Миля над землей - Лиз Томфорд

не сделала ничего из того, чего я от тебя ожидала.

– Ты права, мам. Я такое разочарование, верно? Потому что я лучше буду работать волонтером в собачьем приюте, чем останусь дома корчить из себя степфордскую жену[15]. Или потому что я лучше пойду за покупками в комиссионку, чем надену то дерьмо, которое носишь ты и все твои претенциозные подруги. Или, может быть, я разочаровываю, потому что не хочу выходить замуж за парня, который использовал меня три года, пока ему было скучно. Прости, я больше не хочу быть его вариантом, мама, я устала от того, что вы оба заставляете меня чувствовать, что я недостаточно хороша. Я действительно покончила со всеми, кто заставляет меня так себя чувствовать.

– Стиви, я…

Мама не может продолжать, потому что Зандерс быстро подходит и закрывает ноутбук.

– Что ты делаешь?! – Я все еще взвинчена, энергия так и течет по моим жилам. Я хочу продолжить. Хочу высказать все, что когда-либо было у меня на уме. Понятия не имею, откуда это берется, но сейчас я не могу остановиться.

– Останавливаю ее. – Зандерс говорит спокойно и сосредоточенно. – Ты сказала то, что тебе нужно было сказать, и, насколько я могу судить, я бы не хотел слышать ничего, что она могла бы возразить. Пока она не научится говорить с тобой, она не будет с тобой разговаривать. По крайней мере, не в моем доме.

Я делаю несколько глубоких вдохов, успокаиваясь. Или, по крайней мере, пытаясь это сделать.

– Ты в порядке? – тихо спрашивает он.

– Она такая стерва.

Из его груди вырывается смех.

– Да, она такая. Но ты в порядке?

Я делаю долгий глубокий вдох:

– Да, в общем да. Это было приятно.

– Черт возьми, да. Молодец, детка.

Я хотела бы сказать, что не знаю, откуда взялась эта новообретенная уверенность, но это было бы ложью. Она возникла благодаря почти двухметровому хоккеисту в татуировках и золотых украшениях, который не дает мне забыть о том, чего я сто́ю.

– Я просто хочу, чтобы она приняла меня такой, какая я есть, и тот факт, что ее одобрение или его отсутствие так сильно меня беспокоит, приводит в бешенство.

– Не хочу читать тебе нравоучения, Ви, но правильные люди, те, кто заслуживает того, чтобы присутствовать в твоей жизни, примут тебя именно такой, какая ты есть. Это то, чему я быстро научился в последнее время.

Я склоняю голову набок, выражение моего лица смягчается, недавний гнев рассеивается.

– Я принимаю тебя таким, какой ты есть.

Он морщит нос, а потом садится рядом и, спихнув меня со стула, усаживает к себе на колени.

– Я знаю. – Слова сопровождаются быстрым поцелуем. – И я принимаю тебя, но что более важно, в какой-то момент тебе нужно будет самой принять себя.

Тьфу, ну что за мужчина.

– Хорошо, мистер «Почти десять лет терапии». – Я утыкаюсь ему в шею, мой голос приглушен его кожей. – Я действительно принимаю себя.

Он отстраняется, заставляя меня посмотреть в его карие глаза.

– Правда?

Кивнув, я тихо добавляю:

– Вообще-то, да. Я начала признавать, что моя фигура отличается от фигур девушек, с которыми я росла, и это нормально. И я приняла свои вьющиеся волосы, хотя всегда хотела, чтобы они были другими. Я просто провела много времени с людьми, которые заставляли меня чувствовать, что я недостаточно хороша или выгляжу не так, как они хотят, что я не думала, что мне это может нравиться. Но я начинаю понимать.

Зандерс смотрит на меня, и на его губах появляется мягкая, гордая улыбка.

– Не все время, – продолжаю я. – Бывает много дней, когда я все еще чувствую дискомфорт, но раньше это было каждый день. Теперь это не так.

Он убирает с моего лица беспорядок, который я предпочитаю называть своей утренней прической.

– Это уже прогресс, Ви.

– Прогресс, – соглашаюсь я.

– Однажды, я надеюсь, ты сможешь в полной мере оценить тело, в котором живешь, потому что, милая, оно обжигающе горячее, и мой член никогда не был так счастлив.

– Господи, – я со смехом откидываюсь назад, – ты неисправим.

– Ты одержима мной. Признайся. – Он покрывает поцелуями мою шею и щеку. – И, кстати, у меня новый номер, так что я сообщу тебе его позже, хорошо?

– Из-за твоей матери?

Выражение лица Зандерса становится пустым и застывшим, но потом он кивает в знак подтверждения.

– Хочешь поговорить о вчерашнем?

– На самом деле нет.

Я одариваю его понимающей улыбкой:

– Хорошо.

Зандерс колеблется, вглядываясь в мое лицо, а потом глубоко вздыхает.

– У меня случилась паническая атака, потому что я был зол на нее за все. За то, что позвонила мне, за то, что бросила меня, когда я был подростком, за то, что попыталась вернуться в мою жизнь из-за моих денег. Такие приступы у меня бывают нечасто, но если я действительно расстроен и не могу ясно мыслить, иногда меня накрывает.

Я по-прежнему обнимаю его за шею.

– Тебя это пугает? – осторожно спрашивает он. – Может, мне стоит успокоиться и не рассказывать тебе абсолютно все. Это для тебя чересчур.

Я в замешательстве сдвигаю брови:

– Что? Нет, конечно, нет. Я думаю, что это, вероятно, самая привлекательная черта в тебе – твоя открытость по отношению к своему психическому здоровью.

– Привлекательнее, чем мое горячее тело или, как ты неоднократно стонала прошлой ночью, мой отмеченный наградами член? – Его улыбка не могла бы быть более самодовольной.

– Почти так же привлекательна, как и твоя скромная личность, – невозмутимо отвечаю я. – И твоя мама – сущий кошмар, Зи.

– Как и твоя.

Я кладу голову ему на плечо.

– Посмотри на нас, – поддразниваю я. – Травма сближает.

Его тело вздрагивает подо мной в беззвучном смехе.

– Вчера я понял, что, кажется, злюсь на нее за то, что она причинила боль моему отцу, и, честно говоря, я никогда раньше не думал об этом с его точки зрения.

– Ты с ним разговаривал?

Зандерс качает головой:

– Не разговаривал с самого Рождества. Не пойми меня неправильно, я все еще зол на него, но не так сильно, как я думал. Я был эгоистом, думая, что пострадал только я, а ведь от него ушла жена. Даже сейчас, говоря это, я не могу разобраться в своих чувствах.

Я слегка почесываю кожу под его изрядно всклокоченными волосами.

– Прогресс, – повторяю я его предыдущие слова.

Карие глаза сияют пониманием.

– Прогресс. – Он прячет лицо у меня на шее. – Что ты думаешь насчет того, чтобы, возможно, прийти на мои игры?

– Зи, – поддразниваю я, отстраняя его лицо и заставляя посмотреть на меня. – Так официально. Ты предлагаешь мне стать твоей постоянной девушкой?

– Да. – Он целует меня в губы.

– Ты действительно думаешь, что это хорошая идея? Я не хочу, чтобы меня кто-нибудь увидел.

– Может, и нет, но у меня никогда не было никого, кто пришел бы поболеть за меня, кроме сестры, и это было бы здорово.

Меня переполняет понимание.

– Тогда я там буду.

– Да? – Он прямо лучится надеждой.

– Да, но