Леди и война. Пепел моего сердца - Карина Демина

— Для твоей пользы?

— Да, именно. Для моей пользы. Милосердно избавили от мучений.

И угрызений совести. И лишних проблем, потому что за год Урфин нашел бы способ управиться с цепью. Он бы вернулся и погиб. Глупо. Бессмысленно. А Кайя не справился бы еще и с этой потерей.

И треклятый кризис начался бы раньше.

— Винить было некого. И я вернулся. Только остаться не смог. Я знал Кайя всю жизнь, сколько себя помню, но… он тоже протектор.

И что, если привязанность к нему не настоящая?

Помню эти свои страхи. Тогда они были абстрактными, беспочвенными. А почва, оказывается, имелась. Хорошая такая. Плодородная. И урожай на ней грозил подняться богатый весьма.

— Я сам ушел, чтобы понять, кто мы друг другу.

— Понял?

— Да. Когда в Самалле оказался. Тигры. Храм. Деревья до неба… все, как мы представляли. Представляли мы, а увидел я.

Тихо. И ветер уже не воет, поскуливает, умоляя простить и впустить. Разве жалко нам тепла? Надо делиться. С ветром. Бурей. Темнотой. Чудовища в ней тоже замерзают.

— Урфин. — Теперь я вспоминала его правильно, человека, который привел в этот мир.

И еще в город, та самая первая прогулка. Встреча с паладином. Щит между мной и толпой…

…турнир.

— Урфин, тогда в чем дело?

— Прости. — Легкое прикосновение к щеке, дружеское, которого мне так не хватало. — Ты стала другой. Я не знаю, что они с тобой сделали, но ты теперь как те… из замка. Леди. Ледяная.

Ледяные у него пальцы. Так и отморозить недолго.

— И я боюсь, что… ты причинишь ему боль. Иза, я благодарен тебе за все, что ты сделала для меня… для нас. Прости, если обидел.

Я изменилась? Наверное. Два года прошло. От зимы до зимы. И еще раз. Это много. Я так старалась стать другой. И выходит, что у меня получилось. Надо ли радоваться?

— Ты… тебе как будто все равно, что происходит вокруг.

— Мне не все равно.

Меня учили притворяться. Леди не должна показывать истинных чувств.

— Ты можешь ему помочь, но… ты не думала, что можешь его и добить? Легче, чем кто бы то ни было. А от тебя нынешней я не знаю, чего ждать.

И я не знаю.

Странно это — переставать верить себе же. Пытаться понять, что из нынешнего — твое, а что — непрошенный подарок Ллойда. Он ведь пытается, как лучше.

А я? Что мне ответить? Урфин ждет. Напряженный. Готовый защищать себя или Кайя.

— Подзатыльника. — Я вдруг поняла, что могу не прятаться от этого человека. Он видел те, неправильные мои лица, которые леди не демонстрирует людям, и принял именно их, а не маску. — Жди от меня подзатыльника, если и дальше будешь строить из себя оскорбленное благородство. Поверь, я вполне способна забыть на секунду-другую о хороших манерах.

Он рассмеялся, едва не обрушив полог. И сгреб меня в охапку, сжал, так, что кости затрещали.

— А у меня дочка будет. Точнее, у нас, — поправился Урфин. Его острый подбородок упирался в макушку, и от этого было неудобно — шапка съезжала. — Весной. Или летом. Точно не знаю, но обязательно дочка. Тисса мне не верит. Она говорит, что я ничего в детях не понимаю. И наверное, права, потому что я в них действительно ничего не понимаю. Когда у Шарлотты сын родился, мне его подержать дали, представляешь? Он маленький! И сразу красный был. Оказывается, это нормально. Они все такими рождаются. Ну, красными то есть.

Знаю. Красными. И до ужаса хрупкими. В первый же миг понимаешь, насколько опасен для них окружающий мир, еще секунду назад тебе самой казавшийся надежным.

— Тисса, она… я хочу думать, что все будет хорошо. Но она же такая маленькая. Она сама совсем ребенок. Мне страшно за нее. Я иногда себя проклинаю. Надо было думать. Выждать год или два. Чтобы чуть постарше…

Наверное, он все же признал меня своей, если рассказывает про этот свой страх.

— А она счастливая такая… просто светится вся. И совсем себя не бережет. Я ей запретил делами заниматься. Ей гулять надо. И отдыхать. Кушать нормально. Творог вот… она отказывалась творог есть!

Ужас какой.

— Почему? Это же полезно. И еще рыба обязательно. Ягоды тоже… клюква вот. Или там черника. Еще голубику привозили. Яблоки. А она совсем меня не слушает. Я Седрика просил, чтобы он присмотрел за моей девочкой. Чтобы одевалась тепло. И не гуляла по морозу…

Он ворчит, ворочается и вздыхает, перечисляя все опасности, которые грозят безответственной беременной женщине, оставшейся без должного надзора. А я… пожалуй, завидую. И сочувствую.

Урфин не здесь быть должен.

Он нужен Тиссе вместе с этими наставлениями, навязчивой заботой и собственными страхами, которые день ото дня будут крепнуть. Урфин лучше меня знает, насколько опасно быть женщиной в этом мире. И он устал воевать с призраками в одиночку.

— Я имя придумал. — Он трогает серебряное кольцо на правой руке. — Шанталь. Есть такой цветок на краю мира…

— Ты скучаешь по ним?

Глупый вопрос. Скучает. Ничуть не меньше, чем я по Настене, сильнее даже, потому что я знаю, что с Настей все хорошо. А ему приходится верить.

— Очень. Но… Иза, мое место здесь. Мне пора делать то, что я должен делать, а не то, что хочется.

По собственной воле. По выбору. А не потому, что уговаривает специалист по тонким воздействиям.

— Мои девочки меня дождутся…

Наступила тишина, и снова эта неловкая пауза, в которой роятся недобрые мысли. Война. И буря. Темнота. В ней легко потерять дорогу домой. Или погибнуть. Но разве об этом стоит говорить?

— Настя похожа на Кайя. Рыжая от макушки до пят. И в веснушках. Упрямая, как не знаю кто…

Ей вчера подарили лошадку. Белого пони размером с крупную собаку. Смирного. Послушного. Замечательного просто. Настя в восторге.

А я… я хочу быть там, с ней и растреклятым пони.

— Все будет хорошо. — Урфин гладит по щеке и, дотянувшись, целует в лоб. — Все обязательно будет хорошо.

Только Кайя не отзывается.

И молчание Ллойда становится все более и более выразительным.

Кайя помнил свое имя.

Имя нельзя забывать, иначе совсем ничего не останется. У него и так немного — кот, медальон и горсть круглых камней, из которых Кайя пытается построить башню. Каждый камень что-то значит, и если сложить их правильно, Кайя поймет, что с ним случилось.

Он заблудился в нигде. И сейчас его нет, но надо вернуться.

Он пытался.

Остаток осени. И зиму.

Приходили люди и чего-то хотели, они говорили-говорили, мешая сосредоточиться. Люди хуже красных волн, из-за которых Кайя жарко. Он пытается погасить жар, потому что тот способен расплавить камни, и тогда Кайя не сумеет вернуть себя.

А люди да, мешают.