Цветок Запада - Джо Беверли

Потом она принялась «зализывать собственные раны». Ноги снова были сильно потерты, и пока она их рассматривала, из ссадин снова стала сочиться кровь. Это все ее не очень теперь волновало — ей некуда было идти.

На теле было удивительно много ссадин и синяков, и Имоджин даже не могла припомнить, где это она так поранилась. Но сильнее всего у нее ныло лицо. Она осторожно потрогала челюсть и вспомнила, как сильно Ворбрик ударил ее. Имоджин не сомневалась, что ее лицо теперь представляло собой один сплошной кровоподтек. Пальцами она нащупала длинную ссадину на щеке — это от отскочившего куска стекла, когда она разбивала фонарь.

Она тонко взвизгнула, когда до нее дошло, что на лице могут остаться уродливые шрамы. Имоджин постаралась преодолеть минутную слабость духа, но по щекам у нее потекли горькие слезы.

В дверь заглянула, а потом вошла в комнату женщина.

— Миледи, в чем дело? Почему вы плачете? Не надо, теперь все позади.

Имоджин почему-то стало смешно, и она с трудом сдержалась, чтобы не захихикать.

— Мое лицо! — выдохнула она. Женщина средних лет скорчила гримаску.

— Ну, оно не станет таким, каким было раньше, но когда раны затянутся, все будет нормально. У меня есть мазь старухи Марджери. Она вам поможет.

Она забрала кружку и доску для хлеба и спросила:

— Леди, вы не хотите принять ванну? Имоджин увидела, что была только в рубашке, но и та была вся в грязи и в крови. Волосы у нее тоже представляли собой грязные космы. И самое худшее — от нее несло кровью.

— Да, — ответила она служанке. Когда женщина ушла, Имоджин с трудом встала с постели и осмотрела себя. Она с отвращением сорвала рваную рубашку и закуталась в простыню.

Конечно, никто из посторонних ничего не поймет по этим пятнам грязи и крови, но девушка знала: эти следы свидетельствовали о том, что ее брачные отношения с Фицроджером были наконец доведены до конца. Она грустно уселась на пол возле кровати и прижала к себе кровавые тряпки. В самый тяжелый час ее жизни она, хотя и короткое время, была счастлива, так же счастлив был и Фицроджер. Он открыл перед ней свою душу так, как ни перед кем и никогда раньше. Он ей доверился, а она его предала.

Да, это было настоящее предательство. Если следовать кодексу рыцарской чести, Имоджин должна была отпустить его навстречу смерти. Но она не смогла решиться на это. Имоджин принялась грустно рассуждать и поняла, что сделала бы то же самое еще раз, если бы только у нее хватило смелости. Теперь она у нее полностью отсутствовала — та самая бесшабашная, сумасшедшая отвага, которая поддерживала их, когда они целые сутки боролись за свою жизнь.

Слуги принесли лохань. Ту же самую, в которой она мылась, когда впервые оказалась в Кливе. Имоджин подумала, что в прошлый раз она сюда явилась в таком же ужасном виде и состоянии, как и сейчас. Слуги застелили лохань мягкими тряпками и налили туда теплую воду, настоянную на ароматных травах. Когда женщины помогли ей погрузить тело в воду, Имоджин вскрикнула от ужаса при виде многочисленных ссадин и синяков.

Потом одна из женщин запричитала:

— О миледи! Ваши волосы! Ваши чудесные волосы!

Имоджин быстро коснулась обрезка косы. Он доходил ей до плеч. Потом ее рука перепорхнула к другой косе — толстая, роскошная коса была ниже пояса.

Женщины принялись расплетать косу, сохраняя абсолютное молчание. Обрезок другой косы быстро расплелся сам. Никто больше не произнес ни слова, но все они понимали, как это было ужасно. Волосы были предметом гордости любой женщины, а их длина ценилась превыше всего. Некоторым леди удавалось отрастить косы всего лишь до талии или даже до груди; многие удлиняли короткие волосы с помощью фальшивых кос; но ни у одной из благородных дам не было волос столь коротких, чтобы их было невозможно заплести.

— Подрежьте волосы и с другой стороны, — ровным тоном приказала Имоджин.

— Но, леди…

— Я не могу ходить с волосами неравной длины. Режьте!

Женщина взяла острый нож и трясущимися руками подровняла волосы.

— Леди, — неосторожно заметила одна из служанок. — Вы стали похожи на мальчика!

— Ничего, так их будет легче мыть, — храбро ответила Имоджин. — Да, здесь есть какое-нибудь зеркало?

— О, мне кажется…

Имоджин уставилась на трясущуюся женщину ледяным взглядом и приказала:

— Достать!

Служанка закатила глаза и вылетела из комнаты.

Имоджин заставила себя расслабиться и разрешила женщинам помыть себя. Волосы постепенно отрастут… Но сколько времени пройдет, прежде чем они станут такими же роскошными, как раньше? Она этого не знала. Ей их никогда раньше не стригли. Имоджин подумала, что на это уйдут многие годы. Хотя у нее было столько других важных проблем, но тем не менее… Она была права, когда сказала, что так будет легче их мыть, но женщины не знали, что с ними делать, когда они высохнут. Наконец одна из них, сомневаясь, заметила;

— Леди, я попробую заплести их в косы…

— Коротенькие торчащие хвостики?! Нет, не нужно. Где зеркало?

Наконец его доставили — это было простое зеркало из полированного серебра. К тому времени Имоджин уже надела новую сорочку, правда, с чужого плеча. Она держала зеркало на расстоянии вытянутой руки. Хотя Имоджин была ко многому готова, но не смогла удержаться и вскрикнула. Одна сторона лица была сине-черно-желтого цвета и к тому же распухла, как набухший в воде башмак. На другой стороне красовалась длинная воспалившаяся ссадина. Глаза у нее покраснели и опухли. Когда у нее были длинные волосы, то они обрамляли лицо красивыми волнами. Сейчас же, по мере того как они сохли, у нее на голове образовывалась неуправляемая шапка из мелких кудряшек. При солнечном свете они действительно казались рыжеватыми!

Имоджин сунула зеркало в руки одной из женщин и, с трудом сдерживая слезы, улеглась в постель.

— Все уходите! — приказала она, и служанки вышли из комнаты.

Позже послышался стук в дверь, но Имоджин не ответила. Было совершенно ясно, что Фицроджер не станет стучать. Наконец дверь отворилась. Имоджин смотрела на вошедшего, на что-то надеясь, но это был Рональд.

Она увидела, как он растерянно заморгал при виде ее лица, и отвернулась.

— Что вы здесь делаете? — спросила она.

— Вы считаете, что мне следовало оставаться в Каррисфорде? — сухо поинтересовался Ренальд. — Если судить по вашему виду, мне, видимо, было бы лучше оставить вас там. Тай был бы настоящим чудовищем, если бы стал вымещать на вас свою злость, пока вы в таком состоянии.

Имоджин крепко стиснула зубы.

— Ренальд, если вы думаете, что таким образом утешили меня, то ошибаетесь. Я просто уродина и посмешище для всех окружающих!