Тайфун в закрытом секторе - Алина Болото

Опираясь на костыль, Клим вышел в сад, подтащил к шезлонгу Ники еще один шезлонг и расположился на нем, вытянув больную ногу.

— Ты так ловко управляешься с костылем, — сказала Ника, — как будто таскаешь его много лет. Как Джон Сильвер. Для полного сходства тебе недостает только деревянной ноги. Что сказал врач? Он не собирается тебе эту ногу отпилить?

— Врач сказал, что у меня все хорошо. Даже слишком хорошо — поэтому он меня и пригласил к себе. Ему понравилась моя рана на ноге, и он расспрашивал, как мне удалось ее получить. Меня так и подмывало рассказать ему все, как было, но я не знал, любит ли врач фантастику. Во всяком случае, он всего на миллиметр не дошел до ответа на свой вопрос. Ему бы только сходить в гардеробную, к кастелянше, и попросить мои штаны.

— И что бы он на них увидел?

— В том-то и дело, ничего бы не увидел. Он увидел бы целые джинсы, на которых нет ни одной дыры.

— На самом деле?

— Конечно. Вспомни камзол дона Мигеля. На нем так и не осталось следа от удара шпаги.

— Он мог натянуть камзол и после ранения. Ты — другое дело.

— Именно — другое. Не мог же я там бегать без штанов.

— Я про это и говорю.

Ника подобрала под себя ноги, прикрыла халатом колени. Вдруг быстро махнула рукой и поморщилась от боли под гипсовым корсетом.

— Ты чего?

— А, так… Муху хотела поймать.

— Это еще зачем?

— Реакцию проверяла.

— Ну и как, поймала?

— А ты не улыбайся, Клим. Думаешь, это очень приятно, — брожу как сонная, все оглядываюсь да за шпагу хватаюсь, которой нет.

— Пройдет! Это все остатки возбуждения в мозгу, после электрогипноза. Бывает, знаешь, после тяжелого сна проснешься, глаза откроешь, а в себя долго прийти не можешь. А тут был не сон. Мощное воздействие генератора на сознание.

— Да, уж куда мощнее. Как сейчас все помню!.. — Ника закрыла глаза, протянула руки. — Помню, как вот этими руками надевала принцу на шею королевский медальон с завещанием… Ты только подумай, Клим, я видела живого сына Филиппа Четвертого, о котором вся твоя история не знает ничего, потому что он так и умер неизвестный три столетия назад. Я единственный живой человек на планете, который прошел по главной улице Порт-Ройяла, видел настоящий флибустьерский кабак Джона Литтона. А ты — один среди всех историков мира читал и помнишь никому, кроме тебя, не известное четверостишье из никому не известной пьесы Кальдерона. С ума сойти!.. Нет, нас с тобой тут обязательно нужно в музей. Или в институт. Специальный институт очевидцев средневековой культуры на Ямайке. Экскурсанты со всего мира будут приезжать, чтобы только на нас посмотреть.

— Да, здорово рассказываешь. Тебя бы только экскурсоводом в этот институт.

— А что — неправда?

— Все правда. И даже институт для нас с тобой имеется. Только называется иначе — психоневрологический. Вот туда мы с тобой и попадем, это уж точно. Только рассказывать начни.

— Да! — согласилась Ника. — Всерьез не поверят. Вот если бы кресло достать.

— Безнадежное дело. Там глубина, наверное, с километр. Да еще течением унесло Бог весть куда. Нет, нам с тобой пока нужно помалкивать. И так здешний невропатолог на меня с таким выражением поглядывает.

Пара попугаев пролетела прямо над их головами и села на камни у фонтанчика. Самочка — серо-голубая — отряхнулась от водяных брызг, присела на прохладный мокрый камень. Самец — ярко раскрашенный, сине-зелено-фиолетовый — по-петушиному распустил крылья, прошелся вокруг нее, она доверчиво сунула свой здоровенный крючковатый нос в перья на его шее, и он сразу остановился, опустил перья и как бы замер от ее ласкового прикосновения. Потом самочка поднялась, еще раз встряхнулась, взмахнула крыльями, и они полетели через пальмы к морю.

Ника задумчиво проводила их глазами.

— Что?

— А я все-таки знаю… — сказала она.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Клим.

— Конечно, ты что-то знаешь.

— Клим! Ты можешь хотя бы слушать серьезно?

— Могу, извини. Я слушаю.

— Есть такой человек, кому нужно рассказать.

— Знакомый?

— Знакомый… Я его знаю, а он меня нет. Больше я тебе ничего не скажу, а то ты опять подшучивать начнешь.

— Зачем я буду подшучивать?

— Ну, зачем… Ты такой рассудительный, правильный. Юмор у тебя, опять же. Еще меня отговоришь. Мы сделаем так. Когда вернемся домой, ты приедешь ко мне в гости. Приедешь?

— Приеду, — сразу ответил Клим.

— Тогда я тебя и отвезу к этому человеку. Ему все можно рассказать. Он нам поверит.

— Ты уверена?

— Еще как уверена… Нет-нет! Ты меня больше ни о чем не спрашивай… Няня вышла — ужинать зовет. Я видела, как сегодня на кухню ананасы привезли. Вот такущие!.. Будем ананасы есть.

Клим, прихрамывая, встал. Помог Нике подняться. Она подала ему костыль.

Они пошли рядом, рука об руку, к столовой, где на крыльце толстая, черная до невозможности, няня, сверкая в широкой улыбке нестерпимо белыми зубами, звонила колокольчиком.

Новосибирск

Они не могли дозвониться по телефону — меня не было в городе — и по пути из билетной кассы зашли, наудачу, прямо ко мне на дом и застали совершенно случайно, я только вернулся с дачи и уже собирался в наше отделение Союза писателей на очередную «среду», где предполагалась встреча со строителями Новосибирского метрополитена.

Вводную часть знакомства и объяснение своего неожиданного визита взяла на себя девушка — моя землячка из Иркутска. Живая, темноглазая, с четкими чертами лица, она как-то хорошо смотрелась на фоне стоявшего за ее плечами спутника — высокого, широкоплечего, со спокойными движениями и таким же спокойным симпатичным лицом.

Если вы видели фильм «Адьютант его превосходительства», то должны были запомнить сцену, где очень милый — особенно симпатичный мне — актер Соломин, играя адъютанта генерала, впервые встречается на ступеньках лестницы с не менее обаятельной, симпатичной актрисой Татьяной Иванниковой — им пока нечего играть, они почти ничего не говорят, просто радостно смотрят друг на друга, и у меня, зрителя, от встречи двух таких милых, обаятельных людей вдруг тоже появляется чувство радости, которое умножает впечатление, вызываемое каждым актером в отдельности.

Так было и здесь.

Я с большим удовольствием смотрел на неожиданных гостей, на эту юную милую пару, и Ника сказала, что они специально пришли ко мне, чтобы рассказать историю, случившуюся с ними во время последней студенческой Универсиады, — историю необычайную, просто невероятную историю, они не рассказывали ее никому, по их убеждению, им могу поверить только я, который сам в свое время сочинял тоже неправдоподобные истории. Я без колебаний решил отложить свою встречу с метростроевцами. Уже догадываясь, что рассказ будет длинным, включил чайник и открыл банку свежего малинового варенья, которое жена успела засунуть в мою сумку, когда провожала меня в город.