Коллекция китайской императрицы. Письмо французской королевы - Елена Арсеньева

– Так, так… Ну а вообразите, что русские перлюстраторы раздобудут схожие нитки и научатся аккуратно разрезать их, чтобы потом прочесть письмо и вдернуть на то же место другие? Конечно, это работа не для грубых мужских рук, но для сего вполне могут быть привлечены искусные швеи… Что с вами, Виллуан? Что вы так побледнели? Что схватились за грудь?

– Ни-че-го страшного, граф. Минутное недомогание… это бывает со мной часто… дьявольщина… ничего, я научился это одолевать усилием воли. Боль уже прошла, не тревожьтесь. О чем бишь мы говорили?

– О том, что схожими нитками искусная швея…

– В том-то все и дело, все так сладить надобно, чтобы схожих ниток раздобыть было невозможно! У меня есть на сей счет некая мысль… я раздобыл нитки, которые сами по себе, быть может, единственные в природе. И то письмо, которое я повезу, будет прошито именно ими. Даже если, предположим, я буду перехвачен в дороге, задержан по каким-то причинам, опоен снотворным (ко мне трудно подобраться, однако никакую случайность нельзя исключить), ни один здравомыслящий человек не сможет вскрыть письмо, потому что сразу поймет: я немедленно обнаружу перлюстрацию. Разумеется, ради тех дворцовых сплетен, которые поставляете вы ко двору, я не стану принимать таких мер безопасности. Кстати, донос, который вы отправляете насчет моего у вас появления, запечатан простыми печатями? Тогда можете не сомневаться, что русские уже прочли о том, что прибыл к вам… как это вы писали? «Ставленник герцога Орлеанского и его опасных приятелей»?

– Что?! Откуда вам сие известно?! Неужели…

– Нет, не волнуйтесь, ваше письмо мною не было вскрыто. Однако вы забыли, что Жюль нес Григорьеву ваши черновики! Весьма неосторожно было не сжечь их. А впрочем, это даже неплохо! Ведь теперь ваш враг – то есть я – оказался вашим спасителем. Кто знает, каких еще благоглупостей понаписали бы вы, если бы я не воззвал к вашей бдительности, к вашей осторожности. Теперь вы мне обязаны и должны отплатить добром за добро.

– Вот как? И какого же добра вы от меня ждете?

– Мне нужны имена русских, которые сейчас находятся в Париже.

– Но их там несколько десятков!

– Мне нужны все имена. Собственно, можете не стараться ради подагрических князей или их обрюзгших жен. Меня интересуют имена молодых русских, которые отправились или намерены отправиться в Париж учиться, изучать чужую страну и ее язык. Мне нужны имена людей дерзких, любознательных, отважных, внутренне неблагонадежных и готовых войти в оппозицию с правительством Екатерины.

– Вот те на! Уж не решили ли вы и в России начать мутить воду так же, как вместе со своими робеспьерами, маратами и демуленами мутите ее во Франции?

– Вы угадали, граф. Франция – только первый шаг революции по миру.

– Да это только небольшие бунты… настроения… еще и не пахнет никакой революцией!

– Уповайте на Господа Бога, граф. Сейчас весна, деревья в цвету… все только начинается. Первые плоды появятся в середине лета, а урожай начнем собирать по осени. И сбор этот будет долгим. Выбирайте, быть ли вам жнецом или срезанным колосом. Я ведь знаю, что настроения ваши либеральны, что вы одобряете созыв Генеральных штатов. В отличие от русских, которые видят в этом проявление слабости королевской власти. Между нами… я тоже вижу в этом проявление слабости. Так встаньте же на сторону сильных, граф!

– Проклятье! Где мне прикажете узнавать имена этих будущих русских революционеров?

– Ну, это ваше дело, граф. Каждый из них обращался за оформлением дорожных бумаг, паспортов… Ищите там, где эти бумаги были подписаны.

– Все русские, которые прибывают в Париж, должны непременно явиться к Симолину, тамошнему русскому министру и моему коллеге. Не проще ли озаботиться тем, чтобы получить сии сведения от него?

– Симолин несговорчив и неподкупен. Мы уже пытались действовать через него, однако… Словом, граф, через два дня я должен покинуть эту страну, увозя от вас список. А теперь довольно. Я хочу немного отдохнуть. Нынче у меня был утомительный, хоть и приятный вечер.

– Приятный? Судя по вашей улыбочке, речь идет о прекрасной даме?

– Да, я немного развлекся… хотя при этом и немало потрудился ради пользы дела. Спокойной ночи, граф, я ухожу к себе. А вы нынче званы на прием к Храповицкому, секретарю императрицы, не так ли? Думаю, кое-какие, если не все, сведения, меня интересующие, вы сможете там получить.

– Вы что, Виллуан? Храповицкий никогда и ничего лишнего не скажет.

– Значит, вы должны действовать через его секретарей, через писарей, через слуг! Подкупайте, не стесняйтесь в средствах. Обеспечивайте свое будущее! Идите, работайте на благо будущей Французской республики!

Наши дни

У Алёны достало сил выполнить свое обещание и сиднем сидеть дома. Она возилась с девчонками, собирала вещи, готовила прощальный обед. Вспомнила, что забыла купить сувениры знакомым, но решила сделать это в аэропорту. Пусть дороже, зато безопасней!

Была суббота, и Морис с Мариной пошли в «Галери Лафайет» – поискать что-нибудь адекватное замечательному пальто, о котором продолжала горевать Марина. Алёна велела им на прощанье насладиться свободой, а сама наслаждалась общением с детьми. Как обычно, сожаления о том, что у нее нет детей, сменялись тихой радостью от того, что их нет. Нет, ну в самом деле, какая из нее, одинокой, капризной, язвительной, лишенной малейшей терпеливости эгоцентристки, мать? Однако осознание того, что любимых девчонок она теперь не увидит очень долго, делало ее и терпеливой, и снисходительной, и всепрощающей, и всеразрешающей, и вот наконец Лизочка и Танечка были накормлены и уложены, и Алёна сама прилегла было вздремнуть (ночью-то почти не спала, отходя от стресса!), но не получалось. Мысли о жутком приключении, в которое она попала, не давали ей покоя. А впрочем, вся жуть позади, о случившемся можно вспоминать теперь только как о дурацком недоразумении. Диего принимал ее за кого-то другого, Бруно – тоже… с этим Бруно вообще бред какой-то! Еще Жоэль с его внезапно вспыхнувшей страстью… Какие у них все же моральные устои шаткие, у французских полицейских! Готов был ее отпустить за минутку постельного, вернее, автомобильно-постельного восторга! А если бы Алёна в самом деле оказалась закоренелой преступницей, виновной в убийстве тех русских, Ольги и Виктора?!

«Ольга Шумилофф», – прозвучал в эти мгновения в ее памяти унылый голос Оливье. И – всплыли перед глазами яркие, крупные буквы: «ШУМИЛОВЫ В АУТЕ!»

Это заголовок из газеты «Голос Москвы», вспомнила Алёна. Той самой, которую она купила на бульваре Мадлен. Причем купила спустя не более часа после того, как Ольга и Виктор были застрелены на бульваре Мальзерб.

Нет, это, конечно, не те Шумиловы. Никаким образом известие об их смерти не попало бы в газету с такой скоростью. И вообще, кто они такие, чтобы об этом извещать всех читателей? Глупости. Это не те Шумиловы.

Интересно, однако, за что убили Ольгу? Поскольку девушка танцевала аргентинское танго, Алёна испытывала к ней особенное сочувствие. Тангерос всего мира связаны необъяснимыми узами взаимной симпатии. К тому же Ольга танцевала в любимом Алёной «Retro Dancing», ее партнером был сын Даниэля… Как переживал Оливье, теперь, наверное, вообще в трансе… Что же Ольга такого сделала? Почему ее нужно было убить? Может быть, это на нее намекал Жоэль, когда говорил: «Женщины, тем более молодые, тем более – красивые, бывают порой очень легкомысленны. Они думают, что мир добродетелен и безопасен, а это далеко не так, тем более – мир чужой страны, где все уже, как говорится, поделено и распределено, а потому с чужаками разговор короткий. Тем паче если эти чужие пытаются диктовать свои законы. Например, человек становится обладателем какой-то вещи и пытается ею торговать, забывая, что здесь свой рынок со своими продавцами, покупателями и посредниками. Человек не учитывает, что вместо сдачи можно получить одну или несколько пуль. А это скорее убыток, чем прибыль».

Может быть… Но что пыталась продавать Ольга? Если предположить, что разговор, услышанный в «Галери Лафайет», шел о ней… наверняка о ней, ведь там упоминалось и ее имя, и имя Виктора! – что она продавала? Не то ли, что нашел Мальзерб в сейфе? Какое-то письмо… Вика и тот, седой, Алёнин спаситель, говорили о каком-то письме, которое Мальзерб якобы нашел в сейфе. Наверное, его убили именно из-за этого письма, седой сказал: «Ему вполне спокойно на том свете!» И еще добавил: «Не отдадим это поганое письмо – с нами сделают то же, что с Ольгой и Виктором». Теперь письмо далеко, за ним нужно лететь. Где оно – знает граф Альберт.

Граф Альберт! Где нынче остались графы?! Ну, наверное, где-нибудь и остались, в той же Франции их немало, правда, своими титулами они не особенно кичатся: Алёна отлично помнила, как одно время к Морису и Марине, которые в ту пору занимались ремонтом, ходил глава фирмы сантехников – умопомрачительно-красивый, высоченный веселый брюнет… как бишь его звали… так вот, он был самый настоящий граф! Но деньги к титулу не прилагались, деньги он сам зарабатывал, причем работу свою обожал.