Творчество и свобода: Статьи, эссе, записные книжки - Альбер Камю

«Он измыслил жестокости, которых ему не доводилось и не хотелось бы испытать, — чтобы приобщиться к великим проблемам».

«Моби Дик» и символ, с. 120, 121, 123, 129, 173–177, 203, 209, 241, 310, 313, 339, 373, 415, 421, 452, 457, 460, 472, 485, 499, 503, 517, 520, 522.

Чувства, образы удесятеряют смысл философии.

В Афинах покойниками занимались только во время антестерий[327]. А как только они кончались: «Прочь, души, антестерии закончились».

Изначально греческая религия утверждала, что всех ждет Преисподняя. Ни награды, ни кары не существует — и в иудейской религии тоже. Идея награды — плод общественного сознания.

404 год. После того, как Афины сдались Лисандру[328], он под звуки флейт срыл город; так была закончена Пелопоннесская война.

Замечательная история Тимолеона, сиракузского тирана (он схватил своего отца, чтобы предать его смерти как изменника родины) (II, 251, 2, 3,).

В IV веке в некоторых греческих городах олигархи давали такую клятву:

«Клянусь быть всегда врагом народа и советовать то, что, по моему разумению, принесет ему вред».

Бегство Дария, преследуемого Александром (293-4).

Свадебное пиршество в Сузах: 10000 солдат, 80 полководцев, и Александр заключает союз с персами.

Деметрий Полиоркет[329] — то на вершине власти, то бродит от селения к селению.

Антисфен[330]: «Удел царей — творить добро и слышать в свой адрес хулу».

Ср. Марк Аврелий: «Везде, где можно жить, можно жить хорошо».

«То, что мешает завершить задуманное произведение, само становится произведением».

Преграда на пути заставляет прокладывать дорогу.

Закончено в феврале 1942 г.

Тетрадь № IV

Январь 1942 года — сентябрь 1945 года

Январь-февраль.

«Все, что не убивает меня, придает мне силы»[331]. Да, но… И как трудно мечтать о счастье. Тяжкий гнет всего этого. Самое лучшее — замолчать навеки и обратиться к остальному.

Дилемма, говорит Жид: быть нравственным или быть искренним. И еще: «Прекрасны только те вещи, что продиктованы безумием и написаны разумом».

Со всем порвать. Раз нет пустыни, пусть будет чума или маленькая станция, как у Толстого[332].

Гете: «Я чувствовал себя в достаточной степени Богом, чтобы снизойти к дочерям человеческим».

Нет такого тяжкого преступления, на которое умный человек не чувствовал бы себя способным. Согласно Жиду, великие умы не поддаются этому искушению, потому что это бы их ограничило.

Рец с легкостью усмиряет первое волнение в Париже, потому что настает время ужина: «Самые горячие головы не хотят, что называется, опоздать к столу».

Рец[335]: «Г-н герцог Орлеанский обладал всем, что необходимо человеку порядочному, за исключением храбрости».

Во время Фронды дворяне, встречая похоронную процессию, разят шпагами распятие с криками: «Вот враг!»

Есть множество официальных мотивов для враждебного отношения к Англии[336] (обоснованных и необоснованных, политических и неполитических). Но принято замалчивать один из худших мотивов: ярость и низменное желание увидеть, как гибнет тот, кто смеет сопротивляться силе, растоптавшей нас самих.

Французы сохранили революционные привычки и традиции[337]. Им не хватает только решительности: они превратились в чиновников, мелких буржуа, мидинеток. Гениальный ход — сделать их легальными революционерами. Они готовят заговоры с позволения властей. Они переделывают мир, не отрывая задницы от кресла.

Эпиграф к «Орану, или Минотавру»[338].

Жид. Непредвзятый ум. «Я представляю его при дворе царя Миноса: он с тревогой ожидает, каким чудовищем окажется Минотавр; так ли он ужасен, как говорят, или просто лишен очарования».

В античной драме расплачивается всегда тот, кто прав, Прометей, Эдип, Орест и т. д. Но это не важно. Все равно все они, и правые и виноватые, в конце концов оказываются в преисподней. Нет ни кары, ни награды. Поэтому в нашем восприятии, помраченном столетиями христианского извращения, античные драмы выглядят несерьезными — и выспренними.

Противопоставить этому: «Главное — опасность подчиниться навязчивой идее» (Жид); «послушание» (Ницше). И снова Жид, на сей раз по поводу обездоленных: «Не отнимайте у них вечную жизнь или дайте им революцию». Для моего эссе о бунте[339]. «Не выгоняйте меня из моей милой пещерки», — сказала Отшельница из Пуатье[340], жившая там в дерьме.

Тяга некоторых умов к правосудию и его абсурдной деятельности. Жид, Достоевский, Бальзак, Кафка, Мальро, Мелвилл и т. д. Искать объяснения.

Стендаль. Можно вообразить себе историю Малатесты или рода Эсте, рассказанную сначала Барресом[341], а потом уже Стендалем. Стендаль изберет стиль хроник, репортажа о «великом». Именно в несоответствии тона и истории и заключается секрет Стендаля (ср. некоторых американских писателей). Точно такое же несоответствие существует между Стендалем и Беатриче Ченчи[342]. Если бы Стендаль избрал патетический тон, он проиграл бы. (Что бы ни говорили историки литературы, Тиртей[343] смешон и отвратителен.) «Красное и черное» имеет подзаголовок «Хроника 1830 года». Итальянские хроники (и т. д.).

Март.

Люцифер Мильтона. «Подальше от Него!..[344] Дух в себе обрел свое пространство, и создать в себе из Рая — Ад и Рай из Ада Он может…Лучше быть Владыкой Ада, чем слугою Неба!»{60}Вкратце психология Адама и Евы: он создан для созерцания и отваги, она для мягкости и соблазнительной грации; он только для Бога, она для Бога в нем.

Шиллер умирает, успев «спасти все, что могло быть спасено».

Песнь X «Илиады». Вожди, не в силах заснуть, страшась поражения, скитаются, не находя себе места, мирно беседуют и решаются отправиться во враждебный стан, «чтоб не бездействовать».

Кони Патрокла плачут во время боя, в котором гибнет их хозяин. И (песнь XVIII) троекратный крик Ахилла, вернувшегося на поле боя, — он грозно высится надо рвом в своих сверкающих доспехах. И троянцы отступают. Песнь XXIV. Горе Ахилла, плачущего в ночь после победы. Приам: «Я испытую, чего на земле не испытывал смертный: / Мужа, убийцы детей моих, руки к устам прижимаю!»{61}

(Нектар был красным!)

Высшая похвала «Илиаде» заключается в том, что, зная заранее исход битвы, читатели тем не менее разделяют смятение ахеян, отступающих под натиском троянцев. (То же относится и к «Одиссее»: известно ведь, что Улисс убьет женихов.) С каким же волнением, должно быть, внимали рассказу первые слушатели!

К вопросу о великодушной психологии. Для человека больше пользы, когда его изображают в выгодном свете, чем когда его без конца попрекают его недостатками. Всякий человек, естественно, старается походить на свой лучший образ. Это правило распространяется на педагогику, историю, философию, политику. Мы, к примеру, — плод двадцативекового созерцания картинок на евангельский сюжет. Две тысячи лет человек видел сам себя униженным. Результат налицо. Кто знает, что сталось бы с нами, если бы все эти двадцать веков мы видели перед собой идеал античности с его прекрасным человеческим лицом?

С точки зрения психоаналитика, «я» разыгрывает перед самим собой бесконечное представление, но либретто этого спектакля лжет.

Ф. Александер и X. Штауб. «Преступник»[345]. В прежние времена осуждали на смерть истериков, придет время, когда будут лечить преступников.

«Жить и умирать перед зеркалом», — сказал Бодлер. Все как-то забывают о том, что «и умирать». Жить перед зеркалом готов каждый. А самое-то трудное — стать хозяином собственной смерти.