Кодекс - Дуглас Престон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я трус. Ты смелее меня, младший брат. Иди. — Филипп стиснул ему плечо, взял факел и вошел внутрь. Том и Вернон последовали за братом.
Они попали в просторное помещение размером примерно восемь на десять футов. В середине возвышался каменный постамент, на котором сидела мумия: ноги подтянуты к подбородку, руки охватили колени. Черные волосы заплетены на затылке в косички. Губы высохли и обнажили зубы, нижняя челюсть отвалилась, и изо рта выпал какой-то предмет. Том присмотрелся и понял, что это вырезанная из нефрита куколка бабочки. В руке мертвец держал украшенный письменами полированный деревянный цилиндр длиной около восемнадцати дюймов. Рядом находился скромный погребальный набор: терракотовые фигурки, разбитые горшки и испещренные рисунками каменные плитки.
Том опустился на колени и попытался понять, как действуют двери. В каменном полу имелся паз; по нему катались отполированные каменные колесики, на которые опиралась дверь. Несколько колесиков лежали в стороне. Том поднял одно и подал Филиппу. Брат повертел его в руке.
— Несложный механизм, — заметил он. — Надо откатить дверь в сторону, и все дела. Вопрос в том, как заставить ее сдвинуться с места.
Они исследовали пространство вокруг, но не нашли очевидного ответа. Бораби ждал их снаружи и тут же кинулся с расспросами:
— Что найти?
— Ничего, — ответил Филипп.
Последним из гробницы показался Вернон. Он нес полированный деревянный цилиндр, который сжимала в руке мумия.
— Бораби, что это такое?
— Ключ в загробный мир.
— Интересно, — улыбнулся американец. И возвратился к гробнице отца. — Взгляните: по размеру ключ точно соответствует вентиляционным отверстиям. — Он начал вставлять цилиндр поочередно во все дырочки и чуть не упустил внутрь. — Из каждой наружу выходит воздух. Чувствуете? — Вернон приставлял по очереди ладонь к отверстиям. — Есть, есть, есть. А вот здесь — нет. Из этого вентиляционного отверстия воздух не идет.
Он вставил в него цилиндр. Тот вошел в дырочку на четырнадцать дюймов, а четыре осталось снаружи. Вернон подобрал с земли гладкий, тяжелый камень и подал Филиппу.
— Прошу. Честь открытия принадлежит тебе. Стукни по концу.
Филипп принял камень.
— Почему ты считаешь, что это получится?
— Дикая догадка и не более.
Филипп взвесил на ладони камень, собрался и с силой ударил по выступающей части цилиндра. Что-то щелкнуло, дерево целиком ушло в отверстие, затем наступила тишина.
Ничего не произошло. Филипп поковырял пальцем срез цилиндра. Он надежно застрял в дырочке.
— Черт! — потерял терпение Филипп и кинулся с кулаками на дверь: — Открывайся, зараза!
Раздался скрежет, пол под ногами завибрировал, и каменная дверь начала сдвигаться в сторону. Появилась темная щель, которая по мере того как каменные блоки катились на роликах по пазам, стала расширяться. Послышался новый щелчок, и дверь замерла.
Вход в гробницу был свободен.
Братья вглядывались в разверзшийся перед ними черный прямоугольник. Солнце только что выглянуло из-за вершин и, хотя успело вызолотить камни, светило под слишком острым углом, поэтому его лучи не проникали во мрак пещеры. Братья замерли, страшась заговорить и позвать отца. Из образовавшегося отверстия потянуло тлетворным запахом разложения — духом смерти.
67
Марк Хаузер ждал, наслаждаясь приятными лучами утреннего солнца и лаская пальцем грубоватый спусковой крючок автомата «стейр». Он знал оружие не хуже собственного тела и без него чувствовал себя не в своей тарелке. Металлический ствол согрелся от постоянного прикосновения, а годами отполированный его ладонями пластиковый приклад был гладким, словно женское бедро.
Хаузер удобно устроился в выемке скалы у спускавшейся вниз тропы. Со своего наблюдательного поста он не видел Бродбентов, но знал, что они внизу и будут возвращаться тем же путем, каким пришли. Наивные люди поступили именно так, как он рассчитывал. Привели его к гробнице Макса. И не к одной, а к целому некрополю. Хаузер подумал, что наконец достиг своей цели. Но на это потребовалось слишком много времени.
Бродбенты сослужили службу. Теперь спешить было некуда. Солнце только что встало — пусть как следует расслабятся, успокоятся, почувствуют себя в безопасности. А он тем временем продумает операцию до конца. Служба во Вьетнаме научила его терпению. Именно так вьетконговцы выиграли войну: у них оказалось больше терпения.
Хаузер обвел восхищенными глазами окрестности. Некрополь был огромен — тысячи захоронений и в каждом погребальные предметы. Вот оно — усыпанное спелыми плодами дерево, только срывай. Не говоря уже о бесценных древностях, обелисках, статуях, барельефах и других сокровищах Белого города. И сверх всего принадлежавшая Максу коллекция произведений искусства стоимостью полмиллиарда долларов. Он привезет кодекс и еще несколько небольших вещей, а на вырученные деньги вернется за всем остальным. Непременно вернется. На Белом городе можно заработать миллиарды. Миллиарды!
Хаузер нащупал в вещмешке пенал с сигарой и с сожалением оставил на месте. Не хватало только, чтобы Бродбенты почувствовали запах табака.
Приходилось идти на жертвы.
68
Четверо братьев словно приросли к земле и не сводили глаз с прямоугольного провала в темноту. Они не могли ни двинуться с места, ни заговорить. Бежали секунды, складывались в минуты, а из пещеры по-прежнему тянуло гнилостной затхлостью. Ни один не решался войти.
И вдруг из глубины раздалось покашливание, а затем шарканье ног.
Братья застыли, будто парализованные, и молча ждали.
Снова шарканье ног. И тут Том понял: отец жив! Он идет к ним из гробницы. Но, как и остальные, Том все еще был не в силах пошевелиться. Когда напряжение стало невыносимым, в черном прямоугольнике постепенно материализовалось лицо. Еще один шаркающий шаг — смутно проявилась фигура. Мгновение — и она обрела четкие очертания.
Человек был страшнее трупа. Он остановился перед ними и заморгал. Он был абсолютно гол, грязен и совершенно иссох, согнулся в три погибели, ничем не отличался от мертвеца и распространял вокруг себя дух смерти.
Максвелл Бродбент собственной персоной.
Секунды продолжали свой бег, а братья так и стояли, словно лишились дара речи.
Бродбент смотрел на них. У него сильно дергалось веко. Он зажмурился и снова открыл глаза. Они были пустыми — два провала в черных кратерах исхудавшего лица. Бродбент быстро переводил взгляд с одного сына на другого. А затем шумно вздохнул.
Том, сколько ни пытался, не мог ни двинуться, ни заговорить. А отец тем временем немного распрямился и опять обвел их взглядом, но на этот раз более осмысленным. Кашлянул, губы пошевелились, но он не проронил ни звука. Поднял трясущуюся руку и что-то прохрипел. Братья подались вперед, стараясь разобрать, что он хотел сказать.