Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов» - Евгений Владимирович Акельев

указа лишь вели к эскалации напряжения. Как докладывал воевода, 6 июля 1705 г. он призвал к себе ротмистра Якова Чередова, сотника пеших казаков Власа Нефедьева, десятника Максима Гладкова, пятидесятника конных казаков Андрея Сумина, некоторых представителей детей боярских и «из иных чинов». На этой встрече они все твердо ему заявили, что «душ своих на грех не приведут», «упорно уса и бороды брить не станут», да еще и пригрозили: «ныне они в городе люди малые, и съедутца из деревень». В очередной раз воевода попытался уговорить тарских жителей 15 июля, когда у приказной избы в очередной раз собрались «многонародно всякого чину люди». Тарские жители и тогда категорически отказались исполнять государевы указы, заявив воеводе о своем намерении послать в Москву к государю челобитчиков с просьбой об отмене повелений о бороде и платье (более подробно о коллективном челобитье сибирских жителей речь пойдет ниже – см. п. 29). После этого Воронцов-Вельяминов подал в Тобольск челобитье на имя государя о невозможности исполнения полученных указов и инструкций: «Управить дел по твоему, великого государя, указу мне, холопу твоему, невозможно, и гневу твоего, великого государя, я, холоп твой, опасен»[789]. В ответ на это ни тобольские, ни московские власти не предприняли никаких действий, направленных на то, чтобы заставить жителей Тары исполнять указы. Воевода не получил никакой поддержки, кроме консультативной. В итоге в этом городе установился максимально легкий режим брадоношения, то есть указ о брадобритии и соответствующие инструкции так и не были реализованы[790].

Другой пример показывает, к каким последствиям могла приводить реализация указа о брадобритии в условиях, когда местное руководство, подобно тарскому воеводе Воронцову-Вельяминову, имело желание и волю к последовательной реализации присланных из центра инструкций, а с вместе с тем обладало для этого и достаточными административными ресурсами (чего Воронцову-Вельяминову явно не хватало).

Получив грамоты Приказа земских дел вместе с бородовыми знаками в марте 1705 г.[791], астраханский воевода стольник Тимофей Иванович Ржевский немедленно распорядился их опубликовать и назначить целовальников для сбора пошлины у городских ворот. В отличие от тарского воеводы Ржевский мог позволить себе действовать жестко, пресекая силой малейшее неповиновение. Так, когда астраханский стрелец Григорий Евтифеев, выбранный в целовальники к воротам, «с платья пошлин збирать не стал и бороды у себя не выбрил», заявив при этом, что он «хотя умрет, а пошлин збирать и бороды брить не будет», его по приказу воеводы немедленно арестовали и бросили в «колодничью палату»[792]. Опираясь на свои административные ресурсы, Ржевский отказался рассматривать любые конвенциональные варианты. Как писали сами горожане в повинном челобитье, «в Астрахани портных мастеров было мало», поэтому «им вскоре платье поспешить делать было невозможно»[793]. Но Ржевский не захотел принимать подобные аргументы во внимание. Кажется, астраханский воевода в своем желании исполнить указы шел даже дальше полученных инструкций. Согласно показаниям астраханцев, Ржевский, не довольствуясь действиями целовальников у городских ворот, посылал своих людей по праздничным и воскресным дням в храмы, на большие улицы и перекрестки, где они якобы хватали бородачей и у них «усы и бороды, ругаючи, обрезывали с мясом»[794]. Такие действия воеводы, если они на самом деле имели место, серьезно расходились с разосланными по городам инструкциями, в которых, как отмечалось выше, предписывалось обо всех случаях неповиновения сообщать в Москву и ждать дальнейших указаний. Впрочем, нельзя исключать и того, что Ржевский получил какие-то рекомендации так действовать со стороны служащих Приказа земских дел, которые, как мы видели, весной 1705 г. сами стали практиковать насильственное брадобритие в отношении крестьян у столичных городских ворот. В результате Ржевский и его агенты настроили против себя подавляющее большинство населения. В городе сложилось твердое убеждение в том, что, заставляя астраханцев брить бороды и носить немецкое платье, воевода действует не по государевым указам, а по собственному произволу. Астраханцы были отчасти правы в своих догадках: 23 июля 1705 г. Ржевский получил из Москвы предписание не взимать пошлин с русского платья до тех пор, пока горожане не успеют изготовить новое, но не спешил с его публикацией и исполнением[795].

Действия астраханского воеводы, как известно, привели к самому крупному бунту времен петровского царствования. В ночь на 30 июля 1705 г. стрельцы и солдаты осуществили заранее спланированный захват Астраханского кремля, где располагалась приказная палата и резиденция воеводы, перебив при этом множество «начальных людей», иноземцев и приказных людей[796]. Чудом выживший старший подьячий Астраханской приказной избы Петр Рычков осенью 1706 г. в Преображенском приказе дал одно из самых ярких описаний тех событий. Он мирно спал в своем доме, когда в четвертом часу ночи толпа людей («человек с семьдесят») выломала двери и ворвалась в избу. Подумав, что он подвергся разбойному нападению, Петр Рычков с криками «разбой!» забрался на печь. Оттуда его «стащили за волосы» и повели в кремль. По дороге он слышал, как «били в городовой набат», и видел, как «по улицам бегали астраханские и московские стрельцы и салдаты со всяким ружьем многолюдством и кричали, что стали за веру, за усы, и за бороды, и за немецкое платье». В кремле его посадили под караул в каменную будку, где он и провел остаток тревожной ночи. Наутро его разбудили шестеро неизвестных ему стрельцов и привели в круг. Там собралось стрельцов и солдат «с четыре тысячи человек», которые «стояли с ружьем и кричали, чтоб ево, Петра, изрубить за то, что о бородах и платье целовальникам указы давал». Но, на его счастье, в этот момент в круг привели воеводу Т. И. Ржевского, которого повстанцы обнаружили на воеводском дворе в курятнике. Это спасло жизнь Рычкову. Оживленная толпа стала криком спрашивать воеводу, «для чего он заставливает носить немецкое платье и бороды и усы брить, а по церквам велит обрезывать женску полу руское платье». Воевода отвечал, что «немецкое де платье носить и бороды и усы брить велел он по государеву указу из Земского приказу, а по церквам женску полу рускова платья обрезывать не веливал». Тогда старшины отправили Петра Рычкова в приказную палату и «те грамоты велели ему, Петру, принести в круг»[797]. Петр Рычков принес в круг не присланные в марте грамоты (возможно, он их просто не нашел), а недавно присланный из Приказа земских дел указ от 23 июля 1705 г. о запрещении взимания пошлины с русского платья до тех пор, пока горожане не успеют изготовить платье нового образца. Этот документ окончательно убедил восставших в том, что воевода