Кулаком и добрым словом - Nik Держ

— Жаль, на пащенков сил не останется! — с сожалением вздохнул Горчак. — Этих тоже не мешало бы утихомирить! Если хватит сил — и эти навечно лягут!

Наконец шаман подошел к воротам Золотой Палаты. Тут сейчас лучшие из лучших, сильнейшие из сильнейших, стальной заслон Киева от степи — богатыри. Правда и здесь не вся сила Руси — некоторые уже несутся на встречу своей гибели, приготовленной искусными в колдовстве цареградскими магами. А он, Горчак, должен упокоить навсегда оставшихся в городе богатырей, пускай и ценой собственной гибели. Шаман постоял мгновение перед воротами, сосредоточился. Ошибки быть не должно. Затем толкнул тяжелую створку и вошел в палату к пирующим русским витязям. Золотая Палата показалась шаману огромной. У дверей Горчак столкнулся со смоловаром, что недавно перебил всех его попутчиков. Взгляды повернувшихся к нему богатырей давили, Горчак чувствовал, что все присутствующие настроены против него. Стараясь не поддаваться панике, шаман неторопливо пересек Золотую Палату и остановился напротив княжеского кресла, стоявшего на возвышении. Сидевший на княжьем столе человек, любезно улыбнулся, но Горчаку показалось, что он ощерился волчьим оскалом.

— Мне нужен князь Владимир! — хрипло выкрикнул шаман.

Ему ответил воевода Претич, предварительно переглянувшись с князем:

— Может быть, тебе нужен Великий Князь Владимир?

— Пусть будет, хоть повелителем поднебесья, — заносчиво крикнул Горчак, — но он нужен мне здесь и сейчас!

— Что нужно тебе от князя? — не обращая внимания на поднявшийся в палате гул, продолжал Претич.

— Справедливости! — потрясая кулаками, воскликнул Горчак.

— Справедливости? — удивился Претич. — А разве ты её не получил?

— Этот человек, — шаман указал подрагивающим пальцем на смоловара, — убил посла и его охрану! Я требую, чтобы его наказали! Наказали немедля! Мне нужна его голова!

Горчак в гневе картинно топнул ногой, однако эффект оказался противоположным ожидаемому — Золотая Палата взорвалась смехом.

— Нет, вы посмотрите на него, — заливался тоненьким смехом Фарлаф, — он еще и ножками сучить умеет!

— Требует он, — рявкнул нелюдимый Волох, — на кол его! Чтоб в следующий раз нашего мужика за версту объезжали!

Богатыри бушевали, требуя вместо смоловара распнуть шамана. Со своего места поднялся Владимир, поднял руку, призывая к молчанию. В палате мгновенно установилась гробовая тишина.

— Ты и вправду думаешь, что я должен отдать смоловара тебе на растерзание? После всего того, что случилось?

Горчак кивнул.

— Ты ошибаешься! Смоловар Возгривый будет наказан, но его головы ты не получишь! Ты вообще ничего не получишь! С теми, кто ведет себя в чужом доме, словно в собственном клозете, у нас разговор короткий: на кол или голову с плеч! Ты можешь отправляться домой, тебя не тронут! Но передай своему кагану, что если он еще раз пришлет с посольством подобных хамов…

Горчак не слушал, его губы плели нити сложного заклинания, пальцы рук, скрытые от чужих взоров широкими рукавами, складывались в страшные руны давно забытого языка.

— … ты понял? Или тебе нужно повторить? — закончил Владимир.

Шаман не ответил — он готовился нанести удар.

— Дайте ему батогов! Чтобы слова князя доходили лучше! — распорядился Претич. — А то малый, кажись, в ступоре!

— Ага, — поддержал воеводу неугомонный Лешак, — обиделся он на нас! Глаза-то посмотрите как кровью налились — светятся уже!

Глаза шамана действительно слабо светились пунцово-красным светом, и с каждым мгновением это свечение становилось сильнее. Горчак вытащил из рукавов полыхающие сиреневым пламенем руки. По одежде колдуна пробегали фиолетовые сполохи. Шаман поднял руки и прокаркал изменившимся вдруг голосом:

— Я уничтожу вас! Ваше племя давно следовало стереть с лица земли, ибо вы не такие, как все!

— Смотри, как раскалился, — дрожащим голосом выкрикнул вдруг Фарлаф, переворачивая стол и прячась под ним, — как бы избу не спалил, паразит!

— Где Белоян? Зовите скорей волхва! — заревел Претич, выхватывая меч и бросаясь к шаману. — Руби, братцы, колдуна в капусту!

Кто-то метнулся к выходу за медведеголовым волхвом, кто-то схватил со стола нож, кто-то вертел (не все на пир брали с собой оружие, чтобы не ранить друг друга в хмельном угаре) и кинулись к шаману. Но Горчак не зря готовился столько времени, он всего лишь слегка взмахнул рукой, и богатыри разлетелись в разные стороны, словно щепки. Пол под ногами шамана обугливался на глазах, первыми полыхнули огнем расшитые бисером скатерти, следом зачадили дымом резные деревянные колонны.

— Чтоб никогда вашим детям и внукам, — хрипел шаман, — не видеть солнца…

Горчак крутился волчком, с каждым кругом все больше богатырей падали на пол и больше не могли подняться.

— …не вдыхать чистого воздуха…

На ногах остался лишь князь Владимир, даже верный Претич кулем осел у его ног.

— …не пить прозрачной воды…

Владимир без страха смотрел в полыхающие огнем глаза шамана, но сил что-нибудь предпринять у него уже не осталось. Он чувствовал, что вот-вот и он тоже упадет, как и все в Золотой Палате. Упадет, чтобы больше никогда не подняться.

— … чтобы весь род и даже имя его растворилось, затерялось и забылось в веках…

Владимир чувствовал, как наливаются свинцом веки, похоже, что на ногах остался стоять он один — проклятый колдун оставил его, князя, на сладкое.

— Не бывать больше Руси… — не успел договорить шаман, поперхнувшись на середине фразы. Уже сквозь красноватый туман перед глазами Владимир успел заметить, что за печенегом стоит, покачиваясь и сжимая в руках тяжелую братину, смоловар Возгривый. Смоловар размахнулся и вторично опустил братину на голову шамана. Последнее, что успел увидеть Владимир, перед тем как рухнуть без сознания, была расколотая молодецким ударом смоловара голова степного колдуна.

— Молодец, Возгривый! — прошептал князь, и мир для него померк.

Никто из них не заметил стоящего за широкой спиной смоловара младшего дружинника Чупрака с обнаженной саблей в руке. Чупрак мог десять раз снести Возгривому голову, но… Он стоял и безучастно смотрел, как смоловар проламывает шаману голову. Затем, когда с Горчаком было покончено, а князь Владимир и Возгривый бездыханными упали на пол, Чупрак аккуратно закрыл дверь в Золотую палату и незаметно покинул княжий терем.

Белоян пребывал в бешенстве. Шерсть на медвежьей морде стояла дыбом, маленькие красные глазки злобно сверкали. Он прохаживался из угла в угол перед собравшимися земскими боярами и остатками младшей дружины. Белоян был зол в первую очередь на самого себя.