Гораций - Михаил Евгеньевич Бондаренко

ласковостью облегчается их постоянный труд, я иногда даже шучу с ними и больше позволяю им самим шутить. Я часто делаю вид, будто совещаюсь с более опытными о каких-нибудь новых работах: таким образом я узнаю способности каждого и степень его сообразительности. Я вижу, что они охотнее берутся за то дело, о котором, как они думают, с ними совещались и которое предпринято с их совета». По мнению Колумеллы, хозяин должен быть особенно внимателен к закованным рабам, сидящим в эргастуле, «и должен следить, не обижают ли их с одеждой и с прочими выдачами: у них больше начальства — и вилики, и надзиратели за работой, и смотрители за эргастулом, — поэтому и обидам могут они подвергаться больше, а кроме того, эти люди страшнее, если их раздражить свирепостью или жадностью. Поэтому хороший хозяин расспросит и у них самих, и у тех рабов, которые ходят без цепей и которым можно больше доверять, получают ли они все, что им причитается по их положению; он сам попробует, хороши ли у них хлеб и питье, осмотрит их одежду, ручные колодки, обувь. Он часто предоставит им возможность жаловаться на тех, кто их обижает жестокостью или возводит напраслину. Мы, случалось, и освобождали по справедливым жалобам, и наказывали тех, кто мутит рабов, кто клевещет на своих надсмотрщиков, но людей работающих и старательных, наоборот, награждали»[837]. Даже суровый Катон всячески подчеркивал, что рабы не должны страдать, испытывать холод и голод[838].

Однако тяжелая и изматывающая работа под открытым небом в любую погоду, являвшаяся основной причиной повышенной усталости организма, а также плохое качество пищи, питание всухомятку, отсутствие нормальных завтраков и обедов неизбежно приводили к частой заболеваемости (травмы, простуды, проблемы с желудочно-кишечным трактом). Занемогших рабов отправляли в специальное помещение, приставляли к ним врача (тоже раба) и освобождали от работ на время лечения. Катон сокращал таким рабам паек или вообще продавал их. Колумелла же, напротив, считал, что к заболевшим надо относиться с большим вниманием[839]. Если больных рабов не удавалось вылечить подручными средствами, от них избавлялись при первой же возможности.

Управляющим виллой являлся вилик. По мнению Варрона, «его имя происходит от слова „villa“, потому что он свозит в усадьбу урожай и он же вывозит его на продажу»[840]. По своему социальному положению вилик был рабом, но рабом сведущим и умным, способности которого замечал хозяин и доверял ему столь важную работу. Катон в своем трактате рисует такой портрет идеального вилика: «Он должен завести хороший порядок, соблюдать праздники; чужого в руки не брать; свое охранять тщательно. Он разбирает споры рабов; если кто в чем провинился, он хорошенько наказывает виноватого, смотря по поступку. Рабам не должно быть плохо: они не должны мерзнуть и голодать. У вилика они всегда в работе: так он их легче удержит от дурного и от воровства. Если вилик не захочет, чтобы рабы вели себя плохо, они себя плохо вести не будут. Если же он это будет терпеть, хозяин не должен оставлять этого безнаказанным. За заслугу он благодарит, чтобы и остальным хотелось вести себя правильно. Вилик не должен слоняться без дела; он всегда трезв и никуда не ходит на обед. Рабы у него в работе; он следит за тем, чтобы удалось то, что приказал хозяин. Пусть он не считает себя умнее хозяина. Друзей хозяина он считает друзьями себе; слушается того, кому приказано. Жертвоприношения он совершает только в Компиталии, на перекрестке или на очаге. Без приказа хозяина он никому не поверит в долг; что поверил хозяин, то он истребует. Семян для посева, съестных припасов, полбы, вина и масла он никому не одолжит. У него есть два-три хозяйства, где он может попросить, что ему нужно, и которым он сам дает в долг, — но больше никого. Он часто отчитывается перед хозяином. Работника, нанятого за деньги или за долю в урожае, он не задержит дольше одного дня. Он не смеет ничего купить без ведома хозяина и не смеет ничего скрывать от хозяина. Паразита он не держит. Он не смеет совещаться с гаруспиком, авгуром, предсказателем и халдеем. Он не обманывает нивы (то есть не крадет посевных семян — М. Б.): это к несчастью. Он постарается выучиться всякой сельской работе, и он будет часто работать — только не до усталости. Если он будет работать, он будет знать, что у рабов на уме, и они будут покладистее в работе. Если он будет так делать, ему не захочется слоняться без дела; он будет здоровее и будет лучше спать. Он первым встанет с постели и последним ляжет в постель. Сначала посмотрит, заперта ли усадьба, лежит ли каждый на своем месте и задан ли корм животным»[841]. По мнению Колумеллы, хороший вилик — это «человек среднего возраста и крепкого здоровья, сведущий в сельских работах или по крайней мере весьма озабоченный тем, чтобы поскорее их изучить»[842].

Тем не менее, в силу отсутствия постоянного надзора вилик нередко злоупотреблял своим положением. Он мог отлучаться в гости к приятелям, шататься по кабакам и харчевням, пьянствовать, увлекаться охотой без спроса хозяина, спать допоздна, заниматься чревоугодием за счет хозяйских продуктов, безнаказанно унижать и бить своих собратьев по рабству, воровать хозяйский урожай и тайно продавать его скупщикам ради собственной выгоды, распоряжаться хозяйскими деньгами, отдавая их в рост. В ряде случаев всё это приводило к разорению виллы, поэтому многие античные авторы настоятельно советовали хозяевам внимательно относиться к выбору претендента на роль вилика.

В усадьбе Горация во главе рабов тоже стоял вилик («староста рощ и полей»), которому поэт даже адресовал одно из своих стихотворных посланий (I.14). Этот раб, бывший некогда простым слугой в городском доме поэта, очень желал попасть в сельское имение. Гораций внял его просьбам и даже назначил виликом. Однако, попав в усадьбу и столкнувшись с трудностями сельской жизни, раб стал мечтать «о Городе, зрелищах, банях», то есть о прежней беззаботной жизни в столице:

…Для тебя привлекательны в Риме

Сытный трактир и вертеп; и сердишься ты, что наш угол

Перец и ладан скорей принесет нам, чем гроздь винограда;

Нет и харчевни вблизи, что тебе бы вино доставляла,

Нет и блудницы, чтоб мог ты скакать под звук ее флейты,

Землю топча тяжело; да при всем этом ты еще пашешь

Поле, что очень давно не видало кирки; за быком ты

Ходишь