Полководец. Война генерала Петрова - Владимир Васильевич Карпов

задумали, Иван Ефимович. Нехорошо. Насовсем, значит, из Севастополя хотели уйти? А кто же его освобождать будет? Не подумали об этом? Вы, и никто другой, должны вернуться сюда и освободить наш Севастополь.

Петров сел. Глаза его блуждали. Он поискал пенсне, чтобы лучше видеть Чухнова, но не нашел, порывисто встал, одернул гимнастерку, поправил ремни и застегнул кобуру.

В 2 часа ночи 1 июля Петров с членами Военного совета Чухновым и Кузнецовым, начальником штаба Крыловым, своим заместителем Моргуновым и другими работниками управления армии пошел на подводную лодку. Иван Ефимович сказал шагавшему рядом Моргунову:

— Разве мы думали, что так завершится оборона Севастополя!

Моргунов промолчал.

Когда вышли из подземного хода, их встретило ясное ночное небо с яркой луной, золотая дорожка на море. А город пылал огнями и чадил черным дымом. Неподалеку слышалась ружейно-пулеметная стрельба, это дивизия Новикова билась на последнем рубеже.

На берегу моря молча стояли командиры и красноармейцы. Они медленно сторонились, давая дорогу старшим по званию. У Петрова чаще обычного вздрагивала голова. Он смотрел себе под ноги, наверное, боялся узнать среди расступающихся хорошо знакомых ему людей. Он ни с кем не заговорил. Прошел как по углям. Взгляды людей были сейчас страшнее огня пулеметов и автоматов.

Позже Иван Ефимович говорил, что он покидал Севастополь, надеясь организовать эвакуацию оставшихся в живых. Это его желание им (а помочь можно только извне) было главным, что помогло ему пройти под тяжелыми взглядами и подавить в себе возникавшее намерение остаться с боевыми товарищами.

Подводная лодка находилась в двухстах метрах от причала. У берега стоял рейдовый буксир. Моряки торопили: лодку и буксир мог накрыть артналет или повредить даже отдельный снаряд.

Подойдя к подводной лодке, буксир из-за волнения моря не мог встать к ней вплотную. Прыгали изо всех сил, чтобы не упасть в воду. Некоторые срывались. Не мог сам перескочить на лодку Крылов, он был еще слаб после ранения. Моряки быстро нашлись расстелили шинель, положили Крылова, раскачали и перебросили на палубу.

Юра, сын и адъютант Петрова, отстал где-то на берегу.

Потом его все же нашли. В последние минуты перед погружением его подвезли в подводной лодке. Петров все еще стоял на палубе. Буксир то подбрасывало вверх, то он проваливался вниз. Юра замешкался, не решаясь перемахнуть через вскидывающиеся волны. Петров прикрикнул на сына:

— Юра, прыгай немедленно!

Юра прыгнул и едва не сорвался в воду, но успел ухватиться за поручни. Ему помогли взобраться наверх. Лодка сразу же стала готовиться к погружению. В ней оказалось 63 человека!

Переход от Севастополя до Новороссийска продолжался с 1 до 4 июля!

Нелегкое это было плавание. Если вы во время отпуска посмотрите в каком-нибудь черноморском порту расписание движения кораблей, то увидите: путь от Севастополя до Новороссийска — всего несколько часов. Почему же Петров и его спутники шли почти четверо суток?

Вот что мне удалось узнать об этом.

Подводной лодкой «Щ-209» командовал капитан-лейтенант В.И. Иванов. Я его разыскал уже после того, как эти строки были опубликованы в журнале. Произошло это так. Среди многих писем было письмо капитана 1-го ранга А.В. Лобанова, он писал из госпиталя лежа, извинялся за почерк. Кроме доброго отзыва о моей повести были в письме и такие слова: «Кусок о плавании на лодке написан с огрехами, не слишком профессионально с точки зрения моряка. Я надеюсь, что это все будет издано отдельной книгой. И лучшие советы по этому эпизоду Вам даст сам Владимир Иванович Иванов. Он мой сосед. (Дальше приведен адрес.) Он очень скромный человек и об этом моем письме ничего не знает». Полностью соглашаясь с Лобановым и поблагодарив его, я тут же написал письмо Иванову в Ленинград.

И вот передо мной его ответ:

«27 июня погрузил боезапас и 28-го вышел в Севастополь. В ночь с 28/VI на 29/VI получил радиограмму с приказанием выбросить боезапас в море и идти в Камышовую бухту под Севастополем. Придя туда, я получил предписание — в районе 35-й батареи лечь на грунт и всплывать с темнотой. С наступлением полной темноты 29-го всплыл и дожидался дальнейших указаний. Приблизительно около двух часов подошла шхуна, и первая партия офицеров во главе с генералом Петровым перешла на подводную лодку. Все спустились вниз, а Петров остался на мостике. Через некоторое время шхуна подошла вторично. На п/л перешла еще группа офицеров. Время было без нескольких минут 2 часа, я думал, что больше не будет пассажиров, предложил генералу Петрову спуститься в п/л, т. к. уже светает и надо уходить. Генерал Петров мне ответил, что на берегу остался его сын. Подошла шхуна, и на ней оказался сын Петрова, но вместе с ним прибавилось еще пассажиров. Немедленно все спустились в лодку. Сразу погрузились. Было уже почти светло. Начали форсировать минное поле, стараясь придерживаться фарватера, но, наверное, мы фактически шли по минному полю на глубине 80 м. Были задевания за минкреп, но, видно, спас малый ход, прошли благополучно. Как только мы начали форсировать минное поле, началась бомбежка. Правда, немцы не знали точно нашего места, бомбили по площади, но часто бомбы падали довольно близко. В первый день в 22 часа мы всплыли, т. к. необходимо было подзарядить батарею и провентилировать лодку, ибо люди уже дышали с трудом. Не прошло и часу, как появились катера немцев и стали освещать район, пуская ракеты с парашютами, пришлось срочно погрузиться. Через час мы всплыли, начали зарядку и до раннего утра шли в надводном положении. Все пассажиры вели себя спокойно, плохо себя чувствовал генерал Крылов, который еще не полностью окреп после ранения.

На переходе произошел такой случай: я стоял на мостике и курил какую-то дрянь. Генерал Петров сказал, что угостит меня хорошими папиросами “Северная Пальмира” и спустился в лодку. Минут через пятнадцать он вышел на мостик и смущенно сказал, что его чемоданчик остался на берегу. За время перехода на лодке — и тогда, когда тяжело было дышать, и во время бомбежек — все соблюдали полное спокойствие и выдержку».

За лодкой гонялись самолеты и катера противника. Они сбрасывали глубинные бомбы, от которых трясло и кидало перегруженную подлодку, готовую развалиться. Взрывы бомб оглушали людей. Гас свет. Сыпались краска и грунтовка с переборок. Принятые на борт разместились всюду, где можно было втиснуться между механизмами и приборами, а таких мест в подводной лодке немного. Не хватало кислорода, люди задыхались, обливаясь липким потом. Температура поднялась до 45 градусов. Непривычные к таким перегрузкам сухопутные командиры