Космический госпиталь. Звездный хирург. Большая операция - Джеймс Уайт

— Раз уж вы присвоили себе монополию на тралтанов, поразмыслите на досуге о послеоперационном уходе. Черт возьми, ваша палата — самая тихая во всем госпитале. Ну-ка, признавайтесь, чем вы их очаровали? Может, у вас припрятан действующий транслятор?

Конвей рассказал ему о своих попытках добиться взаимопонимания с инопланетянами.

— Не скажу, что перспектива обмениваться с медсестрами писульками во время операции особенно меня вдохновляет, — устало сострил Маннон, лицо которого посерело от утомления. — Но, похоже, какой-то смысл в этом есть. Я позабочусь, чтобы все узнали о ваших происках.

Они переложили массивную тушу Торннастора на специальную опору, подобные которой служили койками для ФГЛИ в условиях невесомости. Маннон сказал:

— Кстати, я тоже принял мнемограмму ФГЛИ — ради Торни. Сейчас у меня на очереди двое ХЦХЛ. Я и знать не знал, что бывают такие твари, но О’Мара сумел где-то раскопать их мнемограмму. Придется влезть в скафандр: та дрянь, которой они дышат, способна прикончить кого угодно, кроме них самих. Они оба в сознании, так что, чувствую, хлопот не оберешься.

Внезапно он ссутулился, уголки рта опустились книзу.

— Придумайте что-нибудь, Конвей, — проговорил он глухо. — В палатах вроде вашей, где пациенты и персонал принадлежат к одному виду, все не так плохо. Но в других, там, где смешались чуть ли не половина рас галактики, а врачи из-за ранений превратились в пациентов, творится сущий ад.

Конвей знал, что госпиталь подвергается бомбардировке: металлическая наружная обшивка гудела так, словно кто-то с чрезмерным усердием колотил в гонг. Он старался не обращать на эти звуки внимания, ибо догадывался, сколь малоприятным могут быть последствия взрывов.

— Представляю, — буркнул он. — Но у меня и так работы по горло…

— Работы по горло у всех! — перебил Маннон. — Однако должен найтись кто-то сообразительнее остальных!

Что ему от меня нужно, подумал Конвей, глядя в спину Маннону, потом отвернулся и занялся следующим раненым.

Последние несколько часов в мозгу Конвея происходило нечто странное. Сначала возникло ощущение, будто он понимает, о чем говорят тралтаны-санитары. Он решил, что причиной тому — мнемограмма ФГЛИ, которая, будучи записью мозговой деятельности медицинского светила тралтанов, снабдила его сознание множеством сведений относительно манеры речи шестиногих исполинов. Раньше он ничего подобного не замечал — может статься, из-за того, что ему никогда не доводилось лечить одновременно столько тралтанов, да и транслятор всегда был под рукой. А сейчас создались благоприятные условия для того, чтобы мнемограмма ФГЛИ больше, чем обычно, потеснила в его мозгу человека. Какой-либо борьбы за верховенство при столкновении двух личностей не наблюдалось. Все случилось как бы само собой, поскольку Конвей вынужден был много размышлять по-тралтански. Когда к нему обращались люди, он принуждал себя сосредоточиться, иначе же воспринимал их слова как бессвязный, невразумительный лепет. А ФГЛИ он понимал все лучше и лучше.

Разумеется, до совершенства было еще далеко. Прежде всего, слоноподобные уханья и завывания достигали разума ФГЛИ, поместившегося в сознании Конвея, через человеческие уши, что приводило к неизбежным искажениям. Звуки сливались друг с другом, но все-таки он частично разбирал их, из чего следовало, что он обзавелся собственным, пускай слабеньким, транслятором, который, правда, действует лишь в одном направлении. А в одном ли? Готовясь к операции, Конвей попробовал ответить санитарам. Его второе «я»-ФГЛИ знало, как произносить слова, сам он, разумеется, умел управляться со своей артикуляцией, а голос землянина, к тому же, признавался в галактике едва ли не самым гибким и универсальным инструментом. Конвей глубоко вздохнул и открыл рот.

Первая попытка провалилась с треском. Она закончилась приступом кашля и всеобщим беспокойством в палате. Но с третьей он сумел кое-чего добиться — санитар-тралтан откликнулся на его просьбу! Остальное было делом времени. Лечение пошло намного быстрее, и шансы пациентов на благоприятный исход резко повысились. Медсестры-землянки почтительно прислушивались к диковинным звукам, которые вырывались из горла Конвея, однако, похоже, ситуация казалась им не столько напряженной, сколько потешной.

— Так, так, — изрек знакомый голос за его спиной, — пациенты на седьмом небе от счастья, а добрый доктор поддерживает их дух, изображая из себя двуногое животное. Какой ерундой вы тут занимаетесь?

Конвей осознал, что О’Мара действительно зол, поэтому предпочел ответить на вопрос и проигнорировать вступительную фразу.

— Лечу пациентов Торннастора и несколько вновь прибывших, — доложил он. — С мониторами и ФГЛИ все в порядке, и я как раз собирался попросить у вас мнемограмму ДБЛФ для раненых кельгиан.

— Я лучше пошлю к ним кельгианского врача, — фыркнул О’Мара, — а о других позаботятся ваши медсестры. Позвольте напомнить вам, доктор Конвей, что в госпитале триста восемьдесят четыре уровня, что множество пациентов нуждается хотя бы в предварительном осмотре и лечении, которых не может получить, потому что персонал свистит, а они чирикают! В шлюзах и даже в коридорах с пробитыми стенами накапливаются раненые, а давление падает, и им там отнюдь не весело.

— Что вы от меня хотите? — перебил его Конвей.

О’Мара почему-то разозлился еще сильнее.

— Не знаю, доктор Конвей, — язвительно ответил он. — Я психолог. От меня сейчас толку мало, ибо большинство моих подопечных не понимает того, что я им говорю. А тех, кто понимает, я прошу придумать, как нам выбраться из Этой заварухи. Но они слишком заняты своими палатами, чтобы беспокоиться о госпитале в целом. Они перекладывают ответственность на «важных шишек»…

— При данных обстоятельствах, — прервал его Конвей, — разумнее всего было бы спросить совета у диагноста.

Гнев О’Мары вполне объясним, подумал он, представляя себя на месте психолога, который не может ни выслушать пациента, ни поговорить с ним. Но за что майор сердится на него, ведет себя так, будто он, Конвей, где-то здорово напортачил?

— Торннастор не в счет, — произнес О’Мара, слегка понизив голос. — Вам, вероятно, было недосуг узнать, что двое других диагностов убиты. Что касается старших врачей, Харкнесс, Иркултис, Маннон…

— Маннон! Он не…

— Я полагал, вы знаете, — проговорил майор чуть ли не мягко, — он ведь находился всего через два уровня от вас, оперировал ХЦХЛ. Ракета раскроила стену, и кусок металла распорол ему скафандр. Тяжелая декомпрессия. Вдобавок, он успел наглотаться той отравы, которой дышат ХЦХЛ. Но жить будет.