Войны и кампании Фридриха Великого - Юрий Ненахов

Между тем осада Праги была для Фридриха столь же неприятна, как и для австрийцев. Он терял время, а оно ему было необходимо для дальнейших операций против остальных союзников Австрии. К тому же он ежедневно получал неблагоприятные известия: в Вестфалию шли 100 тысяч французов, в Пруссию, по имевшимся у короля данным, столько же русских. При этом и Даун не дремал: он составил план — фальшивыми маневрами обмануть обсервационный корпус герцога Бевернского, выставленный против него Фридрихом, тихонько окружить его при Куттенберге и, положив на месте, двинуться к Праге и таким образом поставить прусского короля между двух огней. По счастью, Цитен узнал его намерения, поставил ему оплот и дал время герцогу Бевернскому отступить к Колину (ныне в Чехии), а оттуда к Каурциму в таком порядке, что принц на походе мог еще овладеть несколькими неприятельскими магазинами почти на глазах у Дауна.

Эти обстоятельства заставили Фридриха II сдать главную команду над осадным войском фельдмаршалу Кейту и принять решительные меры против Дауна, без уничтожения которого нельзя было надеяться на скорую сдачу Праги. Отделив от осаждающей армии небольшую часть войска, Фридрих поспешил с ней к Каурмицу и 15 июня соединился с герцогом Бевернским. Король был в самом дурном расположении духа. Одержав столько удачных побед, действуя всегда решительно и быстро, он не привык к долгому сопротивлению. Нетерпение и досада на долговременную осаду Праги до того его расстроили, что он осыпал упреками даже самых близких ему и достойных генералов. Это раздраженное состояние души, которое невыгодно действовало и на само войско, отчасти повредило исполнению его планов.

18 июня должна была разыграться решительная битва при Колине, от результата которой зависела вся участь кампании. Для противодействия крупным силам Дауна Фридрих снял из-под Праги все силы, кроме прикрытия от возможных вылазок Карла.

Даун за ночь расположил свою армию, вдвое сильнее прусской (54 тысячи против 34 тысяч прусских солдат), и занял такую превосходную позицию фронтом к Праге, между Колином и Хотцевицем, что сам Фридрих был поражен, когда из небольшого трактира на колинской дороге вполне обозрел ее. Еще вечером 17 июня король составил план сражения — обойти австрийцев справа и отрезать их от Колина.

Прусская армия на бивуаке.

Одна линия стояла на скате гор, другая на вершинах. Фронт армии был закрыт деревнями, обрывистыми пригорками и рытвинами, до него почти не было никакой возможности добраться. На правом крыле, огражденном с фланга глубоким обрывом, была расположена кавалерия, на левом — пехота, защищенная деревней Свойшюц, за ней стояли резервные полки и часть кавалерии, которую местность не позволяла употребить с пользой в этом пункте. По всей первой линии с удивительным расчетом была распределена тяжелая артиллерия.

После обозрения неприятельской позиции Фридрих составил план битвы, который всеми тактиками почитается превосходным. Он был очень прост. Против правого крыла австрийцев король хотел сосредоточить главные свои силы, используя преимущество в кавалерии, сбить корпус генерала Надасти, его прикрывавший, потом густой массой ударить в его фланг и тыл, в итоге, лишить неприятеля всех выгод его позиции.

В час пополудни король подал знак к началу дела. Генералы Цитен и Гюльзен повели авангард, состоявший из гусар и гренадер, в атаку. Цитен ударил на корпус Надасти; после отчаянной сечи сбил его с места и начал преследовать. Гюльзен между тем овладел деревней и кладбищем, занятыми легкой конницей и двумя батареями в 12 орудий. Все шло как нельзя лучше для пруссаков, как вдруг пришло донесение о том, что Даун перестроился фронтом к направлению движения пруссаков, вынудив короля изменить план атаки. Фридрих остановил батальоны, посланные на подкрепление авангарду. Он скомандовал всей пехоте левого крыла переменить позицию и в линейном порядке идти прямо на фронт первой неприятельской линии. Принц Мориц быстро поскакал к Фридриху и умолял его отменить это приказание, представляя всю опасность нового движения и страшные последствия, которые оно может повлечь за собой. Король не хотел ничего слушать, принц настаивал, Фридрих приказал ему замолчать, но когда Мориц продолжил свои убеждения и просьбы, король бросился на него с обнаженной шпагой и грозно закричал: «Будешь ли ты повиноваться или нет?» Тогда принц с горечью возвратился к своему посту.

Пояснения к рисунку.

Сражение у Колина 18 июня 17578 года.

Несмотря на все затруднения, на страшный огонь неприятельских батарей, пруссаки с бодростью исполнили приказание короля; по грудам трупов, как по горам, добрались они до австрийской линии, овладели батареей, потеснили неприятеля и соединились с авангардом.

Правое крыло австрийцев было сбито с позиций, смято и бросилось в беспорядке в центр. Все предвещало пруссакам победу. Даун написал наскоро карандашом приказание, чтобы войска ретировались в Сухдоль, и разослал с ним своих адъютантов по разным отрядам.

Но вдруг счастье, властелин каждого успеха, против которого не устоит ни храбрость, ни самая остроумная тактика, повернулось в сторону австрийцев. Генерал Манштейн, в порыве воинского жара, без приказа кинулся на деревню, лежавшую по дороге и занятую пандурами. Преследуя их до самой неприятельской линии, он со своими солдатами опустошал батареи и вдруг остановился. От этого в прусской пехоте произошел интервал, и вся армия заняла невыгодную позицию. Австрийская конница, соединясь с подоспевшей к Дауну из Польши саксонской кавалерией, воспользовалась этим беспорядком и ринулась на интервал. С завидным хладнокровием и быстротой прусская пехота, пропустив неприятельские эскадроны в свои промежутки, сомкнулась в каре и открыла по врагам неумолкающий ружейный огонь.

Страшно свирепствовала смерть между этими живыми стенами, люди и лошади образовали целые горы трупов. Австрийские всадники все должны были погибнуть в смертоносной ограде, в которую сами себя заключили. Но у пруссаков не хватило патронов, а новые австро-саксонские кавалерийские полки ринулись на них с фланга и в тыл. Все смешалось: всадники топтали их лошадьми и рубили с остервенением. При каждом сабельном ударе саксонцы кричали: «Вот вам за Штригау!» Двенадцать лет не стерли в их памяти картины страшного штригауского поражения, и теперь они хотели насладиться полным мщением над пруссаками.

Кампании 1756 и 1757 годов.

Прусская пехота бросилась бежать. Фридрих хотел поддержать ее кавалерией, но и та была обращена в бегство страшным батарейным огнем — разновременные атаки пехоты и конницы успешно отбивались сильным огнем и контратаками противника. Напрасно король старался удержать отступающих кавалеристов; все усилия его оставались тщетными. После долгих увещаний и просьб ему едва удалось собрать сорок человек, которых он сам повел на батарею в надежде, что за ними последуют и другие. Едва неприятельская картечь коснулась этой последней горсти верных, как она рассыпалась во все стороны. Фридрих не замечал этого и все ехал вперед, пока подскакавший адъютант не спросил его: «Разве Ваше величество одни хотите взять батарею?» Король оглянулся — кругом было пустое поле. Он горько усмехнулся, взял подзорную трубу, несколько минут осматривал батарею и, наконец, шагом поехал на правое свое крыло.

Между тем недостаток в подкреплении остановил первые блистательные успехи прусского авангарда. Вместо пехоты Цитен должен был употребить кирасир, которые целыми рядами ложились на месте от града картечи. Одна из картечных пуль сорвала гусарский мирлитон с Цитена, он получил контузию в голову и без чувств упал с лошади. Его подняли и отнесли в коляску принца Морица, где он очнулся лишь по окончании битвы. Вообще, честь этого кровавого дня принадлежит кавалерии обеих враждующих сторон: о действиях австро-саксонцев уже было упомянуто, прусская же конница шесть раз упорно и безуспешно ходила в лобовые атаки на вражеские артиллерийские позиции, густо прикрытые пехотой.

Между тем Даун, как вихрь, переносился от одного отряда к другому, сам распоряжался всем и везде, ободрял своих солдат словом и делом. Только он замечал интервалы в прусской армии, туда тотчас посылал саксонских карабинеров, они производили страшное опустошение и беспорядок в неприятельских рядах. Наконец, все перемешалось, правильное сражение обратилось в беспорядочный рукопашный бой. Пруссаки дрались до последнего издыхания, как истинные герои, каждый лег на месте, которое занимал в рядах по чину. Поле было наводнено кровью, усеяно мертвыми телами.

Фридрих уверился, что битву выиграть невозможно. Он вызвал герцога Бевернского и принца Морица Дессауского и предписал им отступить с войском через Хотцевиц в Нимбург, а там переправиться через Эльбу. Правое крыло пруссаков, совсем не бывшее в деле, должно было прикрывать ретираду. Сам Фридрих в сопровождении своей лейб-гвардии отправился вперед. Неприятель овладел полем битвы и был так поражен совершенно для него новым зрелищем отступления пруссаков, что долго оставался спокойным зрителем их ретирады, которая совершилась в величайшем порядке. Уверившись, что это не фальшивый маневр, австрийцы бросились на правый прусский арьергард. Кровопролитный бой завязался снова, и только наступившая темнота разделила воюющие войска. От полного разгрома пруссаков спасла только кавалерия, вышедшая в новую атаку и сумевшая остановить австрийцев.