Ученик ученика - Владимир Корн

Беременные женщины мне нравятся. Нет, я не извращенец какой-то. Просто у них такая плавная походка, взгляд такой особенный и загадочная улыбка, куда там Моне Лизе. Хотя слышал я одну из версий о природе ее улыбки, согласно которой женщина с портрета узнала, что ждет ребенка.

Вечером был пир. Кроме медведя и серны, добытой Тибором, охотники подбили еще порядочно дичи. Даже пару подсвинков добыли. Вот и я себя тоже порадую, ни разу серну не пробовал, возьму пример с Крижона. А что медвежатина? Мясо как мясо, никогда я в ней особого удовольствия не находил.

Пировали мы под открытым небом на застеленной кошмами земле. Помимо свежей дичи было много других не менее приятных яств. Один сыр из козьего молока, острый, пряный и с легкой горчинкой, чего стоил. Было и вино, и кумыс, и даже брага на меду. По крайней мере, я так подумал.

Мы с Горднером сидели на почетных местах рядом с Скройлом. Вернее, Горднер находился по левую руку от него, ну а уже следом и я устроился. У Скройла действительно левая рука плохо гнулась в локтевом суставе, и, для того чтобы выхватить лук, ему требовалось сделать лишнее движение. Видимо, поэтому он и носил за поясом пистолет. Хотя возможно, он служил просто украшением, потому что смотрелся пистолет именно как ювелирное изделие.

Горднер был бледен, рана еще давала о себе знать, но время основательно нас торопило. Мы решили выехать в Мулой через день.

Во время пира было произнесено множество тостов. Хозяева предлагали выпить за людей, которые не побоялись пройти через Гориенские болота. Мы в свою очередь поднимали кубки за гостеприимных хозяев – отличных наездников, грозных воинов и не менее удачливых охотников.

Играла музыка, целый оркестр, состоявший из пары инструментов, чем-то напоминавших мандолины, нескольких рожков и барабана. На барабан я обратил особое внимание, поскольку кожа, пошедшая на его изготовление, очень походила на человеческую. Да что там походила, насколько мне известно, только люди любят украшать свое тело всевозможными татуировками, а на барабане их хватало.

Так оно и оказалось. Поймав мой заинтересованный взгляд, Скройл объяснил, что кожа действительно человеческая, и принадлежит она, вернее, принадлежала одному из вождей кронтов, их извечных врагов. Если он хотел меня этим шокировать, не очень-то ему это и удалось, подумаешь, эка невидаль. Когда я спросил у него, не содрали ли эту кожу, перед тем как отправить бедолагу в котел, Скройл расхохотался и успокоил меня, что дело было совсем не так. После того как вождь кронтов остался без кожи, ему предоставили полную свободу и даже вернули коня. Так я и не понял, шутит ли Скройл или говорит серьезно.

Сами севелуги обычая расписывать тела у своих извечных врагов не переняли, и это легко можно было увидеть, так как многие были одеты в короткие кожаные жилетки на голое тело.

Вскоре местные батыры устроили борьбу, и тут уж совсем стало ясно, что татуировок нет, поскольку из одежды на борцах остались только набедренные повязки. Ничего из борцовской техники меня не заинтересовало, обычное пыхтение и топтание с целью заставить противника коснуться земли хотя бы коленом.

А вот девушки танцевали завораживающе, и это было куда как более интересное зрелище. У севелугов вообще женщины красивые, высокие, стройные, с интересным разрезом глаз и волнующей грацией движений.

Пир наш закончился далеко за полночь, и в завершение его Скройл заявил, что завтра будет продолжение, поскольку одновременно произошло слишком много событий: и его возвращение к родному очагу, и прибытие нежданных, но таких дорогих гостей, да и вообще настоящие мужчины гулять должны долго.

Его заявление породило бурю одобрительных возгласов, и не только со стороны севелугов. У меня это сообщение вызвало легкое уныние, потому что получалось, что мы опять должны задержаться.

Глава 20

Режет

Ночью на стоянку напали кронты. Их было немного, всего пара сотен, к тому же они были изрядно потрепаны имперской пограничной стражей. Это был один из тех отрядов, которые выступили на стороне Ромерта, принца-изгнанника. Планы Ромерта сорвались, и кронты с того времени были предоставлены сами себе. Конечно, мятежный принц привлек их на свою сторону не уговорами и посулами, а обычной предоплатой. Но денег много не бывает, и поэтому кронты решили наведаться в Империю. Там их, конечно, никто не ждал, но к подобным событиям были готовы. Одни, после того как получили от пограничной стражи, сразу вернулись в свои степи, другие задержались, чтобы получить еще раз, ну а эти оказались самыми невезучими.

Их долго преследовали, пытаясь загнать в болота, которые мы недавно пересекли, но кронтам удалось этого избежать. Все это мы узнали на следующий день, когда на место прибыл конный отряд пограничной стражи, так долго их преследующий.

В общем, на лагерь севелугов кронты наткнулись случайно и не смогли устоять от соблазна напасть на мирно спящее селение.

Стойбище севелугов состояло из тридцати пяти шатров, еще пять шатров стояло в отдалении, уж не знаю, по каким причинам. Если предположить, что в каждом шатре имелось по два воина, а по моим наблюдениям, так оно и получалось, выходило, что защитников вместе с нами было около сотни.

Не имеют обыкновения кочевники селиться большим станом в одном месте, степь широкая, зачем топтать траву, мешая друг другу, места на всех хватит. Для набега или еще для каких-нибудь других целей достаточно объехать соседей и назначить место сбора. Да не столь уж и многочисленны севелуги, и их спасает только то, что они находятся под рукой императора. Считается, для того чтобы народность не вымерла, необходимо не менее семи тысяч представителей. Иначе вырождение неизбежно. Не знаю, сколько осталось севелугов, а выяснить это у Скройла не удалось…

Я проснулся от шума, доносящегося сквозь тонкие стенки шатра. Горднер был уже на ногах и здоровой рукой надевал на себя перевязь со шпагой. Левая его рука висела на платке, и доктор категорически требовал, чтобы он двигал ею как можно меньше. Рана плохо затягивалась и грозила разойтись в любой момент.

Мне не потребовалось много времени, чтобы полностью экипироваться. Тем более спал я практически полностью одетым. Нет, возможность раздеться была, слишком уж выразительно поглядывала на меня одна из танцовщиц, милая девушка с пышными волосами и славной фигуркой, которую невозможно было спрятать даже за изукрашенным сложным узором балахоном наряда.

Такие взгляды и без перевода понятны, да и потом она определенно оказывала мне знаки внимания. Я даже успел узнать, что ее зовут Гелла.

Кончилось это тем, что я, от греха подальше в самом прямом смысле этого слова, удалился в свой вигвам. Вскоре пришел Горднер, тоже один, но по причине еще слабого здоровья…

Когда я бросился за Горднером к выходу из шатра, успев накинуть перевязь со шпагой и схватив оба своих пистолета, тот остановил меня криком: «Режет!»

Я обалдело помотал головой: кто режет, кого режет? И почему это Горднер заговорил на моем родном языке? И лишь через мгновение сообразил, что он имеет в виду кожаный жилет с двумя разрезами по бокам, являющийся своеобразной пародией на кирасу. Назывался жилет на общеимперском именно таким странным словом.

Я накинул режет поверх перевязи, благо его длина позволяла, спускаясь чуть ниже крайней точки живота. Дальше следовало завернуть края за спину и зафиксировать на животе ремешками с металлической пряжкой. Но сейчас было не до этого, и потом, ремешки не слишком длинные, чуть выше колен, как-нибудь не запутаюсь. Кстати, «кирас» в той лавке, где я и купил свою, предлагалось несколько вариаций: со вставленной между слоями кожи кольчужной сеткой мелкого плетения, с наплечниками, с усиленным нагрудником. Я выбрал самую простую, в основном из-за цены. Помнится, тогда мне еще в голову пришла мысль, что наплечники со временем эволюционировали в эполеты, затем в погоны, а потом и вовсе чуть не исчезли, превратившись в шевроны на рукаве.

Выскочив из шатра, я обнаружил, что наши люди уже успели выстроиться в одну линию, параллельно доносившемуся шуму боя. От Горднера, стоявшего позади шеренги, ощутимо веяло уверенностью и спокойствием. На миг обернувшись, он указал на место слева от себя.

Ну что ж, восемь выстрелов в упор картечью – это весьма убедительно. Все бойцы нашего отряда кроме ружей были вооружены еще и пистолетами. Вот копий не было совсем, а против конников они бы очень пригодились. Сабля в такой ситуации особого веса не имеет.

Горднер рыкнул своим феноменальным голосом, способным привести в чувство кого угодно:

– Стрелять только по команде.

И вскоре ему пришлось эту самую команду подать. Едва ли не сразу же из-за ближайших шатров показалось несколько всадников, громко ухающих. Такой сигнал я уже слышал на переправе, так что сомнений быть не могло, это кронты. Видимо, они прошли краем стойбища, обойдя его со стороны леса. Как же предусмотрителен был Горднер, приказавший поменять пули на картечь сразу же, как только мы сюда прибыли. Пуля – дура, а картечь, разлетаясь после выстрела, еще дурнее.