Путь огня. Часть 3 - Екатерина Александровна Боброва

– Посмотри на меня, – попросил, разворачиваясь. На него глянули покрасневшие глаза. Надо же, он и не заметил, как мелюзга плакала. Неужели, на самом деле испугалась за него?

«Раскаяние о содеянном – это хорошо, – говорил Третий, – с таким подозреваемым можно работать».

Аль тряхнул головой. Глупые мысли. Ну какая из мелочи подозреваемая? У нее вон на лице все написано. А с ментальным даром действительно надо что-то делать… Но сначала пусть перестанет бояться, а то вроде и тянется по привычке, а в глазах заметны сомнения.

– Я похож на того, у кого есть время заниматься неучами?

Девчонка затрясла головой, еще и губу прикусила от сосредоточенности.

– Вас обманывали. Глупую шутку придумал мой друг, а наставники поддержали. Вот и все.

– Нас обманывали? – ахнула Майра, глаза полыхнули праведным гневом, кулачки сжались.

– На самом деле, – заговорщически усмехнулся Аль, – чудовище в академии не я.

– А кто? – затаив дыхание, подалась вперед девчонка, покоренная новой тайной.

– Ты, конечно, – поддразнил Аль, ощущая, как окончательно уходит холод из головы, а присутствие мелюзги неожиданно становится приятным и совсем не обременительным.

– Ну тебя в пепел, – надула губы Майра. Отвернулась, сопя, точно обиженный лойс*, которого поманили куском хлеба и обманули.

– Глупая, – Аль не удержался, взъерошил криво стриженный – сама что ли мучается со стрижкой – ежик волос.

– Ну посуди, сколько тебе? Шестнадцать? У тебя уже ментальный дар проснулся. Еще и без наставника им пользуешься. Опасно ведь. Клятву вон обходить научилась. Сегодня я, завтра кто-то еще. И как скоро окажешься с заблокированным даром?

Мелюзга засопела огорченно. Завздыхала. В тюрьму ей не хотелось.

– Мне здесь нравится, – проговорила тихо, – наставники столько всего интересного рассказывают и ничего почти не запрещают. Хочешь по деревьям лазь, к вальшгасам ходи или в библиотеке сиди, читай. А дома…

И она передразнила кого-то злым голосом:

– Юная леди, излишнее чтение придаст вашим глазам некрасивый красный цвет, испортит осанку и лишит стройности фигуру. Кто вас потом замуж возьмет?

– А я не хочу замуж, – добавила Майра с отчаянием, – не хочу жить только потому, что должна продолжать род.

Слышать столь взрослые разговоры от мелюзги было непривычно и… неуютно. А еще тяжело понимать, что ничем серьезным он Майре помочь не может. Потому как сам… Столп недоделанный. Даже ритуал еще не прошел. Что может принц, связанный по рукам и ногам регламентом короны?

– Я не вру, клянусь огнем, – принялась оправдываться Майра, хоть он и не думал сомневаться в ее словах, – сама слышала, как дед говорил секретарю, что скоро начнет присматривать мне мужа. Во мне единственной родовой дар пробудился, так что выдадут меня замуж, как только двадцать шесть исполнится. И никакой академии, – добавила горько.

– А я, – запнулась мелочь, задышала тяжело, – тогда сбегу. На большую землю. Там академия менталистов есть, я слышала.

Аль и не сомневался – с ее-то упрямством – сбежит. Будет рисковать, воровать, обманывать, но своего добьется. Вот только что останется от маленькой девочки? Чудовище?

– Не надо сбегать, – попросил тихо, – дай мне время. Я что-нибудь придумаю.

– Ты? – распахнула глаза Майра.

– А что такого? – с деланным видом пожал плечами Аль. – У тебя сильный дар. Губить его только потому, что ты девчонка… Сейчас не то время. К тому же я принц и должен заботиться об Асмасе. Хотя задачка не проста. Да и помогать тому, кто нарушает клятвы…

Неодобрительно покачал головой.

– Пожалуйста, – мелюзга заломила руки, в желтых глазах застыла мольба, – а я обещаю, что больше никогда-никогда.

Зажмурилась. Сжалась в комок.

– Не стану использовать дар без разрешения.

Распахнула глаза. Посмотрела так, что сердце Аля дрогнуло. Он отвел взгляд, пребывая в растерянности от нахлынувших чувств. Новых. Странных. Непривычных. От которых сильнее билось сердце, а на душе становилось тепло.

– Хорошо. Посмотрим.

И едва не упал от повисшей с визгом на шее мелюзге.

*парнокопытное животное

Глава 24

– Как вы могли? Кхм. Это не просто позор курсантского мундира. Эм-м-м. Вы обманули доверие своих товарищей. А что самое страшное – да-да – вы обманули его величество. Корона полгода вас кормила, поила, учила, а вы? Игрались? Стыдно. Безобразно.

Аль легонько толкнул дверь, увеличивая щель. Заглянул. Все, как он и думал, когда услышал брошенное одним из старшекурсников:

– Слышь, Шестой, тут дед чудной заявился. Говорит, внучку ищет. Совсем пламя мозги отшибло, забыл, что все на каникулах.

Аль тогда согласно ухмыльнулся, мол, да. Чудной. А потом лицо обожгла догадка. Замер. Нервно сглотнул. В отличие от старшекурсника он точно знал, что не все особы женского пола покинули академию. Оставалась одна. У которой – совпадение ли? – тоже был дед.

Аль, уже не сомневаясь, рванул в центральный корпус, на ходу наговаривая на браслет сообщение Четвертому и моля Девятиликого о том, чтобы Кайлес еще был в Асмасе. Хотя… три недели прошло с визита дяди. Ни помощи, ни разоблачения. Аль уже и ждать перестал, но попробовать связаться должен был.

Голос ректора, доносившийся из-за аккуратно приоткрытой двери, был тверд, суров и самую чуточку растерян. За долгие годы руководства академии редко кому из курсантов удавалось выкинуть по-настоящему что-то новенькое, но мелюзга смогла вывести ректора из себя, и потому воспитательные фразы давались Сэльсу не без труда.

Аль сделал щель шире. Девчонка, низко опустив голову, стояла в центре кабинета, на так называемом пятне позора. Откуда на самом деле взялось темное пятно на ковре, доподлинно из курсантов не знал никто, но ректор почему-то не позволял его убрать.

Сам он, хмуря брови, прохаживался в своей излюбленной манере перед провинившимся. В углу, на посетительском кресле, сидел старик. Лицо в обрамлении седых прядей волос, высушенная годами фигура, благородная осанка, сложенные ладони на трости не выражали ни единой эмоции, но от выдержанной каменности веяло таким холодом, что Аль поежился.

– То, что вы совершили, накладывает позор на…

Договорить ректор не успел, Аль толкнул дверь, пусть заходить и не хотелось – Третий шкуру снимет. Понимал, что обратной дороги нет. Но остаться в стороне не мог. За три прошедшие