Час дракона - Михаил Зайцев

«Жигуленок» передернуло судорогой. Звук при столкновении получился странный, казалось, все ударные инструменты невидимого симфонического оркестра разом взяли одну протяжную низкую ноту. Жму на тормоз, в общую какофонию ввожу диссонансом писк резины об асфальт.

Звон литавр, мотоцикл завалился на бок, вылетел на обочину. Ухнули барабаны – мотоциклист вылетел из седла, отскочил, как мячик, от тверди шоссе, перевернулся в воздухе и замер, распластавшись на дышащем паром черноземе вспаханного поля. Оба колеса скакуна породы «Ява» бесполезно жужжат в воздухе, а сам механический конь замер, лежа на боку, зарывшись хребтом в землю. Мотор «жигуленка», кашлянув, замолкает. Мотоциклист пытается подняться и не может, с глухим уханьем падает навзничь, обратно на вспаханную плугом землю. Заключительным аккордом хлопает дверь автомашины, и все, концерт окончен, безумие звуков завершилось. Лишь мерный холостой рокот мотора мотоцикла да перестук моих одноногих прыжков по асфальту нарушают тишину остывающих после жаркого дня полей.

Прыгать на одной ноге по земле сложнее, чем по асфальту. Один раз я чуть не падаю, но сохраняю равновесие и с горем пополам добираюсь до замершего в позе раненой птицы мотоциклиста. Он лежит на спине, раскинув руки, правая неестественно вывернута, сломалась при падении, но он жив и в сознании.

– Здравствуй, дзэнин. Хотя о чем это я, мы ведь сегодня уже виделись.

– Я хочу сделать заявление! Я сдаюсь добровольно и готов к сотрудничеству.

– Поздно, Колобок. Если бы ты сдался сегодня днем, в гостинице, когда шел убивать Толика и нечаянно столкнулся в дверях со мной, возможно, я бы тебя и не тронул, а сейчас…

– Кто ты? Мент? Фээсбэшник?

– Я Мастер, но это неважно. Скажи-ка лучше, отчего ты сам порешил Толика, почему не повесил мокруху на холуев?

– Все скажу, не убивай меня, все скажу!

У него началась истерика – он заметил пистолет в моей правой руке.

Я выстрелил в землю, рядом с его лысой головой. Терапия подействовала, он сразу же заговорил по делу:

– Я был вынужден, понимаешь? Я должен сам, в назидание остальным. В педагогике личный пример имеет огромное значение.

– Ты учитель?

– Завуч в средней школе в соседнем городе.

– Живешь по чужим документам?

– Ты уже знаешь. Откуда?

– Ни хрена я не знаю. Догадался. За что сидел?

– Совращение.

– Малолетних?

– У меня два высших образования. Я закончил два института – Литературный и ГИТИС, жил в Москве, вращался в обществе. Я тонкая, чувствительная натура, понимаешь? Я стихи писал! Печатался в журналах. Ты должен понять! Ты Набокова читал? «Лолиту»? Ну или кино хотя бы смотрел?..

– Понимаю. Жил в Москве, печатался в толстых журналах, ходил на просмотры в Дом кино… Богемная жизнь начала восьмидесятых… И, конечно же, занимался модным, запрещенным карате?

– Нет. Занимался кунг-фу в группе у Лебедева, пока его не посадили.

– Ого! Тебе повезло, Лебедев настоящий мастер. Не пойму только, как он тебя, гниду, проморгал. Лебедев обычно сволочей чуял и гнал от себя… Думаю, ты не зря окончил ГИТИС, если Лебедев лопухнулся. Да и я тоже сегодня тебя не учуял…

– Я все расскажу! Ты поймешь! Ты же интеллигентный человек! На зоне я сошелся с ребятами из Коржанска. Они вели тут подпольную секцию карате и залетели, как и Лебедев…

– Все! Остальное – детали. Картина ясна, дальше можешь не рассказывать…

– Ты не понял! Я жертва социальных катаклизмов! Я просто хотел выжить, утвердиться на теневой социальной лестнице, раз уж официальный социум был для меня закрыт несправедливым приговором. Я ведь никого не принуждал, ни тогда, в Москве, ни здесь, в Коржанске. Девушки меня любили высокой и светлой любовью, понимаешь? А здешние парни до меня были просто несчастны, большинство из неполных семей или брошены де-факто родителями. Понимаешь? Я дарил им любовь и идеалы, понимаешь?

– Нет, не понимаю. Слишком мудрено говоришь для меня, сиволапого. Да и не священник я…

– Ты должен понять! Я все, абсолютно все смогу объяснить…

– Пожалуй, действительно смог бы. Нашлись бы и адвокаты, и журналисты, которые с удовольствием тебя бы выслушали. Именно этого я и боюсь. Скажем, почему ты вымогал деньги у Малышева, а не у отца похищенного мальчика?

– У него нет отца. Мы были Сеньке вместо отца, понимаешь? Тот, кто чисто биологически его зачал, пропал без вести…

– Я знаю, но откуда тебе об этом известно?

– Один из моих парней учится в Москве, в МГУ, и ходит тренироваться в клуб «Дао» к Малышеву. Еще прошлым летом он рассказывал о…

– Я догадываюсь, о чем, дальше!

– Он услышал, как тренеры в разговорах между собой поминали Коржанск, место, где служил Ступин. Мы случайно узнали, что в Коржанске растет сын Ступина, отыскали мальчика, приблизили к себе, окружили его любовью, и он сам принес фото, на котором…

– Хватит! Я все понял. Молиться будешь?

Я поднял пистолет, прицелился лежащему подле моих ног человеку между прищуренных глаз с блуждающими зрачками.

– Ты не имеешь права! Есть закон! Суд! Правила…

– У меня свои правила и свой закон!

– Ты не сможешь. Убить беззащитного человека непросто! Тебя потом совесть замучает.

– Ты же смог сегодня днем убить Толика? Пусть и не такого уж беззащитного. А насчет совести… Знаешь, Семен, тот мальчик, который умер сегодня в подвале столовой пионерлагеря «Звездный»… он был моим сыном.

Пузатый человечек с лысым черепом, такой забавный и безобидный внешне, открыл было рот, но не нашелся, что мне ответить, и лишь когда палец моей руки начал плавным движением давить на курок, он поймал мой взгляд и закричал:

– Ты сумасшедший!

– Я был им…

Выстрел. Маленькая дырочка на переносице. Струйка крови. Если Будда был прав, то в следующей жизни он будет копошиться в дерьме, пока какому-нибудь рыболову не потребуется опарыш для наживки…

…Когда рядом со мной на шоссе, чихая и кашляя, затормозил милицейский джип с майором Дроздовым за рулем и телом капитана Чернышева в кресле справа от бывшего автогонщика, я уже сидел верхом на мотоцикле.

Дроздов вышел из машины, бегом подбежал ко мне, узнал и грязно выругался:

– …мать! Машина, блин, совсем сдохла! Еле на двадцати тянет… Где этот?

– Вон там лежит с дыркой во лбу.

– Пристрелил?

– Да. Пистолет найдешь рядом с трупом.

– Правильно! Машина, блин, совсем того, но я рискнул, не стал радировать, подмогу звать, чтобы не помешали его кончить. Знаешь ли, не доверяю я судам и знаю, на что способны адвокаты… А ты за каким хером его раздел и шмотки с трупа на себя напялил? С ума сошел?.. Да и мало тебе это тряпье…

– Я сейчас уезжаю, майор.

– Куда?

– Не знаю. Поеду вон по той грунтовке к лесу, а там видно будет.

– Какой грунтовке? Не вижу ни хера в темноте… Погоди! Как это ты уезжаешь?

– На мотоцикле.

– Нет, ты точно сбрендил!

– Майор, ты когда сегодня с Москвой связывался, до или после того, как Коробову звонил?

– А это здесь при чем?

– А при том, что, когда твое начальство услышит фамилию Ступин и проверит ее по картотекам да компьютерным базам данных… в общем, сам увидишь, что будет.

– Ты что, шпион? Диверсант?

Я грустно улыбнулся. Ниндзя и есть средневековые шпионы-диверсанты.

– Угадал, майор.

– Ну и какого же государства ты шпион? – усмехнулся Дроздов. – Диверсант хренов.

– Правильнее будет сказать, что я шпион не другого государства, а другой эпохи. Диверсант средних веков.

– Ну точно – ты тронулся!

– Пусть так. У меня к тебе есть одна просьба: будь другом, дай мне полчаса, не труби сразу тревогу. Ладно?

– Послушай, Ступин, ты же взрослый мужик, должен понимать, что полчаса тебя не спасут, уедешь из Коржанского района, все равно найдут, если серьезно искать начнут.

– И все же выполнишь мою просьбу?

– Нравишься ты мне, хоть и псих.

– Да или нет?

– Ну да, да!

– Спасибо, майор, прощай!

– Езжай, увидимся на допросах.

– Сомневаюсь…

Я завел мотоцикл, развернулся и медленно поехал по обочине шоссе, зорко вглядываясь в темноту. Вот и грунтовка. Сворачиваю, еду в полной темноте. Ночь мне сестра, мы с ней друг друга понимаем. И она, и я – источники людских страхов, так принято считать, и в этом есть свой глубокий смысл.

Я сжег сегодня вечером на опушке леса, в километре пути от пионерлагеря «Звездный», паспорт Толика и документы Творогова. Обратно в Питер пути нет. Впереди меня ожидает маленький одноэтажный деревянный домик в окрестностях города Ярославля. Совсем такой же домик, как и тот, что был у Нади. Вечность тому назад, когда я преображался из недотепы Козловского в бизнесмена Творогова, в соответствии с постулатами древнего искусства йомогами-но дзютцу, искусства двух параллельных жизней, я обзавелся еще одним паспортом, помимо паспорта Творогова. Йомогами-но предполагает, что человек живет в двух разных местах одновременно и в обоих местах его знают как другую личность. Под Ярославлем меня знают как удачливого «челнока», специализирующегося на перевозке радиоэлектроники из Турции. Я подолгу пропадаю за границей, и в мое отсутствие за домом присматривает пожилая соседка. Милая, разговорчивая бабушка, очень похожая на ту, с которой я сегодня утром беседовал возле дома Надежды. Я всегда привожу старушке из дальних странствий какой-нибудь гостинец, и она всегда рада и мне, и гостинцу. В свой последний приезд я сказал бабушке, что следующий раз привезу с собой невесту, женщину по имени Клара, и дочку, не родную, но мою дочку. Теперь придется оправдываться, объяснять, почему приехал один, без гостинцев, без невесты, без дочки…