Затерянные во времени - Джон Уиндем

Джоан втягивала механика в общий разговор, задавала вопросы, старалась извлечь из скорлупы самоизоляции. Ее вопросы часто оставались безответными, иной раз он односложно отзывался. Но она не отставала.

Пик наступил в один прекрасный «день», когда до прибытия на Марс оставалось меньше двух недель. Среди экипажа царило оживление, что делало изоляцию механика более явной. Джоан, чувствуя, что солидарность группы крайне важна, присела рядом с ним и начала расспросы об износе облицовки ракетных дюз. Астронавты не слышали его ответа, но увидели, как она напряглась и покраснела, заметили блеснувший в ее глазах гнев. Дуган решил вмешаться. Он потребовал, чтобы Бернс повторил свои слова погромче. Механик его проигнорировал. Дуган гневно повторил:

— Что вы сказали мисс Ширнинг?

Бернс медленно поднял голову. В глазах у него мелькнул тот самый блеск, который тревожил доктора, но заговорил он спокойно:

— Не лезь не в свое дело.

Дуган нахмурился и вопросительно взглянул на девушку. Та покачала головой.

— Пустяки,— сказала она.

Бернс неприятно усмехнулся.

— Видишь, она не против. А если тебе все еще охота знать, то я посоветовал ей не стервозничать и идти на...

Но Дуган уже получил предлог. Прежде чем механик успел закончить, он ударил его с плеча. Удар получился неуклюжим. Позабыв про состояние невесомости, он неверно рассчитал усилия. Кулак прошел мимо челюсти и угодил противнику в плечо. Механик как раз стоял, прислонясь спиной к стене. Прежде чем остальные смогли вмешаться, Бернс взметнул твердый угловатый кулак. Тот стремительно рванулся к подбородку Дугана, оторвал младшего члена экипажа от пола и отправил вверх по наклонной линии. Дуган извивался, пытаясь встать на ноги на сводчатом потолке. Бернс впервые за много недель рассмеялся. Дуган еще больше разъярился и сумел, наконец, примагнититься. Он повернулся, принял прыжковую стойку, а затем устремился обратно. Но до механика не добрался, Дейл и Фрауд совместными усилиями перехватили его в полете и стащили на пол.

После Фрауд скорбел, что не удалось посмотреть настоящую драку в невесомости. Она обещала стать уникальным зрелищем, но репортер согласился с Дейлом, что нельзя рисковать.

Джоан убралась прочь, а усмешка Бернса стала сардонической, когда он смотрел ей вслед. Фрауд и Дейл повисли на плечах Дугана и не отпускали, пока гнев его не остыл. Этой маленькой вспышке дали угаснуть. Но незавершенная стычка оставила после себя возросшую враждебность ее участников. Трещина между штурманом и механиком, и так уже слишком широкая, увеличилась еще больше.

— Теперь уже недолго,— сказал доктор. Они с Джоан стояли у иллюминатора. Розовый диск вырос до размеров полной луны, видимой с Земли. Он, казалось, висел прямо над ними и выглядел так, словно еще немного, и до него можно будет дотянуться рукой. Нужно стать чуть повыше ростом, тогда вытянешь руку и сможешь сорвать с неба сияющий шар. Такой близкий, он все же оставался таинственным и загадочным, как всегда.

Марс озадачивал наблюдателей своими перекрещивающимся линиями, которые могли быть каналами, белыми шапками полюсов, которые, почти наверняка, сковывал лед. Телескопические приборы исследователям почти ничего не поведали, устойчиво держать их на одном месте оказалось невозможно. Фрауд был уверен, что видел блеск воды, но не мог повторить свои наблюдения. Доктор утверждал, что увидел каменное образование, которое могло иметь искусственное происхождение, но заметил его лишь мельком и не сумел отыскать вновь. Остальные ничего не разглядели.

— Еще лишь четыре дня,— усилил нетерпение доктор,— и все рассмотрим на месте.

— Целый век. Четыре самых длинных дня,— сказала, не поворачиваясь, Джоан.— Почему-то теперь, когда мы так близко, я боюсь. Впервые я начинаю сомневаться... А действительно ли у нас с отцом была та машина? А что, если это был сон? А вдруг на самом деле машина вообще никогда не существовала?..

Голос ее стих. Несколько минут они молча глядели на планету, прежде чем она продолжила:

— Если это неправда, если Марс лишь мертвый мир, где не осталось ничего, если на нем никогда не было жизни, то что я стану делать? Я не смогу вернуться и посмотреть им в лицо... Я не смогу посмотреть в лицо даже любому из вас... Я покончу с собой.

Впервые она призналась в слабости, в мучительных сомнениях, которые в последние недели настойчиво грызли ее. Что, если они с отцом все-таки ошиблись? Вдруг их жестоко разыграли? Нет, это невозможно! Такую машину не могли создать на Земле, и все же...

Доктор отвернулся от иллюминатора.

— На вас это не похоже,— нахмурился он.— Вы в последние дни не спали, как следует.

— Спала я немного,— призналась Джоан.— Все дело в том, что Марс становится таким близким, а мы все равно знаем ничуть не больше, чем до отправления. А что, если...

— Перестаньте терзаться предположениями,— посоветовал доктор.— А то делаетесь такой раздражительной. Позвольте мне дать вам какое-нибудь снадобье.

— Ладно,— устало кивнула она.— Но пока еще рано. Дайте еще немного посмотреть.

— Да ведь пока ничего не видно,— хмыкнул он.— Старый Марс хорошо хранит свои тайны.

— Я боюсь,— повторила Джоан.— Если я права, если та машина была особью, то что это значит? Что мы там встретим? Как машины могут обойтись с нами? Меня это пугает, док. Нечеловеческие машины...

Он взял ее за руку.

— Так не годится, Джоан. Вы бессмысленно накручиваете себя. Я дам вам то успокаивающее...

— Да,— печально улыбнулась она.— Это на меня не похоже, не правда ли? Извините. Вы не станете рассказывать остальным?

— Не стану, если вы немедленно примете снадобье. Хороший долгий сон пойдет вам на пользу. Заставит взглянуть на жизнь по-иному. Идемте.

Дейл пристегнул пояс безопасности и зафиксировал себя в кресле управления.

— Закрыть ставни,— приказал он.

Изгиб планеты занимал теперь половину поля зрения, и экипаж с неохотой запирал ставни.

— Мы не можем тормозить более плавно, чем набирали скорость,— разъяснил Дейл.— А теперь все по койкам.

— Как я ненавижу этот приказ,— пробормотал доктор, когда пристегивал ремни.

— Готовы? Тогда поехали,— сказал Дейл.

Он толкнул рычаг, и «Глория Мунди» задрожала всем корпусом. Монотонный рев ракетных дюз стал громче. Тела, которые почти три месяца были невесомыми, испытали навалившуюся тяжесть. Возросло давление, еще более неприятное из-за непривычности. Индикатор скорости пополз к менее фантастическим цифрам, когда они пошли на снижение, двигаясь по спирали, чтобы использовать преимущество вращения планеты. В двух тысячах миль над поверхностью Дейл обнаружил, что корабль все еще летит слишком быстро. И сдвинул рычаг дальше.