Темный ангел - Салли Боумен

Он не делал этого уже несколько недель. Мать, мельком взглянув на него, не сказала ничего, но улыбнулась. И Фредди, зная, что делает ей приятное, сам почувствовал себя счастливым. Он любил свою мать. Неважно, что было в прошлом.

Они прошлись по парку, остановились полюбоваться группой всадников, неспешно рысивших вдоль песчаной дорожки, разглядывали гребцов в лодках, детей, которые играли неподалеку.

– В такой день война кажется чем-то невероятно далеким! – произнесла Мод.

Констанца и Стини дурачились, изобретая разные забавные игры, а затем Констанца отпустила Флосса с поводка.

Они остановились неподалеку от пруда, наблюдая, как Флосс носится взад-вперед по лужайке; он то рыл норы, то катался в траве. Стини влез на дерево и порвал куртку. Затем они решили, что пора возвращаться, и уже на выходе, почти у самых ворот, все случилось.

Группа всадников, которых они видели прежде, делала теперь второй круг по парку. Лошади шли неторопливым галопом, который не сулил никакой беды.

Флосс плелся позади, обнюхивая встречные деревья. Когда лошади поравнялись с ним, Флосс поднял голову и увидел Констанцу у края тропинки. Громко залаяв, он рванул ей вдогонку. Фредди был убежден, что всадники даже не заметили собаку. Вот пес еще мчится вслед за Констанцей, а в следующее мгновение очутился между мелькавших конских копыт. Удар – и небольшим комком меха он взлетел в воздух. Черное, белое, рыжее мелькнуло перед глазами. Казалось, Флосс, играя, исполнил один из своих мудреных кульбитов. Он ведь умел проделывать много разных трюков. Но он был уже мертв. Как позже определил Окленд, от перелома шеи. Был мертв еще до того, как упал на землю.

– Всю дорогу домой она держала его на руках. Помнишь, она ни за что не хотела его отпускать? И плакала навзрыд, захлебываясь от рыданий. Она держала собаку на коленях, пытаясь растормошить.

Фредди отвернулся. Эта картина явственно стояла теперь у него перед глазами: Констанца в алом платье, прижимающая к себе Флосса, и всеобщее смятение, потому что никак не удавалось убедить ее выпустить собаку из рук.

– Констанца, пойдем со мной, – наконец сказал Окленд, когда они приехали домой. – Выйдем в сад и там его похороним.

Она не стала упираться. Они вышли в сад, и там, в укромном уголке, под лилиями, на стеблях которых уже завязывались бутоны, Окленд и Фредди начали копать могилу.

– Я не хочу, чтобы он лежал на голой земле, – промолвила Констанца, когда все было готово, – я не хочу, чтобы землей ему запорошило глаза.

Ее слова прозвучали невнятно, как у сомнамбулы, и сама она едва держалась на ногах. Она нежно опустила Флосса на землю, погладила его. Затем стала рвать пригоршнями траву. Фредди, которому было невмоготу наблюдать происходящее, хотел удержать ее, но Окленд тронул его за локоть:

– Оставь ее.

Констанца заполнила могилку травой. Она подняла Флосса и уложила на травяную подстилку. Затем, к ужасу Фредди, рухнула на вырытую могилу. Она подняла голову Флосса, теребила его морду и вдруг заголосила высоко и надрывно, даже мурашки пошли по телу.

– Флосс, прошу тебя, не умирай. Дыши, прошу тебя, я же знаю, что ты можешь дышать. Лизни мне руку, Флосс, ну же, Флосс, прошу тебя, полижи мне руку. Ну же, Флосс, прошу…

– Констанца, пойдем. Давай я отведу тебя в дом… – Окленд опустился возле нее. Он обхватил Констанцу поперек талии и попытался приподнять ее, но Констанца оттолкнула его.

– Нет-нет, не трогай меня. Я не пойду. На кого я его тут оставлю?..

Окленд приподнял ее. Констанца отбивалась, пиналась ногами, упираясь, пыталась вцепиться ему в волосы. Она извивалась, как угорь, ее прическа растрепалась, лицо было перепачкано слезами и землей. Окленд только сильнее стиснул ее в своих объятиях.

Внезапно Констанца стихла. Она застыла у Окленда на руках, и он внес ее в дом.

С тех пор она не поднималась с кровати, почти ничего не ела, ограничиваясь парой глотков воды. Сначала она только отказывалась от еды, а затем, словно стремясь наказать себя еще больше, перестала и разговаривать.

Прошла целая неделя с тех пор, как Фредди слышал ее голос. Сжимая в своих ладонях похудевшее запястье, Фредди вдруг запаниковал. Он впервые начал осознавать, что улучшения может и не наступить.

– Констанца, ну хочешь, я сожгу эти дневники? – Его словно прорвало. – Сейчас возьму и сожгу их. Это все из-за них. Ведь не только же из-за Флосса, нет? Я их ненавижу, эти дневники! Ну же, Конни, перестань. Это из-за меня, из-за того, что мы сделали? Прошу тебя, Конни, я хочу, чтобы ты поправилась.

– Я тоже этого хочу, – тихо ответила Констанца. Тень улыбки промелькнула на ее губах. Тень улыбки, тень шутки. Затем она отвернулась, и в следующий раз, когда Фредди поднялся навестить ее, она не вымолвила ни слова.

К тому времени он обнаружил, что ящик письменного стола Констанцы заперт на ключ. И у него не хватило ни решимости, ни настойчивости взломать замок и прикоснуться к записным книжкам…

Фредди обернулся, посмотрев на брата.

– Она говорит с тобой? Я не слышу от нее ни слова. Иногда мне кажется, что она вообще разучилась говорить. Я не уверен даже, может ли она видеть. Окленд, она умирает.

– Я сам это вижу.

Окленд развернулся у изгороди и посмотрел Фредди в лицо. Фредди тоже не сводил глаз с брата, перевел взгляд с светло-золотистых волос и посмотрел Окленду в глаза – правый чуть зеленее, привычно отметил он. Нелегко было лгать Окленду.

Порыв выложить все начистоту был чрезвычайно сильным, однако и тут Фредди заколебался. Окленд протянул руку и сжал его ладонь своей.

– Выкладывай, – сказал он.

– Я не знаю, с чего начать…

– Начни с начала. – Окленд снова отвернулся. Словно принимая исповедь, он отвел свой взгляд куда-то вдаль, на едва видневшиеся поля.

– Что ж, – заговорил медленно Фредди, – это началось уже довольно давно. Я поднимался по лестнице в свою комнату…

– В Винтеркомбе?

– Да. В Винтеркомбе. Артур уже положил на мою постель пижаму. А на ней лежала конфета. Даже не конфета, а одно из этих птифур, которые заказывала мама. Это было маленькое яблоко из марципана и…

– Когда это все было?

– В ночь кометы. В ту ночь, когда умер Шоукросс.

– А-а, вон когда! В ночь несчастного случая!

Что-то в тоне Окленда заставило Фредди на время замолчать.

– Почему ты так об этом говоришь? По-твоему, это был не несчастный случай?

– Сейчас это не важно. Вот, возьми сигарету. – Он раскурил, сложив ладони, чтобы не задуло огонь. Затем, заметив, что Фредди настроен продолжать, снова отвел взгляд. – Марципановое яблочко… – напомнил он. – И что же дальше?

– … и так далее, и тому подобное.