божья!..

– Га-га-га…

Смех учит нравы. Мудрость учит приличию, то есть открывать рот при смехе умеренно, чуть-чуть приоткрывать низ верхних зубов. Дескать, смех безобразит рот, дескать, некрасиво, когда люди трясутся от смеха. Тем более, плохо, когда смеются до слёз, дескать, искажается выражение глаз. И вообще недопустим рёв и так далее. Но тетушка уморила. Слава, Миша и Надя-Надёжа смеялись до полусмерти, а с ними весь дом, и невесты их, то есть Лепана с Красавой уткнулись им в спины и хохотали. Родонька тоже промокала глаза. Я тоже смеялся. Но, смеясь, я не забывал свое ремесло, наблюдал, как смеются другие… Сначала, конечно, за шефом. Шеф хухукал, но не хохотал. У его девчонок голоса не было слышно, но рты свидетельствовали о их необычайном веселии – ротики от плеча до плеча, как у многих. Кривая ирония, да в кривых улыбках были лишь у борских, то есть у Тани-товароведки и её мамы-учительницы; они сиволапых судили. Что поделаешь, некультурные, ржут, как лошади, над каждой грубой шуткой, особенно над этой темной бабой, которая у них в свахах. Которая даже не знает того, что, тыча пальцем в другого, тремя пальцами разом тычешь в себя. Которая отобрала кандидатку в невесты, достойную нравственной и физической красоты. Которая, кстати, относится к категории лиц невежественных, но нравственно безупречных. Но как ты скажешь учительнице, что невежественная тетушка Соня нравственнее и чище шефа с его прелестными развратницами, да и самой учительницы, дочь которой, воспитанную ею, явившуюся на смотрины, оприходовали как публичную девку. По-моему, лучше смеяться, чем строить умную козу, а то угодишь на язык литературного папарацци, снимет голову за собственные грехи… Тем более, не от смеха вообще, а от хохота люди здоровы. Разучившись громко и полезно смеяться, этикетчики и чихнуть вслух боятся, сильно жмут переносицу, подавляя полезное действие организма. А от сарказма, как правило, люди желчны здоровьем. Все больше губки растягивают. Смеются, называется. И это привито сегодня как признак хорошего воспитания. Поэтому и множество злых, желающих укусить других своей язвой 12-перстной кишки, приобретённой от жвачек Стиморол или Дирол… Что же лучше: угодить приличию или здоровью? Всем больным людям, со всеми их болезнями мы бы советовали обратиться к языческой науке здоровья. Она исцеляет улыбкой, осанкой и радостью.