Застава на Якорном поле (Сборник) - Владислав Крапивин

«А все-таки, все-таки как он сумел пройти сквозь силовой барьер, который не может преодолеть никто?.. Кто вы, господин Кантор? И зачем вы мне врете?.. Или не только мне?»

Мальчик Ежики опустил глаза. Не от робости. От боязни, что Кантор догадается, о чем думает Матиуш. Надо быть хитрым. Матвей Юлиус Радомир ступил на тропу войны. Неизвестно с кем, с каким злом. Но это — зло. Это — война. И сдержанность нужна сейчас, как маскировочный комбинезон десантнику.

Ежики зевнул:

— Все-таки голова гудит. Лягу…

— Конечно, конечно…

— Значит, доктор считает, что все мне приснилось?

— Ну, Матиуш, посуди сам…

— Ладно…

— У меня к тебе просьба, мальчик. Не уходи несколько дней из лицея. Сам понимаешь…

— А форменный костюм? Он же в камере хранения.

— Пустяки, я скажу, утром принесут новый… Хотя, по-моему, он тебе и не нужен. Мне кажется, у тебя на лицейскую форму просто аллергия какая-то.

Ежики повел плечом: что, мол, поделаешь…

— Не понимаю, мальчик, почему ты до сих пор не полюбил наш лицей. К тебе здесь всей душой… Не понимаю…

— А я не понимаю, почему меня не пускают домой! Давно мог бы жить там с тетей Асой…

— Ты же знаешь: я искренне хлопочу…

«Ага, хлопочешь ты…»

— Кстати, Матиуш, завтра вам лучше не ходить на занятия. Почитайте, посмотрите кино, отдохните. Доктор зайдет.

— Ну да, целый день в комнате сидеть! Пойду в школу.

4. Хранители. Яшка

Утром Ежики увидел в шкафу новый форменный костюм — со всеми позументами и лампасами. Но сделал вид, что не заметил его. Назло лицейским нравам выбрал пеструю рубашку — с черными и белыми чертенятами на малиновой материи. Конечно, не следовало слишком дразнить Кантора и воспитателей, но и притворяться чересчур послушным не стоило — это ведь тоже подозрительно.

К тому же сегодня был «гуманитарный» день, лекции по истории и литературе читались не во внутренних классах, а в здании старой Классической гимназии, на них сходились ребята из разных школ и училищ, где не было никакой формы. И Ежики знал, что, отличаясь от лицеистов, он зато не будет выделяться из основной разноцветной толпы.

Гимназия стояла в трех кварталах от лицейского парка, на маленькой площади Наук с памятником Копернику. Серый камень, узкие окна, колонны, широкая лестница ведет к входу. Обычно перед занятиями на лестнице пестрым-пестро: и сидят, и скачут, и по-всякому играют… Но сейчас было еще рано. Ежики ушел из лицея задолго до начала лекций, на ходу ухватил в столовой стакан сока и кекс. Не хотелось никого встречать, ни с кем говорить. Вчерашнее помнилось четко, однако уже без тоскливой тревоги. Была у Ежики надежда. И ожидание. Что-то должно было случиться. Непонятно, что именно, однако — все к лучшему. Он теперь не надеялся на какое-то особенное чудо: утро приносит мыслям ясность и прогоняет сказки. И все-таки… Якорное поле есть. И те ребята есть. И значит, что-то еще будет … Грустно было, но дрожала в этой грусти капелька радости…

По краям гимназической лестницы на невысоких гранитных пьедесталах в давние времена были поставлены бронзовые скульптуры. Справа — задумчивая тетенька в широком и длинном, со складками, платье, в венке на волосах. Она сидела и чертила веткой у своих ног букву «А». Скульптура называлась «Знание». У складчатого подола приткнулись два голых пухлощеких пацаненка с приоткрытыми ртами: постигали азы премудрости. На тетеньку и ее учеников никто не обращал внимания.

Зато вторую скульптуру любили. Это была «Наука». Вздыбился бронзовый конь, а на него пытается вскочить гибкий мальчишка с длинным шарфом за плечами. Хочет оседлать и покорить Науку. Вцепился в гриву, закинул ногу, а другая нога свесилась. Она совсем не высоко. И голая пятка мальчика блестит свежей бронзой. Сильно стерта. Потому что многие школьники, когда бегут на уроки, подскакивают и щекочут пятку. Считается, что, если пощекочешь мальчишку, он поможет тебе не нахватать плохих отметок…

Ежики никогда не подпрыгивал и не тянулся к бронзовой пятке. Потому что не хотел верить приметам, в которые верили другие лицеисты. Но мальчик на коне ему нравился. Иногда казалось даже, что он чуть-чуть похож на Ярика. И Ежики взглядывал на маленького наездника с симпатией. Взглянул и сейчас…

А внизу, у гранитного постамента, Ежики увидел другого мальчика — настоящего. В белой блузе с красным откидным воротником. Небольшого — лет восьми-девяти. Он сидел на ступенях, раскинув ноги в разлапистых сандалиях с длинной, выше щиколоток, оплеткой. Сандалии были помидорного цвета. «Гусенок лапчатый», — с неожиданной ласковостью усмехнулся Ежики. И вспомнил опять Филиппа. Хотя нисколько, вот ни капельки не были похожи Филипп и Гусенок. Этот — светло-русый, веселый. Что-то насвистывал и жонглировал темными мохнатыми шариками.

На миг они встретились глазами. Ежики смущенно мигнул, прошел вверх. Хотелось оглянуться и почему-то неловко было. И вдруг он услышал сзади:

— Ежики…

Замер. Обернулся рывком:

— Что?!

Мальчик стоял ниже на пять ступенек. Улыбался. Держал на ладонях два крупных колючих каштана.

— Правда, как ежики? Все ладони мне истыкали.

Ежики молчал, по нему волной прошли досада и облегчение. А у мальчишки в глазах за веселостью мелькнуло беспокойство.

Тогда, чтобы не обидеть, не испугать Гусенка, Ежики шагнул ниже, тронул шипы каштанов.

— Ага… Где нарвал такие?

— Да на бульваре! — Он махнул назад волосами. — Сами нападали, полным-полно…

И замолчали оба. Вдруг потупились.

Чтобы не молчать долго, Ежики спросил:

— А чего ты тут… сидишь один-то?

— А так… сижу… — Гусенок переступил помидорными лапами. Посмотрел на бронзового наездника. — Прыгал, прыгал, чтоб до пятки его достать. Не достал… — И глянул вопросительно.

— Ну, давай, — усмехнулся Ежики.

Мальчишка задрал подол широкой, как платьице, блузы, в карман мятых шортиков безжалостно запихал каштаны, растопырил локти, чуть присел.

— Я сам прыгну, ты только подтолкни.

Ежики метнул его, пружинистого, легкого, над головой. Взлетел красный воротник, волосы. Мальчик мазнул пальцем по блестящей бронзе. Приземлился на корточки, вскочил.

— Теперь хорошо… Спасибо тебе. — И вдруг сморщился, засопел. Снова вздернул блузу. — Царапается там…

— Конечно, дикобразы такие, — сказал Ежики. — Вытащи ты их…

Но Гусенок вытащил не каштаны. Из другого кармашка вынул, положил на ладонь черный якорек.

…Тот самый?

По крайней мере, в точности такой же.

Рука у Ежики сама дернулась к якорьку. И так же дернулась — назад — ладонь мальчика. Сжались пальцы. Ежики смущенно и сердито опустил руку. Гусенок виновато улыбнулся, разжал кулак.

Ежики сказал насупленно:

— Не бойся.

— Я и не боюсь… Смотри, если хочешь.

Ежики тронул пальцем колючую лапку.

— Ты где его взял?

— Вчера нашел в парке, — охотно признался Гусенок.

Сердце у Ежики — бух, бух, бух…

— В каком парке?

— В нашем, лицейском…

«Спокойно, Ежики, спокойно… Кантор тогда стоял у окна, рукой махнул. Выбросил?.. Подожди, надо по порядку. И не надо пугать маленького…»

— Разве ты в лицее учишься? Я тебя не видел.

— Я недавно… А тебя я видел, в столовой…

— А почему ты без формы?

— Ты вот тоже без формы, — с хитринкой заметил мальчик.

— Я ее терпеть не могу.

— А я… не знаю. Может, я тоже… Но пока мне ее просто не дали.

— А якорек… Ты нашел недалеко от угла, где спальное крыло?

— Да… Я играл там. Знаешь, где старый пень от дуба?

— Постой… Темно ведь было! Так поздно играл?

Гусенок слегка смешался:

— Ага… Ты не говори никому. Я там с фонариком бродил. Посветил под ноги, а он лежит в траве.

— Из моего окна вылетел, — не сдержался, вздохнул Ежики.

У мальчика лицо стало огорченным и озабоченным. Набухла нижняя губа, сошлись маленькие светлые брови.

— Не веришь? Я им вчера тоже исцарапался. Вот, смотри… И в кармане от него дырки… — Ежики вывернул подкладку. — Видишь…

— Тогда бери, — печально сказал Гусенок. — Раз он твой…

Ежики протянул было пальцы. Не взял. Зачем? Главное, что якорек есть!

«Есть, есть, есть!» — радостными толчками отдалось в нем. А у кого якорек хранится — неважно. Важно, что Ежики про себя знает: он был вчера на Якорном поле! В самом деле был!

И хороший этот пацаненок в помидорных сандалиях пускай тоже радуется.

Ежики весело сказал известную считалку-поговорку:

Кто гребет —Того и лодка,Кто нашел —Того находка, —

и добавил: — Оставь себе.

Гусенок серьезно возразил:

— Находка — это если не знаешь, кто потерял. А я ведь знаю.