Нечистая сила - Валентин Пикуль

– Кому ж из нас это она кланялась?

А средь прочих стоял мужик, который сказал:

– Да не шумите… это она мне кланялась!

Так киевляне узнали о присутствии в Киеве Распутина. Но в этой сцене была одна деталь. Когда царский кортеж проехал и показалась колясочка с жалким, словно его обухом пришибли, Столыпиным, Гришка взмахнул ручищами и громко запричитал:

– Смерть за ним идет! Смерть глядит на Петра…

Так и невыяснен деликатный вопрос: что знал Распутин и в какой степени был он посвящен в программу дальнейших событий? Но если знал Распутин, то выходит, что знал и… царь?

Столыпин выбрался из коляски, расплатился с извозчиком. Пройдя в комнаты, сразу же просил соединить себя с генералом Курловым, занимавшим номер в «Европейской» гостинице:

– Почему во время проезда я не был обеспечен охраной?

– Охрана была. Вы ее просто не заметили.

Столыпин бросил трубку и выругался:

– Врешь, морда каторжная! Я все замечаю…

31 августа, время – 12.40…

Некто М. Певзнер позвонил на телефонную станцию:

– Барышня, мне нужен номер шестьсот-девять…

Это был телефон Богровых в доме № 4 по Бибиковскому бульвару. На коммутаторе произошла осечка, и, подключив Певзнера к Богровым, барышня – по ошибке! – не разъединила прежнего разговора. Таким образом киевский обыватель М. Певзнер явился нечаянным слушателем беседы Д. Г. Богрова с полковником Кулябкой:

– Вы обещали дать мне билет в Купеческий сад, где сегодня вечером будет встреча царя и его августейшей семьи.

– Я оставлю вам билет. Пришлите за ним кого-либо.

– Хорошо, – ответил Богров, – я пришлю. Спасибо.

Певзнер решил использовать эту ситуацию в своих личных целях. Позвонив на станцию, он попросил барышню снова соединить его телефон с квартирой Богровых.

– Слушай, Мордка, – сказал он ему на жаргоне «идиш», – я сейчас слышал, как ты разговаривал. Если ты имеешь роскошный блат с жандармами, так устрой мне и моей Идочке по билетику в Купеческий сад. Мы тоже хотим повеселиться.

Нависло молчание. Богров долго думал.

– Надеюсь, – отвечал по-еврейски, – ты достаточно умен, чтобы не болтать о том, что слышал. А билета тебе не будет…

Примечание: по законам департамента полиции все тайные агенты охранки, связанные провокаторской деятельностью в революционных партиях, никогда (!) и ни при каких условиях (!) не имели права (!) посещать места, где находятся члены царской семьи или члены правительства… Курлов разрешил это сделать.

– Богрову можно, – сказал он Кулябке.

Сказка про белого бычка увлекла его, как игра старого мудрого кота с жалкой мышью. Кот знает мышиную судьбу наперед, но мышь, сильно тоскуя, еще на что-то надеется…

Вечер, восемь часов, Купеческий сад… Богров постоял возле эстрады, где пел украинский народный хор, затем перешел в аллею – поближе к царскому шатру. Он стоял в первом ряду, когда Николай II с Алисою прошли мимо него столь близко, что царь даже задел его локтем, а ветерок донес аромат духов императрицы. Вместе со всеми обывателями Богров кричал:

– Да здравствует великий государь… Сла-а-ава!

Но Столыпина не заметил, да это и немудрено. Обескураженный невниманием царя, Столыпин сознательно растворился в густой массе гуляющих. В этот день его фотографировали. Он был одет, как чиновник из дворян, – в белом кителечке и в фуражке с белым чехлом. Я не знаю, что означала повязка на его рукаве, похожая на траурную. Итак, премьер затерялся в толпе… Богров позже показывал: «Вернувшись из Купеческого сада и убедившись, что единственное место, где я могу встретить Столыпина, есть городской театр, в котором был назначен парадный спектакль 1 сентября, я решил непременно достать билет…»

Было полвторого ночи, когда Кулябку разбудили:

– Опять пришел этот Аленский-Капустянский.

– Пусть войдет… Что ему надо?

Богров, взволнованный, путано рассказывал:

– Оказывается, у Николая Яковлевича в портфеле бомба. Нина имеет два браунинга. Они поручили мне побывать в Купеческом саду, чтобы установить возможность покушения и расстановку охраны. У них есть связи, и они могут добыть билеты в театр…

– Государю опасность угрожает? – спросил Кулябка.

– Ни в коем случае! За императора будьте спокойны. А мне нужен билет в театр. Я просил тут одну проститутку Регину из кафешантана… она обещала… через знакомых в оркестре…

– Голубчик, о чем разговор! – сказал Кулябка.

И дал ему билет: кресло № 406 в ряду № 18.

– Спасибо. – Богров ушел спать; все заснули.

8. Сказка о царе Салтане

А войска шли всю ночь – войска Киевского военного округа, войска особой выучки (драгомировской!). Они имели право шагать босиком, курить в строю и разговаривать, могли расстегнуться и даже сойти на обочину, – это были лучшие войска России, которые в мирные дни ходили как на войне. Всю ночь они держали устойчивый марш, уходя все дальше от Киева – для маневров. Сухомлинов, желая угодить царю, велел задержать марш-марш в пяти верстах от Киева, но тут возмутились драгомировские генштабисты:

– Здесь маневры, а не придворный спектакль…

После Сухомлинова пост киевского генерал-губернатора занимал генерал Трепов; в шесть часов утра, когда войска удалились от Киева на сорок пять верст, Трепов садился в автомобиль, чтобы нагнать их на марш-марше, и тут посыльный вручил ему записку от Кулябки, извещавшую, что на Столыпина готовится покушение. Трепов указал свите – предупредить об этом премьера:

– Скажите ему – пусть не высовывается на улицу!

В семь утра Столыпина разбудил Кулябка и подтвердил:

– На вас готовится покушение. Посидите дома…

После Кулябки его навестил Курлов – с тем же!

– Все это несерьезно, – отвечал Столыпин.

Курлов в разговоре с ним добавил:

– А за ваше пребывание в театре мы спокойны …

Утро 1 сентября нанесло Столыпину еще один страшный удар по самолюбию. 4 сентября царь намеревался с женой и свитой отплыть пароходом в Чернигов, придворное ведомство распределило каюты для сопровождающих царя, и тут выяснилось, что Столыпина… забыли! В гневе он позвонил Фредериксу:

– Шеф-повара государя вы не забыли, а премьера… забыли? Я уже не говорю о том, что каждый придворный холуй разъезжает на автомобиле, а я, премьер империи, пижоню на наемных клячах. Я молчу о том, что вы не дали мне экипажа. А теперь…

– Петр Аркадьевич, – отвечал министр императорского двора, – извините, но для вас места на пароходе не хватило.

– Кто составлял список пассажиров?

– Кажется, Костя Нилов…

Штабс-капитан Есаулов известил с утра пьяного Нилова.

– По-моему, – сказал ему офицер, – один премьер империи стоит того, чтобы высадить с парохода половину свиты.

Бравый алкоголик Нилов спорить не стал:

– Хорошо, я сразу доложу его величеству… – и скоро вышел из царских покоев.

– Государь указал, что премьера не надо!

– Зато теперь все ясно, – вздохнул Столыпин, выслушав Есаулова, и позвонил Коковцеву. – Доброе утро, дорогой мой…

Коковцев, дабы скрасить отверженность премьера, каждодневно обедал с супругами Столыпиными в ресторане, но сейчас он извинился, что сегодня будет вынужден обедать отдельно:

– У меня встреча с друзьями юности – лицеистами.

– Надеюсь, на ипподром мы поедем вместе?

– Да, конечно. Я заеду за вами…

В 14.00 ожидался приезд царской семьи на Печерский ипподром, где должны состояться скачки и смотр «потешных». За полчаса до этого игрища Коковцев заехал за Столыпиным, который пересел в экипаж министра финансов. Лошади красиво взяли разбег.

– Вот что! – сказал Столыпин. – Я не хочу, чтобы это разглашалось, но есть сведения, что на меня готовится покушение. А потому будет лучше, если мы сей день будем кататься вместе.

С точки зрения человеческой морали Столыпин поступал не ахти как прилично. Коковцев сознавал всю опасность для себя соседства Столыпина, но, человек воспитанный, с замашками былой уланской доблести, он ограничился лишь кратеньким замечанием:

– Не очень-то любезно с вашей стороны…

– Ерунда! Я жандармам не верю, – буркнул Столыпин, и здесь я еще раз замечаю, что он поступил не по-рыцарски, заслоняясь от пуль телом своего коллеги, который в высшей степени благородно согласился быть для него этой живой «заслонкой».

Богров до полудня зашел в «Европейскую» гостиницу, где в номере генерала Курлова еще раз повидался с жандармами. Он сказал им, что Николай Яковлевич и Нина, очевидно, расположены ждать вечера, когда Столыпин двинется в театр. Кулябка заметил на это, что было бы хорошо, если Богров оповестит филеров наружного наблюдения о выходе террористов из дома курением папиросы. Богров охотно согласился закурить папиросу…

– Брать будем на улице, – решил Кулябка. – Как он закурит папироску, так сразу налетим и сцапаем.