За синими горами (СИ) - Алина Борисова

— В таком случае, я рад, что тебе удалось из этой среды уйти. Во сколько ты сбежала из дома, лет в четырнадцать?

— Опять ваши дикие фантазии, — недовольно фырчу, разливая чай по чашкам.

— Да какие уж тут фантазии, — он кивает на стопку книг. — Вон, даже восьмой класс не закончила.

— Просто пытаюсь восстановить аттестат. По другому, к сожалению, не выходит, — решительно убираю со стола и учебники, и фотографии. — Вы присаживайтесь. У меня, правда, практически ничего нет к чаю.

— Да я не то, чтобы голоден, — он садится, не сводя с меня внимательных глаз. — Скорее, понять пытаюсь, с кем меня жизнь свела столь плотно… Значит, живешь с сестрой?

Киваю. Вроде бы, очевидно.

— А что ваши родители, они живы? — продолжает интересоваться настырный доктор. — Помогают вам?

— Да мы уже, вроде, в том возрасте, когда сами должны помогать родителям, — пожимаю плечами.

— Так все-таки? — не сдается он.

Вздыхаю. Глубоко. Раза два, чтобы не сорваться. Все же возможности его как диагноста я явно переоценила, ничего необычного он в моей крови не нашел. Значит, можно не срываться с места, никуда не бежать… А значит, нужно возвращаться в больницу. А значит, надо как-то нормализовывать отношения с этим типом. Враги мне не нужны, а вот помощь, которую он так рвется мне оказать, лишней явно не будет.

— Родители живы, — постаралась ответить спокойно. — Здоровы. По крайней мере, когда я последний раз общалась с отцом, все было именно так. Но помочь нам они не могут. Жизнь сложилась так, что рассчитывать я могу только на себя.

— Понятно. А твоя сестра?..

Ну разумеется! Сестра. Докопаться, так до всего.

— Сестра инвалид по зрению. Плюс у нее крайне тяжело протекает беременность. Поэтому поддержать меня сейчас она может только морально. Но это тоже много, ближе нее у меня никого нет.

— Ну и куда же ты собралась ехать в таком состоянии, да с больной сестрой? — вздыхает он чуть свысока, словно беседуя с дитем неразумным. — А главное — зачем? Чего ты так испугалась?

— Вашей назойливости, быть может? — не выдерживаю я. Но тут же заставляю себя успокоиться. — Простите. На самом деле — просто нервы. Повышенная тревожность. У меня… был крайне сложный последний год… Да и предпоследний… Серьезные стрессы… Видимо, сказывается. Я все еще боюсь, что прошлое меня догонит. Поэтому очень плохо реагирую на попытки влезть в мою жизнь. Любым способом.

Боюсь. А ведь действительно, боюсь. Безумно боюсь, что нас опять поймают. Что Ясю вычислят, что истинную причину смерти тех рыбаков установят. Что нас отыщет Леха и увидит, что с вампиршей я его обманула. Ведь он же знает, что написано у меня в паспорте. Вот по паспорту и отыщет. Очень боюсь, что он жив. Очень боюсь, что он умер — ведь он помог нам, спас, и его смерть была бы чудовищно несправедливой. Но много ли в жизни справедливого?

— Да не собирался я никуда влезать! — несколько раздраженно отзывается доктор. — Ты теряешь сознание посреди больницы. Разве не естественно, имея под рукой все современное оборудование и обладая необходимыми знаниями, попытаться выяснить и устранить причину, а не просто потыкать тебе в нос нашатырем и отправить работать дальше, будто ничего и не случилось? Ты в курсе, что есть заболевания, обморок при которых — это свидетельство, что на введение лекарственных препаратов пара часов осталась, а дальше он в кому перерастет?

— Да. Конечно. Наверное, — очень хочется уже, чтоб он ушел. Яська вылетела из дома как была, в одном платье. Она не замерзнет, конечно, температуру воздуха она не чувствует. Но ведь и то, что одета она не по погоде, тоже не сможет определить. А это лишнее внимание, пристальные взгляды…

— Так я смогу тебя уговорить вернуться в больницу? — продолжает меж тем Иванченко. Ну да, у него же там репутация под вопросом.

— Считайте, уже уговорили, — что тянуть, в самом деле? Да, сглупила, исправлюсь. — Вы правы, куда мне сейчас ехать? Просто скажите, как мне себя вести, что кому сказать, чтобы слухи развеять. И, раз уж взялись, пропишите мне что-нибудь кроветворное. Что у меня там, низкий гемоглобин? Эритроциты не успевают восстанавливаться? Дефицит железа? Нехватка витаминов?

— Да все у тебя там! Маша, ну если ты это знаешь, почему не лечишься? Непонятно, как ты ноги еще не протянула с такими результатами!

— Да вот… как-то, — пожимаю плечами. — Доктор, а может, вы меня к себе в отделение возьмете? — приходит мне в голову светлая мысль. — Наверняка ведь у вас тоже младшего персонала не хватает. И сможете контролировать мое лечение. А мне не придется каждый раз к вам в соседний корпус бегать на глазах у всей больницы.

— Да санитарка у меня есть.

— А вы медсестрой возьмите, — закидываю я удочку, внимательно глядя ему прямо в глаза. Ну с Лехой же получилось! С больничными тетками, правда, не прокатывало, сколько я ни старалась. Но, может, тут как Яська говорила «невозможно усилить то, чего нет»: если нет ко мне симпатии, то и не подействует. А если есть… А у этого явно есть. — Ну, вы же сможете закрыть глаза на отсутствие документов, — уговариваю я. — Зато у меня опыт есть. Да даже если б не было, разносить больным назначенные врачом лекарства много знаний не требуется, уметь читать, разве что. А я и перевязки делать умею, и капельницу ставить, и уколы, и кровь на анализ брать — и из пальца, и из вены. Я в вену вообще очень легко попадаю, до автоматизма отработано, — вспоминаю свою практику в подземной вампирской больнице. У них же там все лекарства, практически, через вену вводятся.

А он… вроде выслушивал благосклонно, я уже поверила даже, что все получится. А на последних словах побелел и уставился на меня в диком ужасе:

— О, господи!.. Ну конечно, как я мог не подумать?! С такими-то компаниями… — резко встает, едва не уронив свой стул, стремительно обходит стол, хватает меня за руку, задирает рукав.

Я оторопело смотрю, как он проводит пальцами по моим венам, внимательно всматриваясь, словно ища там что-то. Потом хватает за вторую руку, которую я даже не думаю вырывать, настолько поражена его нелепыми действиями.

— Да вы чего? — только и удается выдохнуть.

— Я чего? — теперь уже он пристально смотрит мне в глаза. Вот только не соблазняюще. А вопрошающе и очень требовательно. — Ты принимаешь наркотики? Принимала прежде и боишься, что в крови следы остались? Это и есть то прошлое, которое тебя догоняет? Поэтому убежала? В вену она попадает… В какую вену ты себе колола, на ногах?

— Вы совсем обалдели?! — я, наконец, дергаюсь, вырывая руку и отскакивая прочь от этого урода. Стул с грохотом падает, пролегая границей между нами. Светоч ведает, я пыталась. Я искренне пыталась с ним подружиться. Но такое?! — Меня, знаете, в жизни много обижали. По-разному и порой весьма изобретательно, — начинаю, пытаясь не сорваться на крик. И чувствуя, что меня колотит крупной дрожью от негодования. — Но вы за один день умудрились переплюнуть всех! Я, значит, по-вашему, несовершеннолетняя беременная наркоманка, сбежавшая из дома в четырнадцать лет, чтобы прожигать жизнь по помойкам в компании… ну, видимо, таких же несовершеннолетних беременных наркоманов?! То есть вот так, с ходу, смешать с дерьмом меня, мою семью, моих друзей… облить грязью несколько лет моей жизни… По-моему, Пашка куда за меньшее сегодня по лицу получил. Быть в глазах влюбленного болвана лишь бледной тенью красивейшей девы планеты отнюдь не так зазорно, как вам, быть может, кажется. Все в мире относительно, знаете ли. Я вон на три метра от нее отойду, и найдется немало тех, кто и меня за эталон красоты признает. Но когда человек, прикинувшись добрым доктором, методично поливает меня помоями, категорически отрицая саму возможность того, что у меня могла быть нормальная и достойная жизнь… Просто всю эту жизнь не глядя запихнув в помойку… Вам кто за такое рожу разобьет, Андрей — Как-Вас-Там — Иванченко? Да чтоб вы в Бездне сдохли со своими домыслами! — все же не выдерживаю, сползаю по стенке на пол и беспомощно прикрываю лицо руками.