Том 2. Сцены и комедии 1843-1852 - Иван Тургенев

Ракитин. Нет. Почему вы спрашиваете меня именно о ней?

Беляев. Я? (Несколько смущенный.) Так.

Ракитин (помолчав и оглянувшись кругом). Алексей Николаич, кажется, кроме нас, никого нет в комнате, не странно ли, что мы друг перед другом комедию разыгрываем, а? как вы думаете?

Беляев. Я вас не понимаю, Михайло Александрыч.

Ракитин. В самом деле? Вы точно не понимаете, зачем я уезжаю?

Беляев. Нет.

Ракитин. Это странно… Впрочем, я готов вам верить. Может быть, вы действительно не знаете причины… Хотите, я вам скажу, зачем я уезжаю?

Беляев. Сделайте одолжение.

Ракитин. Вот, видите ли, Алексей Николаич, — впрочем, я надеюсь на вашу скромность, — вы сейчас застали меня с Аркадием Сергеичем… У нас с ним был довольно важный разговор. Вследствие именно этого разговора я решился уехать. И знаете ли — почему? Я вам всё это говорю, потому что считаю вас за благородного человека… Ему вообразилось, что я… ну, да, что я люблю Наталью Петровну. Как вам это кажется, а? Не правда ли, какая странная мысль? Но я за то благодарен ему, что он не стал хитрить, наблюдать за нами, что ли, а просто и прямо обратился ко мне. Ну, теперь скажите, что бы вы сделали на моем месте? Конечно, его подозрения не имеют никакого основания, но они его тревожат… Для покоя друзей порядочный человек должен уметь иногда пожертвовать… своим удовольствием. Вот от этого-то я и уезжаю… Я уверен, вы одобрите мое решение, не правда ли? Не правда ли, вы… вы бы точно так же поступили на моем месте? Вы бы тоже уехали?

Беляев (помолчав). Может быть.

Ракитин. Мне очень приятно это слышать… Конечно, я не спорю, в моем намерении удалиться есть сторона смешная, я словно сам почитаю себя опасным; но, видите ли, Алексей Николаич, честь женщины такая важная вещь… И притом — я, разумеется, это говорю не про Наталью Петровну, — но я знавал женщин чистых и невинных сердцем, настоящих детей при всем уме, которые, именно вследствие этой чистоты и невинности, более других способны были отдаться внезапному увлеченью… А потому, кто знает? Лишняя осторожность в таких случаях не мешает, тем более что… Кстати, Алексей Николаич, вы, может быть, еще воображаете, что любовь высшее благо на земле?

Беляев (холодно). Я этого еще не испытал, но я думаю, что быть любимым женщиной, которую любишь, великое счастье.

Ракитин. Дай вам бог долго сохранить такие приятные убеждения! По-моему, Алексей Николаич, всякая любовь, счастливая равно как и несчастная, настоящее бедствие, когда ей отдаешься весь…. Погодите! вы, может быть, еще узнаете, как эти нежные ручки умеют пытать, с какой ласковой заботливостью они по частичкам раздирают сердце… Погодите! вы узнаете, сколько жгучей ненависти таится под самой пламенной любовью! Вы вспомните обо мне, когда, как больной жаждет здоровья, вы будете жаждать покоя, самого бессмысленного, самого пошлого покоя, когда вы будете завидовать всякому человеку беззаботному и свободному… Погодите! Вы узнаете, что значит принадлежать юбке, что значит быть порабощенным, зараженным — и как постыдно и томительно это рабство!.. Вы узнаете наконец какие пустячки покупаются такою дорогою ценою… Но к чему я это всё говорю вам, вы мне не поверите теперь. Дело в том, что мне очень приятно ваше одобрение… да, да… в таких случаях следует быть осторожным.

Беляев (который всё время не спускал глаз с Ракитина). Спасибо за урок, Михайло Александрыч, хотя я в нем и не нуждался.

Ракитин (берет, его за руку). Вы извините меня, пожалуйста, я не имел намерения… не мне давать уроки кому бы то ни было… Я только так разговорился…

Беляев (с легкой иронией). Безо всякого повода?

Ракитин (немного смешавшись). Именно, без всякого особенного повода. Я хотел только… Вы до сих пор, Алексей Николаич, не имели случая изучить женщин. Женщины — это очень своенравный народ.

Беляев. Да вы о ком говорите?

Ракитин. Так… ни о ком в особенности.

Беляев. О всех вообще, не правда ли?

Ракитин (принужденно улыбаясь). Да, может быть. Я, право, не знаю, с какой стати я попал в этот наставнический тон, но уж позвольте мне на прощанье дать вам один добрый совет. (Останавливаясь и махнув рукой.) Э! да впрочем, что я за советчик! Извините, пожалуйста, мою болтовню…

Беляев. Напротив, напротив…

Ракитин. Итак, вам ничего не нужно из города?

Беляев. Ничего спасибо. Но мне жаль, что вы уезжаете.

Ракитин. Покорно вас благодарю… Поверьте, что и мне тоже… (Из двери кабинета выходят Наталья Петровна и Вера. Вера очень печальна и бледна.) Я очень был рад с вами познакомиться… (Опять жмет ему руку.)

Наталья Петровна (глядит некоторое время на обоих и подходит к ним). Здравствуйте, господа…

Ракитин (быстро оборачиваясь). Здравствуйте, Наталья Петровна… Здравствуйте, Вера Александровна… (Беляев молча кланяется Наталье Петровне и Вере. Он смущен.)

Наталья Петровна (Ракитину). Что вы делаете хорошего?

Ракитин. Да ничего…

Наталья Петровна. А мы уж с Верой гуляли по саду… Сегодня так хорошо на воздухе… Липы так сладко пахнут. Мы все под липами гуляли… Приятно слушать в тени жужжание пчел над головой… (Робко Беляеву). Мы надеялись вас там встретить. (Беляев молчит.)

Ракитин Наталье Петровне. А! и вы сегодня обращаете внимание на красоты природы… (Помолчав.) Алексею Николаичу нельзя было идти в сад… Он сегодня новый сюртук надел…

Беляев (слегка вспыхнув). Конечно, ведь он у меня только один, а в саду, пожалуй, изорвать его можно…. Ведь вы вот что хотите сказать?

Ракитин (покраснев). О нет… я совсем не то… (Вера идет молча к дивану направо, садится и принимается за работу. Наталья Петровна принужденно улыбается Беляеву. Небольшое, довольно тягостное молчание. Ракитин продолжает с язвительной небрежностью.) Ах да, я и забыл вам сказать, Наталья Петровна, я сегодня уезжаю…

Наталья Петровна (с некоторым волнением). Вы уезжаете? Куда?

Ракитин. В город… По делам.

Наталья Петровна. Я надеюсь, ненадолго?

Ракитин. Как дела пойдут.

Наталья Петровна. Смотрите же, возвращайтесь скорей. (К Беляеву, не глядя на него.) Алексей Николаич, это ваши рисунки мне Коля показывал? Это вы рисовали?

Беляев. Да-с… я… безделицы…

Наталья Петровна. Напротив, это очень мило. У вас талант.

Ракитин. Я вижу, вы в господине Беляеве с каждым днем открываете новые достоинства.

Наталья Петровна (холодно). Может быть… Тем лучше для него. (Беляеву.) У вас, вероятно, есть другие рисунки, вы мне их покажете. (Беляев кланяется.)

Ракитин (который всё время стоит как на иглах). Однако я вспомнил, что мне пора укладываться… До свиданья. (Идет к дверям залы.)

Наталья Петровна (ему вслед). Да вы еще проститесь с нами…

Ракитин. Конечно.

Беляев (после некоторой нерешительности). Михайло Александрыч, погодите, я с вами пойду. Мне нужно сказать вам два слова…

Ракитин. А! (Оба уходят в залу. Наталья Петровна остается посреди сцены; погодя немного она садится налево.)

Наталья Петровна (после некоторого молчания). Вера!

Вера (не поднимая головы). Что вам угодно?

Наталья Петровна. Вера, ради бога, не будьте так со мной… ради бога, Вера… Верочка… (Вера ничего не говорит. Наталья Петровна встает, идет через всю сцену и тихо становится перед ней на колена. Вера хочет поднять ее, отворачивается и закрывает лицо. Наталья Петровна говорит на коленах.) Вера, прости меня; не плачь, Вера. Я виновата перед тобою, я виновата. Неужели ты не можешь простить меня?

Вера (сквозь слезы). Встаньте, встаньте…

Наталья Петровна. Я не встану, Вера, пока ты не простишь меня. Тебе тяжело… но вспомни, разве мне легче… вспомни, Вера… Ведь ты всё знаешь… Между нами только та разница, что ты передо мной ни в чем не виновата, а я…

Вера (горько). Только та разница! Нет, Наталья Петровна, между нами другая есть разница… Вы сегодня так мягки, так добры, так ласковы…