Сломленные - Дмитрий Валюшев

наши дети не боялись. — Глаза пристально смотрят на лучшего друга. — Хочу любить.

— И я хочу! — Он вскакивает, бьет кулаком по стволу. — Но без крови, без войны, без…

— С тираном во главе?!

Напряженное молчание. Мы с ужасом глядим друг на друга. Слова не должны были прозвучать, но сами собой вырвались. Сердце неистово колотится. Страшно.

— Конрад… — Он ошеломлен. — Оттон дал нам все. Без него мы бы так и прозябали. Разобщенные, озлобленные, дикие. Пойми. — Он подошел, обхватил плечи и крепко сжал. — Мы не готовы. Как, по-твоему, ферксийцы воспримут ваш союз? Знак мира? О-о-о, нет-нет, они посчитают это слабостью, продуманным ходом Леоса, чтобы ослабить империю. Если ты пойдешь до конца, прольется еще больше крови. Я с тобой хоть на край света, но дальше — не проси. Я не хочу умирать за царицу, и уж тем более не позволю развязать новую войну по твоей глупости!

Все понятно…

— Ты же любишь Тильду?

— Не сравнивай это, Конрад.

— Нет? — Рука стискивает кисть друга так, что костяшки белеют. — А как иначе? Ты не можешь, я не могу. Что нам вообще можно? Мы как звери послушно выполняем команды. Безвольные слабаки. — Сквозь зубы звучит яростный шепот:

— Могучая империя трусов и лизоблюдов!

Сильная пощечина. Лицо горит.

— Приди в себя! Я трус, а? Трус?! — Он остервенело трясет. — Я устал от войны. Сотни лет одни убийства да разорения. Пожалуйста, Конрад, давай завтра уедем и все закончим.

Глаза стыдливо опускаются. Оскорбил друга. Проклятая обида! А может зависть? Зависть, что ему хотя бы дозволено разговаривать с Тильдой? Но он прав: жить с клеймом шпиона или союзника Ликеи означает изгнание. Примет ли Елена бродягу? Все равно. К черту этот мир без ее света.

— Я уеду…

Он облегчено выдыхает.

— … с ней.

— Что?…

Голос наполняется уверенностью.

— Я стану ликейцем. Отец будет рад от меня избавиться.

— Тебя убьют!

— Пуская, зато я умру свободным. И счастливым.

Несколько звезд померкли.

* * *

Летняя гроза. Всполохи молний озарили черное небо; ледяной дождь под рокот грома обрушился на Илларию; ураганный ветер разметал листья, гнул деревья, гнал потоки воды вниз по склону и дальше, туда, где потихоньку гасло пламя, охватившее деревушку Аббет. Но природа не могла породить подобный хаос.

Конрад уже не лежал на земле, он плыл. Разбитый. Обессиленный. Сломленный. Лицо спокойно, ни один мускул не шевелится. Тяжелые веки медленно распахиваются, на мгновение открывают серые, лишенные блеска, глаза. Затем так же медленно захлопываются, словно не желают, чтобы Конрад возвращался из снов, которых почти не видел. Растрепанные волосы как черное пламя на воде. Верный клинок плывет рядом, он покрыт копотью и сколами. Ферксиец попытался подвигать пальцами. Шевелился лишь один.

«Я проиграл…».

Поток воды понес Конрада вниз. С каждой секундой он набирал скорость. Конрад врезался в обломки деревьев, торчащие из воды, бился головой о камни, резал руки и ноги. Кровавый шлейф тянулся позади. Как бы то ни было, для ферксийца это было сравни укусу комара, впрочем, быстрый спуск мешал сосредоточиться на исцелении ран. Стоило одному порезу исчезнуть, на его месте появлялось два новых. Конрад чувствовал себя корабликом, с которым играл в детстве. Он спускал игрушку на воду и наблюдал, как буйствующие волны швыряют ее из стороны в сторону, а в конце бросают на острые скалы, где она вдребезги разбивалась.

Конрад хотел вновь закрыть глаза и уснуть вечным сном, погрузится в прошлое, ощутить вкус жизни. Стать человеком.

Его резко подбросило вверх, да так, что он перекувырнулся в воздухе и плюхнулся обратно. Чья-то злая воля подбрасывала Конрада до тех пор, пока он не врезался в стенку амбара у подножия склона. Поток воды прижал его. Доски трещали, прогибаясь под тяжестью стихии. Конрад мысленно произносил заклинание за заклинанием. Одно из немногих достоинств проклятия — могильный покой даже на грани смерти.

Ферксиец поднял руку. Фаланги пальцев выпрямлялись, порезы заживали, сломанные кости втягивались обратно и срастались. Под искореженным нагрудником снова забилось сердце, а ребра встали на место. Конрад потихоньку оживал, хотя кто-то очень этого не желал.

«Где мой меч?».

Клинок в прежнем виде прибило к стенке. И не удивительно — они связаны тонкой нитью древнего волшебства, о которой забываешь спустя годы. Меч всегда будет рядом. Вечно прекрасный. Вечно сияющий. Вечно алчущий крови и страданий.

Доски не выдержали, и Конрада вдавило внутрь. Стена потрескалась; амбар начал рассыпаться. В следующий миг крыша обрушилась на ферксийца. Тот успел закрыть лицо руками.

Бух!

Конрада похоронило под обломками. Поток тотчас подхватил их. Грязная вода просачивалась в рот ферксийца, наполняя легкие. Вот-вот, и он захлебнется.

«Ничего не скажешь — достойная смерть».

Тем не менее Конрад и при жизни не любил сдаваться. Исцеление почти завершилось, поэтому он собрал всю мощь в кулаке. Удар — обломки взмыли вверх; второй рукой Конрад схватил рукоять меча и воткнул острие в землю. Его больше не уносило в море. Как-никак, стихия не соперник проклятому клинку.

Вскоре ярость природы иссякла: ливень прекратился, ветер утих, могучий поток стал не больше ручья. Конрад перекатился на спину; ладони касались мокрого песка. Он сжал горсть в кулаке. В голове пронеслось воспоминание — берег озера близ Коринфуса. Рядом босиком идет Елена. От воды, ласкающей ноги царицы, веет свежестью и прохладой. Покой.

В ответ на мысли ферксийца в небесах проревел раскат грома.

— Да понял, понял, — тихо произнес он. — Можно было просто сказать.

Конрад поднялся, вложил меч в ножны, стряхнул налипший песок, издали глядя на разрушенную деревню. Эрик разнес ее до основания. В воде плавали уже разбухшие трупы, острые носы разломанных рыбацких лодок торчали как айсберги в Северном море.

Вблизи все было гораздо хуже: те, кому не посчастливилось утонуть, растерзанные и наполовину съеденные валялись по всей округе. Тела покрывал ил с грязью, полосы кишок тянулись на десятки футов в стороны.

«Вот тебе и человечность, — подумал Конрад, вспомнив слова Эрика перед бойней. — Куда ты подевался?…».

Конрад опустился на колено и провел ладонью по песку. Паутинка темных линий побежала вперед — к северной дороге. Ферксиец склонил голову набок. «Посредник». Если Эрик до сих пор не объявился, то старый друг нашел способ избавиться от монстра за спиной. Конраду оставалось лишь идти по ярким отголоскам ярости Эрика.

Даже без магического дара, отыскать чудище не составило бы труда — глубокие следы тяжелых сапог не в силах размыть и ливень. Они вели вглубь леса. Сломанные деревья, растоптанные кусты, топор на дне неглубокой воронки, сожженная земля — закономерный