Хозяйка Мерцающего замка - Марина Михайловна Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Максимально быстро, – хмуро ответил Тимур и уточнил, когда вихры техника озадаченно приподнялись на макушке:
– Я позвоню.
Действительно! Он же может позвонить. Вечером, чтобы сладких снов пожелать. И утром быть первым, чей голос она услышит… Никаких волнений и лишних телодвижений. Она уже твоя, дебил! Дыши ровно.
– Что там с окном?
– Две минуты, шеф.
Глава седьмая. Виталия
Эмпатия – осознанное сопереживание текущему эмоциональному состоянию другого человека без потери ощущения внешнего происхождения этого переживания.
(с) Википедия
Дранхарра встретила Кострина немилосердным зноем и сбивающим с ног ветром. Сезон засухи.
У приемной арки никого не было, но Тьярре, должно быть, уже в эту секунду докладывают о том, что неизвестный нарушил контур княжества. Интересно, она посмотрит на родовое дерево, чтобы проверить, не Тимур ли это, или за пять лет избавилась от этой привычки?
Интерьер кабинета прабабки Кострин помнил так, как будто только вчера стоял на пушистом ковре и ожидал от княгини очередной взбучки. Дубовый стол у окна, органайзер из зеленого мрамора со встроенной зарядкой для последней модели «Фантазии» и круглыми часиками.
– У тебя пять минут, – сообщала княгиня, если визит был незапланированным и поворачивала циферблат к внуку, чтобы тот сам следил за движением тонких золотых стрелочек.
Огромное окно с непременно открытыми створками, колыхание прозрачного тюля. Книжные полки, плотно заставленные старинными фолиантами. Секретер. Массивное кресло хозяйки и несколько стульев для посетителей. Столик со сладостями, к которому Тимур ближе, чем на два шага, ни разу так и не подошел («Детям сладкое вредно»). И карта княжества на всю стену, поверх которой тонким узором нанесены штрихи родового дерева. Плодов на нем было достаточно, в основном мелких, зеленых – дальние ветки со слабой кровью. Но были и сочные яблочки. Мама. Бабушка Р'Хани. Макс, хотя Тьярра с превеликим удовольствием вымарала бы его имя, если бы это было возможно. Тимур. Сколько дней прошло с того момента, когда плод с его именем исчез с карты княжества? Смотрела ли княгиня на его имя в надежде, что оно загорится красной подсветкой, сигнализируя хозяйке кабинета о том, что ее единственный правнук вернулся домой?
В детстве Тимур не знал о свойствах волшебной карты и, бывало, возвращался в княжество тишком, отчаянно мечтая сделать сюрприз.
– Сюрпризы – забава для плебеев, – говорила Тьярра. – Князья любой неожиданности, даже самой приятной, предпочитают здравое планирование.
Здравое. Кострин зло усмехнулся и стал раздеваться. Портальную арку княгиня велела установить на самой границе, чтобы даже замковых башен видно не было, но что такое пара десятков километров для того, у кого есть крылья, и кто уже успел соскучиться по чувству полета?
Поднявшись в лазурное небо и с наслаждением впитывая чешуйчатой шкурой ласковые касания солнечных лучей, Тимур пытался представить, как его встретят. С радостью? С равнодушием? С очередной нотацией? От Тьярры можно было ожидать всего, так что все эти гадания были делом неблагодарным, но Кострин все равно удивился, увидев прабабку на посадочной площадке.
Годы не изменили ее. Такая же безукоризненно прекрасная, гордая осанка, холодный блеск темных глаз, молочно-белая кожа, два ряда черного жемчуга на обнаженной шее и строгое платье с траурной лентой на плече. Тимур поморщился.
Четыре года назад мать впервые навестила его в столице. Молча осматривала его скромное жилье – в те времена он еще только начал хорошо зарабатывать и не торопился менять съемную квартиру на собственный дом, – брезгливо поджимала губы, качала головой.
– Бабушка тебя похоронила в душе, не снимая носит траурную ленту, а ты променял ее вот на это?
Тимур вздохнул. Значит, конструктивного диалога не получится.
– Мама, если ты приехала ссориться и уговаривать меня вернуться, то…
– Я приехала, чтобы увидеть сына, – строгим голосом перебила она, но в глазах, в противовес тону, светилась боль. – Имею право?
– Прости.
Они встречались довольно часто. Чаще мама приезжала одна, иногда брала с собой бабушку. Тьярра за пять лет не навестила внука ни разу, не отвечала на звонки и не отвечала на письма. Не то чтобы Тимур часто писал, но к поздравительным открыткам по случаю праздников и дня рождения всегда прилагал короткую записку, в которой рассказывал о последних новостях своей жизни.
А в ответ ни строчки, ни пол слова. Он даже не знал, читала ли княгиня его послания. Столько лет тишины, а теперь она вышла встречать блудного внука сама, вместо того, чтобы послать слуг. Интересно, сразу прогонит или все же сначала прочитает нотацию?
– Оденься. – Протянула Тимуру махровый халат вишневого цвета. – Твою комнату никто не трогал. Найдешь там что-то более приличное. У меня не было времени искать. Хотела первой заглянуть тебе в глаза.
Значит, разговору быть. Что ж, обсуждать важные вопросы всяко лучше в одежде.
– Заглянула?
– Да.
– И что ты в них увидела?
– Ты все еще василиск. Жду тебя в кабинете.
Не торопясь и не нервничая, привел себя в порядок, умылся, надел узкие брюки и широкий свитер грубой вязки – подарок нянюшки на совершеннолетие. Из обуви выбрал высокие сапоги из тонкой кожи. Все вещи были знакомыми, родными, и на коротенькое мгновение даже почувствовался запах детства. Тимур словно окунулся в те дни, когда мама и бабушки были просто мамой и бабушками, и не нужно было задумываться над тем, за что он их любит и не обернется ли эта любовь одним прекрасным утром против него самого.
– Господин! – в двери, тихонько поскребся кто-то из прислужников и, не спрашивая дозволения войти, спросил сквозь преграду:
– Пресветлая княгиня распорядилась спросить, соизволите ли вы отобедать.
Тимур подошел к двери и, глядя в испуганные глаза мальчишки, которого прислала Тьярра, хмыкнул:
– Соизволю. – Широко зевнул. Проклятая разница во времени. – И распорядись, чтобы в кабинет к княгине прислали побольше кофе.
Вот будет смеху, если во время разговора с прабабкой он начнет так же яростно зевать. С Тьярры станется оскорбиться и смертельно обидеться на правнука. На того самого правнука, который, если верить траурной повязке, давно для княгини умер.
– А не все ли тебе равно? – шепотом спросил Тимур у собственного отражения и с досадой осознал, что нет, не все. И если выяснится, что у Тьярры рыльце в пушку, сердце придется вырывать из груди наживую и с корнями. А вдруг не только Тьярра? Вдруг мама и бабушка тоже в теме? Как тогда выжить и не сгореть в огне собственного горя?
– Как-нибудь, – мрачно ответил на собственный не озвученный вопрос
