Гибель Дракона - Сакё Комацу

Когда оба члена кабинета ушли, премьер, вернувшись к себе, выпил еще рюмку коньяку. В его огромном доме сейчас было пустынно. После землетрясения семья уехала, остались только прислуга, управляющий, он же камердинер и охрана. Он приказал им всем не появляться на людях. Создавалось впечатление, что в резиденции он один. Тишина.

Странно все складывается… Чувствуя, как алкоголь выявляет усталость, премьер закрыл глаза и потер пальцами веки. Усталость сразу навалилась на него, обрушилась на спину и затылок, словно пытаясь столкнуть головой вниз, в пропасть. Откинувшись на спинку кресла, он отдался этому падению. В свинцовом водовороте мыслей что-то начало смутно вырисовываться.

Выбор… Он все время думал об этом загадочном выборе.

«Делать выбор в полном одиночестве» – это ведь специальность профессионального политика. Во всяком случае, должно быть специальностью. Именно с этого и начинается власть. Этот пятидесятилетний – для главы государства еще молодой – человек придерживался древнего убеждения, что у политического деятеля должно быть что-то от чудотворца. Очевидно, в политике никогда не удастся провести никакой рационализации. Какого бы высокого уровня развития ни достигли компьютеры, но даже тогда чутье людей определенного склада и принимаемые ими решения в каких-то случаях будут превосходить возможности даже целых автоматизированных систем. Ибо в политическом выборе присутствует «момент прыжка» в темное будущее, которое даже компьютер не в состоянии полностью прогнозировать. Компьютер на основании данных о прошлом и настоящем с какой-то вероятностью моделирует будущее. Но в ряде случаев человеческое чутье, совершая скачок, обнаруживает «ближайший путь», смоделировать который компьютер не способен. Принимая решение на основании представленных компьютером данных, человек меняет процесс развития ситуации, а следовательно, и распределение вероятностей. Тут производится новый расчет и делается новый прогноз, которые подсказывают направление нового выбора… Установить это направление удается методом последовательного приближения зигзагообразно, по типу «броуновского движения», что в конечном итоге приводит к выбору «наилучшей из всех возможных» ситуаций. Но порой человек способен сам увидеть наилучшую ситуацию и сделать выбор, который ведет к ней «наикратчайшим путем». В этом случае потери, как правило, сводятся до минимума. Действительность состоит из бесчисленного множества больших и малых, отличных по амплитуде и скорости явлений, которые, взаимно влияя друг на друга, образуют гигантскую и сложную систему. В настоящее время в компьютер еще нельзя вложить все возможные и мыслимые составляющие действительности. Компьютер пока еще пребывает в пеленках и не имеет особых заслуг перед историей. И если даже в него вложат абсолютно все данные, все равно он не сможет представить полной картины будущего – в ней останутся непредсказуемые темные пятна, как на это указывает «демон Лапласа»…

Какое облегчение, думал премьер, принес бы компьютер, которому можно было бы целиком и полностью доверить все прогнозирование будущего… Тогда человеку не пришлось бы заниматься тем, что сейчас именуется политикой, и настали бы, наверное, счастливые времена. Интересно, придет ли на самом деле такой день, когда человек освободится от мучительного морального бремени политической ответственности, как некогда благодаря машине освободился от тяжелого, изнурительного физического труда?..

Скорее всего, такого дня не наступит…

Пока компьютеры и огромное число способных работников бюрократического аппарата только усугубляют сложность ситуаций, зависящих от «выбора», и еще больше увеличивают бремя тех, кто принимает «решение». Премьер-министр, не раз встречавшийся с главами правительств, вспомнил, как он внутренне содрогнулся, подсмотрев на лице президента Соединенных Штатов тень трагического отчуждения и мрачного, никакими словами не выразимого одиночества, спрятанного за ослепительной улыбкой. А ведь этот человек располагает наиболее совершенной информационной системой и наиболее высокоорганизованным и способным штатом работников. Это было в Белом доме во время беседы, завершившей ужин. Президент, всех подряд одарявший улыбкой, на несколько секунд отвлекся. Случайно оглянувшись, премьер увидел, как он улыбается пустому пространству, в котором никого не было.

И тогда премьеру открылось нечто жестокое, как бы застывшее где-то на полпути между привычной улыбкой губ и ледяным холодом глаз… А за этим холодом – трагическое одиночество, выскользнувшее вдруг наружу, как рукав грязной нижней рубашки из-под белоснежного крахмального манжета. Захотелось не видеть этого. Премьера больно кольнуло ничем не объяснимое чувство вины, словно он ненароком подсмотрел, как президент справляет естественную нужду.

В этот момент премьеру показалось, что он видит самого себя, давно и беспрерывно страдающего от такого же нечеловечески уродливого одиночества, подметить которое могут только люди одинакового положения, и то пользуясь особым ключом…

Премьер продолжал сидеть, откинувшись на спинку кресла, и думал, что сейчас у него, наверное, такое же лицо, какое было тогда у американца. Безобразное лицо старой колдуньи с жесткими, но нечеткими чертами… В те времена японскому премьеру было гораздо легче, чем американскому президенту. Тогда Соединенные Штаты Америки завязли в болоте безобразной войны, и от решения президента зависела жизнь десятков тысяч как его соотечественников, так и их противников.

Однако теперь он очутился в более сложном положении… Премьер всей рукой потер свой далеко не свежевыбритый влажный подбородок. Страна, именуемая Японией, может исчезнуть. Государственная территория физически будет потеряна, погибнет огромная часть народа, а выжившие утратят родину… Им придется скитаться по чужим землям, по всегда тесным для изгнанников землям других пародов…

Вероятность этого все больше увеличивается, однако и вероятность, что ничего подобного не случится, тоже достаточно велика. Но сейчас не время размышлять, да или нет, надо всесторонне подготовиться к возможной катастрофе. Впрочем, готовиться, может быть, уже поздно, если D=2. Но, если начать, и… ничего не произойдет… Япония окажется в нелепом положении, и всю ответственность ему придется взять на себя.

Принимать такие решения – задача непосильная для одного человека, думал премьер, медленно покачивая рюмку с коньяком. Невозможная для нормального человека. Поэтому-то, как бы ни совершенствовались компьютеры и бюрократическая система, «власть» все равно остается чем-то чудодейственным, иррациональным и надчеловеческим, что зиждется на хладнокровном безумии. Нормальному человеку недостает смелости в принятии решения по такому жестокому вопросу. И чем яснее будет становиться положение, тем больше будет угасать смелость. Ведь один должен решать за всех. Сыграть бесчеловечную роль бога может лишь тот, кто наделен могучей, не знающей жалости духовной силой и неиссякаемой энергией. Такой человек способен внушить окружающим какой-то иррациональный страх перед «святостью» власти. И вместе с тем, если его решение, как подброшенная монета, упадет не на «орла», а на «решку», исполнитель роли «святого» с легкостью превратится в козла отпущения, в жертву, которая будет брошена на кровавый алтарь богини судьбы… Но… если человек, прекрасно сознавая все это, все же становится на такой путь, он уже властелин…