1917. Российская империя. Падение - Эдвард Радзинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но новый министр внутренних дел – это было только начало.
11 сентября она уже требует головы обер-прокурора Самарина: «Возьми клочок бумаги и запиши, о чем тебе нужно поговорить (с Горемыкиным. – Э.Р.)… 1. Самарин – глупый нахал… теперь они (Дума. – Э.Р.) утверждают, что ты не сможешь уволить С<амарина>, но ты это сделаешь… Немедленно уволь его, дорогой, а также Щербатова… Прошу тебя, назначь Хвостова на его место».
О Хвостове она будет писать упрямо и настойчиво. И не отступит, пока царь не уступит.
«12 сентября… Все министры никуда не годятся…»
«14 сентября… Некоторые сердятся, что я вмешиваюсь в дела, но моя обязанность – тебе помогать… даже и в этом меня осуждают некоторые министры и общество… Таков уж бестолковый свет…»
Она уверена: враги в Ставке не дают Ники возможности исполнить эти мудрые решения. Недаром там находится недруг «Божьего человека» – великий князь Дмитрий Павлович…
«13 сентября… Мой дорогой… почему ты не отсылаешь его в полк? Получается нехорошо: ни один из великих князей не находится на фронте, изредка наезжает Борис, а бедные Константиновичи всегда больны». Она опять забыла о гибели младшего из Константиновичей…
Она умеет воевать – и беспощадно. Вчерашний жених ее дочери, воспитывавшийся в Семье, должен отправиться на фронт, на смерть – за то, что посмел идти против «Нашего Друга».
А «Наш Друг» всегда рядом с Семьей – он не забывает посылать нужные телеграммы.
Из писем царицы: «8 сентября… Насчет известий с фронта Наш Друг пишет следующее (прибавь это к твоим остальным телеграммам)… «Не ужасайтесь. Хуже не будет, чем было. Вера и Знамя обласкают вас».
«9 сентября… Списал ли ты для себя на отдельной бумажке Его телеграмму: «Не оподайте (не падайте духом. – Э.Р.) в испытаниях, прославит Господь своим явлением…»
Таковы были радужные предсказания провидца за полтора года до революции… Отправил Распутин и еще одну нужную телеграмму – с просьбой назначить министром «угодного Богу» Хвостова. Впереди было заседание Совета министров в Ставке, на котором, как ждала Аликс, наконец объявят о его назначении. И она просила Ники обратиться к помощи незримо присутствующего «Нашего Друга»:
«15 сентября… Не забудь перед заседанием министров подержать в руке образок и несколько раз расчесать волосы Его гребнем… О, как я буду думать и молиться за тебя, мой любимый!»
В Петрограде волновались. Товарищ министра внутренних дел Моллов через свою агентуру получил достоверное сообщение о том, что царица вызвала Хвостова в Царское Село и обнадежила скорым назначением на пост министра.
Из показаний Моллова: «Я доложил князю Щербатову, что его и мои дни в должности, надо думать, уже сочтены… Щербатов… не согласился с этим и сказал, что он недавно возвратился из Ставки, где милостиво был принят Государем».
История с Саблером повторялась…
15 сентября в министерство внутренних дел прибыл взволнованный начальник Петроградского охранного отделения полковник Глобачев.
«Глобачев предъявил мне телеграмму одного из агентов, приставленных к Распутину. В телеграмме этой значилось, что Распутин получил от Вырубовой письмо следующего приблизительно содержания: «Сана (царица. – Э.Р.) грустит, жаждет видеть дней через десять. Благослови»… В той же телеграмме значилось, что Распутин собирается вскоре приехать в Петроград». Сопоставив события, Моллов окончательно понял свое будущее…
Аликс продолжает забрасывать мужа письмами. Она не может остановиться – темперамент не дает. 17 сентября она отсылает ему целых два письма.
«Телеграфируй хоть одно слово, чтобы успокоить меня! И если решил насчет Хвостова, напиши: «Я помню про хвост». Если министры не сменены, телеграфируй: «Перемен пока нет».
Но она знает: что бы Ники ни решил без нее, когда он вернется – она победит. И заклинает: «Приезжай как можно скорее и произведи перемены!.. Хвостов надеется, что с умом и решительностью удастся все наладить через 2–3 месяца… О, как я жажду тебе помочь… некоторые боятся моего вмешательства в государственные дела (все министры), а другие видят во мне помощника во время твоего отсутствия (Андроников, Хвостов)».
Так что «темный князь» стал в письмах царицы светлой личностью…
«Правда, дружок, он (Хвостов. – Э.Р.), по-моему, самый подходящий человек, и Наш Друг об этом намекал А<не> в своих телеграммах… Хвостов меня освежил… я жаждала увидеть, наконец, «человека», и тут я его увидела… Никто не знает, что я его принимала».
Но царь колеблется – все не может привыкнуть к новой роли Аликс. На заседании Совета министров в Ставке он так и не объявил о новых назначениях.
И она продолжает: «18 сентября… Я надоедаю тебе этим, но хотелось бы тебя убедить… что этот очень толстый опытный молодой человек – тот, которого ты должен одобрить (а также и ту старуху, которая пишет тебе об этом)…»
И Подруга все это время неутомимо работает – прощупывает новых кандидатов.
«20 сентября… Посылаю тебе… краткое изложение ее (Вырубовой. – Э.Р.) разговора с Белецким… Это, кажется, действительно человек, который мог бы быть весьма полезным министру внутренних дел, так как он все знает… Андроников дал А<не> честное слово, что никто не будет знать, что Хвостов и Белецкий бывают у нее (она видается с ними в своем доме, не во дворце), так что ее имя и мое не будут в этом замешаны… Жена Нашего Друга приходила… она такая грустная и говорит, что Он ужасно страдает от клеветы и подлых сплетен, которые печатаются о Нем… Да, пора положить этому конец. Хвостов и Белецкий – вот те, которые могут это сделать».
Прасковья Распутина так и не отстояла сына. Она попрощалась с царицей и сказала, что должна возвращаться в Покровское, «потому что жизни Григория грозит опасность».
Как сообщили агенты, 19 сентября мужик получил напечатанное на машинке письмо: «Григорий! Наше Отечество разрушается… хотят заключить позорный мир… Мы, выборные, просим тебя сделать, чтобы министры были ответственны перед народом. И если ты это не исполнишь, то тебя убьем… пощады не будет… На нас 10 человек пал жребий…»
В обществе по-прежнему свято верили: все, происходящее в верхах, инспирирует полуграмотный мужик, абсолютно поработивший волю царицы.
Скандальные пастыри
Одновременно с борьбой за новых послушных министров Аликс с тем же темпераментом вела борьбу за послушную церковь. В этом была своя логика: церковь в России была государственным институтом, и цари через Синод всегда жестко управляли ею. К тому же идеи англиканской церкви, зависимой от воли монарха, всегда были в подсознании Аликс. Кровь английских королей…
И она писала Ники, требуя сместить обер-прокурора Самарина: «Ты глава и покровитель церкви, а он пытается подорвать твой престиж… Немедленно уволь его, дорогой…» Захотела она изгнать из Синода и непокорных епископов: «Ты должен действовать и метлой вымести всю грязь, накопившуюся в Синоде…»
Но кем их заменить, она не знала. Кандидатов опять должен был поставлять мужик. Он был «Божьим человеком» при троне – кому ж, как не ему, руководить назначениями церковных иерархов? Естественно, обсуждая все с «мамой». И здесь Распутин остался ее «вторым я»…
До того как Аликс включилась в церковные дела, у Распутина было немного союзников среди иерархов. Для большинства из них он по-прежнему оставался подозрительным темным мужиком и тайным сектантом. Да и для самого Распутина официальная церковь, епископы в парче и драгоценностях – нечто далекое и враждебное. Он их презирает и по-мужицки побаивается.
Но постепенно страх проходит. Царственная почитательница Распутина, признающая его святость, внушает ему уверенность. Она возмущена: как смеют иерархи не признавать того, кто для «царей» является великим авторитетом?! Так что признание Распутина и в этой среде становится синонимом верности престолу.
Примерно с 1912 года царица начинает следить, чтобы высшие, церковные назначения получали люди, чтящие «Нашего Друга». С тех пор его (читай – ее) поддержка начинает обеспечивать священнослужителям заметные посты… И вот уже в Первопрестольной матушке-Москве сидит почитающий «отца Григория» 80-летний Макарий, земляк Распутина из сибирских краев, окончивший Тобольскую Духовную семинарию. О назначении экзарха Грузии мы уже рассказывали – им вопреки Синоду стал опальный епископ Алексий, уличенный в связи с молодой учительницей.
Так начиналось то, что впоследствии войдет в практику: Распутин будет рекомендовать на высокие церковные посты грешных пастырей. И прежде всего обвиненных в тяжком грехе с точки зрения и тогдашних российских законов, и церкви – в гомосексуализме. И не только потому, что этот грех делал их целиком зависимыми, но и потому, что гомосексуализм для Распутина – не грех. У хлыстов была идея единства мужского и женского начала в их представлениях о Христе. Хлыст Распутин, веривший в то, что в него сошел Святой Дух, видимо, ощущал в себе это единство… Отсюда – не просто самое лояльное отношение к гомосексуализму, но и возможность «лечить от похоти» не только женщин, но и мужчин. Может быть, здесь и кроется разгадка столь тесных отношений мужика с Илиодором (в прошлом) и с Феликсом Юсуповым (в будущем)?
