Яконур - Давид Константиновский

Вперед, повторял он себе, только, только вперед! Не смотреть по сторонам… И ни в коем случае — назад. Не оборачиваться. Не оборачиваться к прошлому! Лишь один день он позволял себе вспоминать, последний день своего прошлого, тот, когда покончил с ним и начал нынешнее свое настоящее, — лишь этот, пограничный день; и его — вспоминал, чтобы помочь себе, часто…

Вперед, вперед!

Вдовин стал лояльно относиться к работам по модели. Помог людьми, оборудованием, оплатил эксперименты на реакторе. Помехи, возникшие в связи с переводом Назарова, — убрал… Результаты, которые привел Захар в своем докладе на семинаре, действительно были для Герасима решающими, он принял окончательное решение — какую строить модель; затем, с помощью Грача, ему удалось получить на ускорителе эффекты, прекрасно подтвердившие гипотезу… Это не означало, что все пошло блестяще! Совсем не означало. Совсем… Однако — можно было работать.

И даже радиационную очистку Вдовин поддержал! Уже заканчивалось сооружение экспериментальной установки, такой, что годилась бы и в промышленных условиях: накопитель стоков, подвод от него к специальному кольцу, в которое уложен змеевик, где стоки будут облучаться; отсосы, чтобы брать в разных точках пробы для контроля очистки; вентили и конуса — регулировать скорость воды, патрубки для введения растворов солей, подачи воздуха или кислорода…

Сейчас здесь, внизу, облучались в реакторе образцы для работ и по модели, и по очистке.

Остальное также складывалось нормально.

Грач получил комнату в общежитии… Да и вообще сразу заповезло! Из ВАКа прислали известие об утверждении докторской Герасима, а это, разумеется, очень было важно… Слухи, что Морисон закончил модель, оказались преувеличенными, — он лишь включил в свое уравнение новые результаты Надин, — Грач обнаружил там две неточности, но в целом все убедило Герасима: он идет верным путем… Метод Михалыча показал себя отлично, и можно было, вполне можно было надеяться, — времени, правда, до симпозиума оставалось уже мало, решение витало в воздухе, а победа ждала только одного, первого; однако Герасим продолжал надеяться, он, именно он должен сделать модель!

Только — это главное условие — не смотреть по сторонам… и не оборачиваться, не заглядывать в прошлое дальше пограничного дня…

Стоял, смотрел прямо перед собой, на реактор, где облучались сейчас его образцы, шла вперед его работа.

Он мог уже, в принципе, уезжать. Все было хорошо… Повсюду и полностью было все хорошо с его делами.

Как обстояло дело со счастьем?

Он понимал теперь разницу между счастьем и удовлетворенностью… Как же с ним, с делом этим?

На работе, в отношениях с коллегами Герасим все мерил теперь на временность этого периода своей жизни и все рассчитывал по критерию результативности; много здесь было каждый день недоверия и сарказма, много агрессивности, жесткость в трудных ситуациях; он постоянно конкурировал, поглощенный только своими интересами. Все это не приближало его к ощущениям, связываемым со счастливым состоянием души… Об Ольге старался не думать — как и обо всем другом, что находилось по ту сторону пограничного дня.

Герасим не проклинал тот период своей жизни, который старался не вспоминать; не проклинал, не отрекался от него — Герасим многое приобрел за то время в своей душе, для всего своего существования, понимал это и был благодарен судьбе и новым на своем пути людям. Но затем нужно было идти дальше. Сделать следующий виток спирального развития. Именно это он и делал: возвращался в известное, к известному — новым, обогащенным. Он возвращался в реальность, чтобы осуществить обретенное в мире идеального. Оставаться же в мире идеального он не мог, ибо там ему не суждено было двигаться дальше; а он должен был двигаться дальше. И он вышел на этот виток — усилием воли. Само собой ничто не происходит, нужно самому делать свою жизнь, себя…

Обиды помогли ему сделать это усилие, обида на Ольгу — особенно… Жесткая ситуация на работе облегчила Герасиму отрицание прошлого, а началом перемен стало отчуждение от Ольги, отказ от нее. Это привело к подавленности, к отчаянию… И произошло превращение. Потребность в переменах была столь велика, что годились любые, малейшие подтверждения. Они нашлись… По существу, отказ от Ольги был необходимым условием изменений… Толки о ее докладе на совещании также подоспели вовремя и подтвердили, что Герасиму она говорила одно, а делала совсем другое; она была с Кудрявцевым, с Шатохиным, остальное, конечно, оказалось только словами!..

Снова обхватил здоровой рукой холодную, жесткую стальную трубу, держался за нее крепко, изо всех сил. И старался не горбиться.

Он понимал, что любовь была настоящая… И счастье было настоящим… Но объяснил себе — среди выводов пограничного дня, — что это не для него. Да! В его жизни было это. Да! Он убедился, что все так — это прекрасно, это выше по крайней мере многого; это может составить жизнь человека; но не его, Герасима. Да! Он убедился, что это не для него. Он принадлежал своим большим делам, своим целям, он не мог принадлежать чему-то другому.

Так вот примерно обстояли дела со счастьем…

И вот он расписывал свои дни по минутам, целеустремленность его была законченной, для него существовала только гонка на рабочей его дистанции. Он особенно теперь старался заполнить этим свою жизнь, всего себя заполнить только работой, чтобы ни для чего иного в нем, в его жизни не осталось даже ничтожного объема, ни малейшей возможности.

Таков, был Герасим теперь, таково теперь было его место в мироздании; так он все это понимал — или, по крайней мере, старался понимать.

Все вопросы решить ему не удавалось, но — некоторой законченности он, в целом, добился. Так что можно было существовать.

Итак, было хорошо. И он мог уже, в принципе, уезжать. Оставалось еще одно только…

У него, правда, не было полной информации, однако он согласился на встречу, потому что кое-какие детали знал уже — и не считал нужным, тянуть. Вполне заурядная история, проблемы нет; теперь это не представляло для него трудности. Он только немного прощупает Валеру — уяснит объем сделанной тем работы, пустяк или что-нибудь серьезное, да поймет его намерения — опять-таки пустяковые или… И тогда уж можно будет точно определить образ своих действий: махнуть рукой либо ввязаться… помягче, пожестче… уговорить Валеру или нажать… купить, избавиться, сбить с толку… сделать так, чтобы сам вынужден был убраться… одному или со Вдовиным; нет, лучше опередить, самому… и без колебаний.

— А вот и Валера! — сказала Капитолина.

ИЗ ТЕТРАДЕЙ ЯКОВА ФОМИЧА. «Открыли их совершенно случайно: мать Уокера боялась, чтобы не донесли на ее сына, и как-то поделилась своими страхами с другом, через которого обо всем узнал Ллойд. Он сейчас же применил свою обычную тактику: вызвал Уокера, запугал его, затем предложил за откровенность награду, и в конце концов слабый человек не выдержал и из честного рабочего превратился в провокатора… Галифакских луддитов выдали полицейские шпионы. В начале июля в Галифакс прибыли два похожих на рабочих человека. Они всем рассказывали, что потеряли работу и теперь ищут, где бы устроиться. В кабачке св. Криспина, куда они зашли закусить, случай столкнул их с Чарльзом Мильнсом. Пришельцы вступили в разговор с Мильнсом, сказали ему, что сочувствуют луддизму, и болтун вызвался познакомить их с настоящими луддитами и помочь вступить в организацию… К суду привлекли свыше 50 человек, в большинстве молодых людей; с луддитами объединили обыкновенных грабителей… Прокурор, призывая бога в свидетели, требовал смертной казни для обвиняемых… Через два дня совершилась казнь; смело взошли приговоренные на эшафот. „Я прощаю всем моим врагам, если они есть, — сказал Меллор, — и надеюсь, все простят мне“. „Я желал бы, — в свою очередь произнес Торп, — чтобы никому из присутствующих никогда не довелось быть на моем месте…“ Следующие заседания были посвящены роуфольдскому делу… Все приговоренные встретили смерть просто и спокойно; собравшаяся громадная толпа была так подавлена ужасным зрелищем массовой казни, что не раздалось ни одного крика, ни одного возгласа… Луддиты, приговоренные в Ланкастере, тоже все спокойно встретили смерть; только Абрагем Чарльсон, юноша 16 лет, по виду совсем ребенок, несколько раз крикнул: „Мама, мама, помоги…“

Итак, спрашивал себя Валера, сейчас это произойдет?..

Открыл перед Герасимом дверь:

— Входи!

Что ж, сказал себе, посмотрим, как это будет выглядеть…

Валера подошел к сейфу; отыскал в карманах ключ, привычно повернул его кверху выбитым на кольце номером; вставил в отверстие и дважды крутанул.

— Я пас, — предупредил Герасим.

— Не о том речь, мадам…