Бич небесный - Брюс Стерлинг

Люди, стекавшиеся сюда со всех концов Америки — включая, разумеется, и Мексику, и Канаду, — представляли собой скопище совершенно другого рода, нежели обычные охотники за ураганами. Стандартный фанат торнадо, как правило, в глубине души был книгочеем, совой, он старательно следил за самыми последними прогнозами в Сети и полировал свой цифровой бинокль, чтобы быть наготове, когда надо будет выскочить за дверь и понестись в отчаянную погоню за исчезающе коротким природным явлением, длящимся считанные минуты.

Совсем другое дело было с нынешней толпой безумцев. Это были не те люди, которых Джейн привыкла видеть среди погодных фанатиков, и не те, которых она ожидала увидеть. Несмотря на то что они находились в самом сердце континента и от любого побережья их отделяли многие километры, они гораздо более походили на современных охотников за цунами.

Среди фанатиков плохой погоды можно было выделить множество социологических разновидностей. Прежде всего, среди них присутствовало некоторое количество людей, ни в грош не ставящих свою жизнь. Это были отчаянные, люди, активно жаждавшие саморазрушения. Открыто стремилась к самоубийству лишь малая их толика, хотя именно они были главной движущей силой и, можно сказать, сердцем и душой этого явления. Большинство же этих горемык, этих одетых в черное Гамлетов, как правило, внезапно вновь открывали в себе сильную тягу к выживанию, как только ветер за окнами превращался в плотный, пульсирующий, ревущий поток.

Вторую и гораздо более многочисленную группу составляли откровенные фанаты, получавшие наслаждение от участия в катастрофах, — дочерна загорелые жокеи и находящиеся в предраковом состоянии мускулистые живчики-серфингисты. Поразительно, как мало из этих безголовых идиотов оказывались действительно убитыми или изувеченными даже в самых худших ураганах. Как правило, при них всегда были акваланги и смарт-доски для виндсерфинга — все для того, чтобы поймать большую волну, настоящую большую волну, безумно большую волну! В Оклахоме, впрочем, не было ни моря, ни серфинга, поэтому благодаря абсурдной изобретательности современной индустрии развлечений, давно уже погрузившейся в глубокий психоз, они притащили с собой десятки маленьких суперпродвинутых «ветровых шхун» — парусных экипажей на алмазных втулках, которые от природы были настолько непредсказуемы, что даже их бортовые навигационные компьютеры постоянно клинило. И все же жизнь тех сукиных детей, которые правили этими приспособлениями, казалось, была защищена свыше. Убить их было не проще, чем тараканов.

Затем шла самая многочисленная группа разнообразнейших людей, которые попросту восхищались ураганами и обожали их. Большинство из них не взламывало торнадо; иногда они снимали их на фото- или видеокамеры, но не имели к ним интеллектуального или профессионального интереса. Некоторые были глубоко религиозными людьми, некоторые писали совершенно ужасные стихи и публиковали их в Сети. Попадались в этой группе и очень немногочисленные индивидуалы, которые украшали себя татуировками, цепями и искусственными шрамами, принимали галлюциногены и (или) устраивали заранее запланированные оргии в подвалах, когда события достигали высочайшего накала. Все они отличались фирменным отсутствующе-искренним видом и имели необычные пристрастия в одежде и пище.

В-четвертых, здесь были воры. Люди, высматривающие свою золотую удачу: грабители, спекулянты, жулики всех мастей. Среди них ошивались и взломщики зданий — не в огромных количествах, не армии мародеров, как прежде, но их было достаточно, чтобы беспокоиться. Они отличались склонностью оставлять повсюду загадочные нарисованные мелом символы и готовить себе в опустевших зданиях рагу из всего, что попадется под руку.

Последнюю группу — группу, которая быстро набирала численность и которую Джейн нашла наиболее необъяснимой, поразительной и зловещей, — составляли эвакуационные фанаты. Люди, распускавшие крылья сразу после ураганов. Люди, которым нравилось жить в эвакуационных лагерях. Возможно, они выросли в таких лагерях во времена чрезвычайного положения и с тех пор всегда питали нездоровую тягу к подобной жизни. Или, может быть, им просто нравилось это ощущение, порождаемое напряженным, несколько призрачным сообществом людей, всегда возникавшим в результате крупного стихийного бедствия. А может быть, им необходимы были катастрофы, чтобы жить полной жизнью, так как из-за того, что они выросли под давящей тяжестью плохой погоды, у них никогда не было настоящей жизни.

Если у тебя не было четкого представления о самом себе, в эвакуационном лагере ты мог стать кем угодно и чем угодно. Гибель какого-нибудь городка или селения уничтожала все барьеры между классами, статусом и жизненным опытом, облекая всех без разбору в одинаковые бумажные комбинезоны. И некоторые люди — причем, судя по всему, их число росло — черпали в подобном положении жизненные силы. Это был новый класс человеческих существ, они ушли дальше обычных шарлатанов, обычных жуликов и проституток, у них не было настоящих предшественников, они были за пределами истории, за пределами всякого определения. Порой, и даже довольно часто, эвакуационный фанат бывал сердцем и душой местного спасательного движения, маниакальным, розовощеким субъектом, всегда веселым, находящим улыбку для каждого, всегда готовым утешить потерпевших, омыть раненых, играть в бесконечные игры у постели благодарного ребенка-инвалида. Часто они выдавали себя за священников, или медицинских работников, или общественных адвокатов, или каких-нибудь федералов из низшей лиги, и им это сходило с рук, поскольку среди общего ужаса, страданий и смятения никто не проверял документов.

Они оставались в лагере, пока у них хватало смелости, ели правительственные концентраты, носили бумажные комбинезоны, а когда их спрашивали, откуда они, расплывчато отвечали: «Да тут неподалеку». Как ни странно, эвакуационные фанаты были почти всегда безобидны, во всяком случае в физическом смысле. Они ничего не крали, не грабили, не убивали и не взламывали зданий. Некоторые из них были слишком ошеломлены и смущены для чего-нибудь большего, чем просто сидеть, есть и улыбаться. Но довольно часто они самоотверженно работали вместе со всеми, в буквальном смысле не щадя себя и вдохновляя людей рядом с собой — и люди равнялись на них, и восхищались ими, и беззаветно верили им, и полагались на этих пустотелых людей как на столпы, поддерживающие их общество. Среди эвакуационных фанатов попадались как мужчины, так и женщины. В том, что они делали, не было ничего по-настоящему преступного, и даже когда их ловили, бранили и наказывали, они явно не были способны остановиться. Они просто переправлялись в какой-нибудь новообразованный ад в другом штате, и рвали на себе одежду, и покрывали себя грязью, после чего, шатаясь, вваливались в очередной лагерь, изображая полное истощение.