Возлюбленная из Ричмонд-Хилл - Виктория Холт

Он обнял ее. Она ответила на это объятие. Принц был прощен!

ВОЗВРАЩЕНИЕ ГЕРЦОГА ЙОРКСКОГО

Они снова вместе! В свете только об этом и говорили.

Выздоровление принца было поистине чудесным. Уже на следующий день он смог повезти Марию в своем фаэтоне на скачки в Эпсом. По дороге принц распевал песни; на щеках его вновь играл здоровый румянец, рядом сидела сияющая миссис Фитцерберт.

Принц не уставал повторять, что он никогда еще не был так счастлив. И действительно, у него на то были все основания. Долги принца погасили, он получил деньги на содержание Карлтон-хауса, его годовой доход был увеличен, право на престол у него никто не оспаривал. И в довершение всего он снова был со своей Марией! Она любила его как раньше, признавалась, что разлука причинила ей не меньше страданий, чем ему, и соглашалась с тем, что он, Принц-Само-Очарованье ни в чем не виноват. Это все подлый Фокс натворил!

Бедный Чарлз! Принц чувствовал, что обошелся с ним несправедливо, однако Чарлз, судя по всему, наслаждался жизнью в Италии в компании обворожительной Лиззи, и принц надеялся, что Чарлз к нему не в претензии.

В тот вечер герцогиня Гордон давала бал и, разумеется, мечтала о том, чтобы принц и миссис Фитцерберт почтили ее своим присутствием. Они пришли вместе; принц танцевал почти все время только с Марией, покидая ее лишь по обязанности. Все им улыбались, показывая, как приятно видеть их вместе по-прежнему счастливыми. А в конце бала гости услышали, как принц произнес слова, которые он говорил уже столько раз:

– Мадам, вы окажете мне честь, позволив отвезти вас домой в моем экипаже?

И царственная, величавая миссис Фитцерберт милостиво дала принцу разрешение.

Все было прекрасно. Опять устраивались балы и званые обеды. Принц задавал тон в светском обществе, и принцесса Фитц – так прозвали Марию – разделяла с ним эту честь. Все понимали, что, если они хотят сделать приятное принцу Уэльскому, должны подружиться с миссис Фитцерберт.

Принц снял для нее дом на Пелл Мелл, у дверей которого то и дело останавливались кареты знати. На званых обедах ее сажали рядом с принцем на почетное место; создавалось впечатление, что несмотря на заявление мистера Фокса все решили относиться к Марии как к принцессе Уэльской, поскольку было ясно, что принцу хочется именно этого.

Принц старался сгладить впечатление, которое произвело заявление Фокса, и стремился к тому, чтобы Марии оказывали все те почести, которые она получала бы, если бы официально считалась его женой. Правда, он не мог заставить короля и королеву принять ее, но кого интересовало их мнение? Тон в светском обществе задавал принц, а с ним и его «супруга».

Леди, поддерживавшие вигов, были рады продемонстрировать свою преданность, а те, что были за тори, с еще большей готовностью принимали у себя принцессу Уэльскую, ибо это лишний раз доказывало, что Фокс солгал.

Герцог и герцогиня Камберлендские поспешили выразить свое уважение и любовь к миссис Фитцерберт, они обращались с ней, словно с законной супругой своего племянника. А когда герцог Глочестерский – он поддерживал тори и более терпимо относился к королю, чем его брат, герцог Камберлендский – написал Марии из Флоренции, где он жил, поскольку в Англии его жене не выказали должного уважения, не допустив ее ко двору, это был полный триумф. Герцог прислал Марии подарок, выражая тем самым свое сердечное отношение, и Мария пришла в восторг, прочитав:

Флоренция, 24 мая 1787 года

«Его Королевское Высочество герцог Глочестерский – миссис Фитцерберт

Дорогая мадам!

Я пишу Вам в надежде, что Вы не откажетесь принять этот маленький ларчик с инкрустациями из перламутра. Надеюсь, он вам понравится. Пожалуйста, напишите, получили ли Вы нашу посылку. Хочется верить, дела у принца теперь пойдут на лад. Я искренне надеюсь, что Вы счастливы, ибо мне доподлинно известно, что Вы этого заслуживаете.

Ваш покорный слуга

Уильям Генри».

Даже Глочестеры и Камберленды приняли Марию, а это явственно говорило о том, что, хотя Фокс страстно уверял, будто бы принц и Мария не женаты, и никто не опроверг его заявление, все вокруг считали их мужем и женой и собирались относиться к Марии соответственно, как и подобает относиться к супруге принца.

Совсем недавно Мария и подумать не смела бы, что такое возможно.

Впрочем, справедливости ради надо заметить, что кое-кто все же пытался исподтишка очернить ее имя. «Покинутая Дидона» Гилрея[16] выглядела просто оскорбительно, ведь художник намекал на то, что Марию использовали в каких-то гнусных целях, а Фокс солгал. Гилрей изобразил ее всходящей на погребальный костер, разожженный на берегу, корона и перья со шляпы принца Уэльского уплывали вдаль, равно как и маленькая лодочка, на борту которой было написано «Честь». Питт махал веслами, принц Уэльский и Фокс сидели в лодке. Изо рта принца вылетал воздушный шарик со словами: «Да я ее никогда в жизни не видел!» А изо рта Фокса: «Да, разрази меня гром, никогда!»

Ну, что ж, знаменитости обычно становятся мишенью для карикатуристов и пасквилянтов, поэтому Мария лишь плечами передернула и никак не отреагировала на оскорбление.

Они покинули Лондон и отправились в Брайтон; принц собирался поселиться в «Морском павильоне», а Мария – в домике с зелеными ставнями, находившемся почти на территории парка, возле «Морского павильона». Такого блестящего общества, которое собралось в то лето на побережье, брайтонцы еще не видели. Лондон опустел. Центром роскошной жизни стал Брайтон. Обитатели городка были в восторге от того, что внимание принца принесло им такое богатство, и всегда разражались радостными приветствиями при виде Георга и миссис Фитцерберт. Принц прогуливался по берегу в обществе Марии и нескольких друзей, ездил верхом по городу, по утрам купался под наблюдением Курильщика, гулял по парку, танцевал в гостях у кого-нибудь из своих знатных приятелей, и почти всегда с ним была дама, которую одни называли Принцессой Фитц, а другие – вслед за Курильщиком – Миссис Принц.

Жалкие домишки быстро превращались в особняки. Богатели не только брайтонские строители, но и владельцы гостиниц и лавчонок. Повсюду можно было увидеть такие же перья, как те, что украшали шляпу принца, а под ними – слова «Господи, благослови принца Уэльского!»

Принц без конца твердил, что он никогда в жизни не был так счастлив, Мария ему вторила, словно эхо. Принц постоянно находился в приподнятом настроении, всем было ясно, что Мария оказывает на него огромное влияние. Мария обладала огромным чувством собственного достоинства, этого никто не мог отрицать. Может быть, она и не была самой красивой женщиной Брайтона, однако ее царственность и грация не знали себе равных. Любой человек сразу понимал, кто из женщин носит титул Принцессы Фитц. Брайтонцы говорили, что Мария выглядит как королева. И действительно, когда она сидела в плетеном кресле возле Павильона, то казалась королевой, восседающей на троне. Мария смотрела, как принц во фланелевом жакете, украшенном голубой лентой, и в облегающих панталонах играет в крикет, лицо его, затененное полями белой шляпы, сияло от удовольствия, а взор все время устремлялся на Марию: принцу хотелось убедиться, что она внимательно следит за игрой, не упуская ни малейших подробностей. Принц гордился костюмом, который он сам придумал, гордился Марией, гордился тем, что так умело организовал свою жизнь и может стать королем, не потеряв Марии и любви своих подданных.